Глава 28

Если кто-то думает, что первые дни материнства проходят как в идиллических картинках — молодая мать мирно качает младенца в кресле-качалке, напевая колыбельные, пока за окном щебечут птички и цветут розы, то этот кто-то явно не пытался одновременно кормить новорожденного, который орет как пожарная сирена, разбираться с послеродовыми болями, которые заставляют ходить как ковбоя после особенно трудного дня в седле, и при этом думать о том, что где-то внизу в гостиной сидит король и ждет аудиенции с женщиной, которая родила его сына, но так и не рассказала ему об этом.

Потому что я сейчас лежала в постели с трехдневным Эдмундом на руках, который только что закончил свой очередной концерт недовольства жизнью и наконец заснул, выглядя при этом как ангелочек, который и мухи не обидит, а не как крохотный тиран, который не дает спать всему поместью.

— Хозяйка, — тихо сказала Марта, заглядывая в комнату, — его величество все еще внизу. Уже третий день. Говорит, никуда не уедет, пока не поговорит с вами.

— А что ему сказать? — прошептала я, осторожно укладывая спящего малыша в колыбель. — «Привет, дорогой, кстати, вот твой сын, но не обращай внимания, я просто забыла тебе сообщить»?

— Может, стоит просто честно рассказать правду?

— Какую правду? Что я скрывала беременность, чтобы не разрушить его брак и не обречь ребенка на жизнь бастарда?

Снорри поднял голову с коврика у кроватки:

— А может, он уже все понял? Не зря же примчался сюда именно в момент родов.

— Солас что-нибудь передавал?

— Передавал. Что его хозяин очень встревожен, очень зол на самого себя и очень хочет все исправить. Какое именно «все» — не уточнял.

Я встала с кровати, подошла к окну и выглянула во двор. Там стояла королевская карета, паслись лошади королевской стражи, а среди них — знакомый силуэт Соласа, который поднял голову и посмотрел прямо на окно, как будто чувствовал мой взгляд.

— Он красивый, — мысленно сказал Снорри, тоже глядя на жеребца. — И очень грустный.

— Скучает по тебе?

— По нам обоим. Говорит, что в королевских конюшнях скучно без интересных разговоров.

В дверь тихо постучали. Вошла служанка Роза с подносом чая и волнением во всем облике.

— Хозяйка, — прошептала она, — его величество спрашивает, можно ли ему подняться к вам. Говорит, что готов ждать, сколько понадобится, но очень просит о разговоре.

Я посмотрела на спящего Эдмунда, на свое отражение в зеркале — бледное, усталое лицо, растрепанные волосы, — и поняла, что откладывать эту встречу больше нельзя.

— Скажите его величеству, что я приму его через полчаса, — сказала я. — И попросите Марту помочь мне привести себя в порядок.

Полчаса спустя я сидела в кресле у камина в своей лучшей домашней одежде, волосы были заплетены в аккуратную косу, а Эдмунд мирно спал в колыбели рядом. Снорри устроился у моих ног, готовый к моральной поддержке.

Когда дверь открылась и вошел Арно, время словно остановилось. Он выглядел усталым, осунувшимся, в его глазах была смесь надежды, страха и такой любви, что у меня перехватило дыхание. Он был все тем же Арно — моим Арно, — только теперь с короной и грузом ответственности на плечах.

— Мэйрин, — сказал он тихо, останавливаясь в нескольких шагах от меня.

— Ваше величество, — ответила я, пытаясь встать, но он жестом остановил меня.

— Не надо церемоний. Пожалуйста.

Мы смотрели друг на друга в тишине, которая была полна невысказанных слов, нерешенных вопросов и боли разлуки.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он наконец.

— Хорошо. Устало, но это нормально после родов.

— А… ребенок?

Я посмотрела на колыбель, где спал Эдмунд.

— Здоровый. Крепкий. Очень… активный.

Арно сделал шаг к колыбели, потом остановился:

— Можно посмотреть?

— Конечно.

Он подошел к колыбели и замер, глядя на спящего младенца. По его лицу я видела, как он изучает крохотные черты, ищет сходство, пытается понять…

— Боже мой, — прошептал он. — Он… он похож…

— На тебя, — закончила я. — Подбородок точно твой. И нос, кажется, тоже будет твоим.

Арно медленно опустился на колени рядом с колыбелью. Его рука дрожала, когда он осторожно коснулся крохотной ручки ребенка.

