Глава 15

Мама кидает полотенце на стол.

— Саша, это называется ответственность.

— Ой, мам, только давай про ответственность не мне. Я уж от своей точно никогда не уклонялась, иначе у тебя до сих пор внуков не было бы…

— А это еще ничего не означает. Ты… Ладно, вы, Сашка такой же. Вы всю жизнь сначала дел наделаете, а потом пытаетесь все исправить. Я-то надеялась, что хоть с возрастом это пройдет, но видимо нет.

Я еле сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Нет-нет-нет, я не хочу сегодня быть виноватой ни в чем. Это мне изменили, это меня с детьми кинули! Почему все всё на меня перекладывают?

— На этот раз я в чем не права?

Людмила Владимировна какое-то время медлит. А я надеюсь, что она решит мои чувства поберечь. А я еще свекрови своей боялась, а тут родная мать прошлась вдоль и поперек.

— В том, что сбежала.

— А что я должна была сделать? Простить? А если я не знаю, как простить измену? — слезы на глазах выступают сами собой. Надо же, неделю не плакала, а тут опять. Но ведь это же правда, я действительно не знаю, как его простить, даже если захочу.

Мама вздыхает, устало трет шею:

— Сань, да ты от него всю жизнь бежишь…

_______________________

В пятницу он попытается подойти ко мне в школе, я увижу это по его глазам, по тому как сделает шаг в направлении меня. Но я отрицательно машу головой: «Не надо». И он отступает. Теперь мы меняемся местами. Сашка натыкается на меня повсюду, изучающе рассматривает, виновато отводя взгляд. А вот я всячески стараюсь его не замечать.

Впрочем, меня нет ни для кого. Я вообще хожу как замороженная, хорошо еще, что Аленка сегодня не пришла. Разговоров с ней я бы точно не пережила. Спасибо судьбе, что впереди выходные, можно отлежаться дома, зализывая свои раны.

Все выходные бабуля напрасно бьется надо мной, пытается то накормить, то напоить, лишь бы что-нибудь запихать в меня, как будто чувствует пустоту, засасывающую меня изнутри. С вопросами уже даже не лезет, я же все равно ничего не объясняю. И она находит единственное приемлемое для себя объяснение — внучка соскучилась по родителям. Я почти все время лежу на своей кровати, свернувшись клубком, а бабуля гладит меня по волосам и ласково шепчет: «Ну же, ребенок, потерпи совсем чуть-чуть, скоро мама с папой приедут».

А от этого становится только хуже. Потому что я уже не ребенок. Детство вдруг кончилось. Только сейчас до меня начинает доходить, кем я была все это время. Большим ребенком, жившим в мире своих грез. И в этих грезах было все так знакомо и уютно — мечты о теплых странах, чтобы папа и мама рядом, бабулины истории перед сном, а главное, близкий человек рядом. Только я ведь думала, что этим человеком окажется друг, а вернее подруга. Была же у меня Алена.

Но к ней приложением шел он. Никак не могу осознать, как Сашка попал в мою такую понятную и предсказуемую реальность. С самого начала мной двигало лишь любопытство, наивное и ничем не прикрытое. То самое непреодолимое чувство, что заставляет маленьких детей совать пальцы в розетку или хватать раскаленный чайник.

У меня ведь даже влюбленности к нему не было как таковой. Мне просто было комфортно в наших разговорах, нравилось думать о том, что у нас есть тайна от Сомовой, а большего и не надо было.

В итоге происходит то, к чему я не просто оказалась не готова. А то, чего просто не было в моем сознании. Тема секса была из какой-то другой жизни, не моей. Больше всего сбивала с толку моя готовность, то с какой легкостью я подстроилась под него, я ведь смутно, но понимала, на что иду. Да, не сразу, но я ведь позволила, разрешила, согласилась. Только сама не знаю зачем. Просто он был такой… несчастный? И этот его шепот: «Саня, помоги мне». Помогла. Кто бы мне теперь помог.

Иногда все же осмеливаюсь и смотрю на себя в зеркало. И вижу ее, незнакомку, так неожиданно ставшую женщиной…


О том, что что-то произошло, я пойму уже только по одному Аленкиному взгляду, когда после выходных откуда-то возьму в себе силы пойти в школу. Мы, как обычно, встретимся на нашем перекрестке, она вновь опоздает, прибежит подавленная, понуро опустив плечи. Вот только на этот раз никаких вопросов от меня. Мне бы со своими проблемами разобраться. А еще я боюсь, что стоит мне сказать хоть слово, Аленка сразу же узнает обо всем, что случилось между мной и ее братом. Глупо, знаю, но все равно никак не могу пересилить себя.

До школы мы дойдем, так и не сказав друг другу ни слова. Впрочем, за весь день тоже едва обменяемся парой фраз. И только когда пойдем домой, Чернова не выдержит и спросит:

— Ты чего сегодня весь день молчишь?

— А ты?

— Я первая спросила, — совсем по-детски говорит она.

Впрочем, я была готова к вопросу, благо все выходные практиковалась в выдумывании лжи на разные случаи жизни.

— Родители письмо прислали, что на новый год не смогут приехать, вот и расстроилась…

— Ааа, — понимающе кивает головой Аленка. — Это, наверное, очень тяжело, когда не можешь видеть своих родных. Она верит моему вранью, от чего становится еще тоскливей. Поэтому стараюсь поскорее отвести внимание от себя:

— А у тебя что случилось?

— Сашка, — одно слово, но объясняющее так много. Сашка. У меня вот тоже случился Сашка. И как бы ни было больно слушать о нем, какое-то другое чувство во мне очень бурно оживляется:

— А что он?

— А он в загул ушел, — поясняет Аленка и стыдливо прячет глаза. Я не хочу спрашивать дальше, не хочу, но упрямый язык сам задает следующий вопрос:

— Это как?

Она мнется какое-то время, по-моему, ей просто неудобно за то, что все это происходит внутри их семьи. Но желание выговориться берет вверх.

— В прошлый четверг у Стаса был… был бы день рождения. Это первый раз после его смерти, и у Сашки, видимо, крышу сорвало. Он тогда пришел домой пьянющий и какой-то неадекватный. Ты бы видела, какие у него глаза безумные были! — каждое слово Аленки отдает болью и переживанием за каждого из братьев. А все что я могу, это жадно ловить ее рассказ о Сашке, и гадать, было это до или после того, как он ушел от меня.

— Родители тоже на взводе тогда были, и так день тяжелый, а тут еще и Саша. Попытались его как-то усмирить, в итоге они с папой чуть не подрались… мы с мамой еле растащили их. На утро вроде бы успокоились, он даже извиниться попытался…

Значит после. Пульс учащается, хотя сама не понимаю от чего.

— А дальше? — дрожащим голосом спрашиваю я, но Алена, к счастью, этого не замечает.

— В школу ушел вроде нормальный. Точно не знаю, что там было… Не смогла с ним пойти, я тогда всю ночь не спала, проплакала. Мама дома оставила, хотя не надо было… Я как чувствовала, нужно было с ним идти, чтобы он ничего не натворил.

Нехорошее предчувствие подкатывает к горлу.

— Он… С Сашей что-то случилось?

— В пятницу домой не пришел. Родители чуть с ума не сошли, уже в милицию обращаться хотели, когда позвонил Артем… это старый друг Стаса. Короче. Сашка умотал в наш старый район и пил с ним весь день, еще подрался с кем-то. Папа потом за ним съездил, он никакой был, даже толком на ногах не стоял.

Я судорожно начинаю вспоминать, видела ли сегодня Сашку в школе, и сама себе отвечаю, что — нет. Но я-то думала, что это я от него прячусь.

— Выходные его дома продержали, — продолжила Аленка, настолько ушедшая в свои переживания, что совсем не замечала, что происходит со мной. — Утром должны были в школу пойти вместе, а он от меня сбежал… Сань, что же это теперь будет? А если он опять пьет? А если с ним что-то случилось?

Алена говорит совсем жалобно, а из глаз катятся слезы. Ох уж эти Черновские слезы, слишком много их для меня на этой неделе.

— Ты не знаешь где он?

— Даже представить не могу… Сань, что я родителям скажу? Если он вечером не придет… я даже не знаю.

— Придет, обязательно придет… — с непонятно откуда взявшейся уверенностью обещаю я. И говорю это с таким энтузиазмом, что Алена даже теряется.

Мы уже почти дошли до нашего перекрестка, поэтому крепко обнимаю подругу и еще раз обещаю, что все будет хорошо. Еле дожидаюсь, когда ее спина скроется за поворотом, и подрываюсь бежать в обратном направлении. Зима — не лучшее время для скоростных пробежек — пуховик, сапоги, шапка, все это значительно сковывает движения. Стараюсь не обращать внимание.

Сегодня понедельник — день наших занятий с Сашкой. Мы встречались два раза в неделю по понедельникам и четвергам. А значит… Ничего не значит, но ведь надеяться-то я могу? Я добегаю до родительского дома в рекордные сроки и только оказавшись у подъезда понимаю, что дышать уже не могу. Спортсмен из меня так себе, а тут еще морозный воздух. Хриплю, соплю… А вдруг его там нет?! А вдруг он там?! Что мне с ним тогда делать?! Какое-то время в непонятках прыгаю перед входной дверью, пока соседи не начинают косо поглядывать. А, была-не была. На шестой этаж я поднимаюсь очень медленно, чуть ли не сосчитав все ступеньки. И в какой же я впадаю ступор, когда перед нашей дверью никого нет… Утыкаюсь лбом в дверь и чуть не реву.

— Там никого нет, я проверял… — он говорит тихо, но в подъездной тишине его голос звучит для меня подобно грому.

Поворачиваюсь я тоже очень медленно, в страхе, что опять никого не увижу. Но в этот раз он есть. Сидит на ступеньках на пролет выше. Хмурый, колючий, с разбитой губой, но трезвый. И взгляд… Такой ясный и почему-то родной.

— Здравствуй, Саня…

Загрузка...