— Это мой сын, — сказал он, и это было не вопросом, а утверждением.

— Да.

— Почему ты не сказала мне?

Я долго молчала, подбирая слова.

— Потому что это ничего бы не изменило. Ты все равно должен был жениться на Изабелле. А я не хотела, чтобы ты мучился, зная о ребенке, которого не можешь признать.

— Не можешь признать? — Он повернулся ко мне, и в его глазах вспыхнул огонь. — Мэйрин, это мой сын! Мой наследник!

— Твой незаконнорожденный сын, — поправила я. — Бастард. Который всю жизнь будет жить в тени твоих законных детей с королевой.

— Нет, — решительно сказал он. — Нет, этого не будет.

— Арно…

— Я пришел сюда не просто навестить вас, — сказал он, поднимаясь с колен. — Я пришел с предложением.

— Каким предложением?

Он достал из кармана свиток с королевской печатью.

— Новый закон, который я провел через королевский совет за последний месяц. Теперь король может развестись если его жена не забеременела в течении восьми месяцев после заключения брака.

Я уставилась на него:

— Что?

— Развод с Изабеллой и то, что я отдам ей престол в ее стране, обеспечивает мир с восточными королевствами. Брак с тобой — союз с древним родом Ленуаров и легитимизацию нашего сына.

— Ты… ты изменил законы всего королевства ради того, чтобы жениться на мне?

— Ради того, чтобы быть с семьей, которую люблю, — поправил он. — Ради того, чтобы наш сын рос в доме, где его любят оба родителя.

— А что скажет Изабелла?

— Изабелла согласилась. Более того, она поддерживает эту идею. Говорит, что лучше делить развестись, чем быто обоим несчастными. Притом, что она останется королевой.

— И совет? Дворяне? Церковь?

— Совет проголосовал за. Дворяне поняли политическую выгоду. А архиепископ благословил союз, назвав его «восстановлением справедливости для невинно пострадавших».

Я молчала, пытаясь осознать услышанное. Арно перевернул весь мир ради нас. Изменил законы, убедил церковь, заставил дворянство принять революционную идею.

— Мэйрин, — сказал он, опускаясь на одно колено рядом с моим креслом, — хочешь ли ты стать моей женой? Королевой? Матерью признанного принца?

В этот момент Эдмунд проснулся и негромко заплакал. Я взяла его на руки, и он сразу успокоился, широко открыв глаза и уставившись на Арно с серьезностью древнего мудреца.

— Привет, сынок, — прошептал Арно, осторожно касаясь щечки малыша. — Я твой папа.

И Эдмунд, как будто понимая значение этих слов, улыбнулся — первой настоящей улыбкой в своей жизни.

— Кажется, он одобряет, — засмеялась я сквозь слезы.

— А ты? — Арно посмотрел на меня с надеждой. — Ты одобряешь?

Я посмотрела на него — на короля, который отказался от всех условностей ради любви, на отца, который готов был изменить мир ради своего сына, на мужчину, который преодолел все препятствия, чтобы вернуться к нам.

— Да, — сказала я. — Да, я хочу стать твоей женой. И хочу, чтобы Эдмунд рос, зная своего отца.

Арно встал и осторожно обнял нас обоих — меня и сына. В его объятиях я почувствовала то, чего не хватало все эти месяцы — ощущение полноты, целостности, семьи.

— Я люблю вас, — прошептал он. — Обоих. И больше никогда вас не отпущу.

— И мы тебя любим, — ответила я, глядя на Эдмунда, который мирно сопел в объятиях отца.

Снорри довольно вздохнул с коврика:

— Наконец-то. А то я уже думал, вы так и будете ходить вокруг да около до второго пришествия.

А за окном Солас радостно заржал, как будто тоже понимал, что его семья наконец воссоединилась.

— Когда свадьба? — спросила я.

— Как только ты будешь готова, — ответил Арно. — Хоть завтра.

— Через месяц, — решила я. — Нужно время, чтобы восстановиться после родов и подготовить все как следует.

— Месяц, — согласился он. — А пока мы можем просто быть семьей. Наконец-то.

И мы остались сидеть у камина — я, Арно и наш сын, — планируя будущее, которое казалось невозможным еще неделю назад, но теперь было реальным, как тепло огня и биение наших сердец.

Любовь действительно оказалась сильнее условностей. Надо было только набраться смелости за нее бороться.

Загрузка...