Медленно, но верно, мы успокаиваемся.
Тем же вечером ловлю Рому и обещаю, что если он будет лезть к Стасу, то я разрешу пацанам в комнате повесить ароматизатор с кокосовой отдушкой. Страшный сон среднего сына и его носа.
— Понял. Принял, — с обидой в глазах соглашается наш репейник.
На следующий день всем в школу. И некогда уже думать о том, что произошло.
С каждым новым днем жизнь набирает обороты. И мне это нравится. Нравится вставать по утрам, разгребать утренний хаос, бежать на работу, встречать своих учеников. Иногда учить их чему-то, иногда бороться с ними. Школьники меня не пугают, я больше не иду на уроки как на войну. Иногда импровизирую, иногда халявлю, а иногда мы с ними впахивем так, что искры из глаз. С коллегами у меня так же установились свои отношения, я теперь не инородное тело в этом мире, я часть чего-то большего. Кто бы мог подумать, что школа окажется именно тем, что доктор прописал.
А потом я несусь домой. К своим детям, к своему зоопарку. Это такое удовольствие каждый новый день решать какие-то проблемы с ними, делать уроки, играть, смеяться, иногда выяснять отношения. Не потому что я должна, а потому что это наша с ними жизнь, наша вселенная.
У них есть свои дела, своя жизнь. И это тоже безумно круто. Стас встречается с девочкой, Рома проколол ухо, Дамир по-тихому рулит всеми, при этом особо не палясь. Кир с каждый днем становится все взрослее, теряя свою мягкость и наращивая внутренний стержень. Мне вроде как и грустно, что уходит тот мой нежный мальчик, а с другой стороны, гордость за него берет свое. Он спорит с братьями, отстаивает свои границы, и тут же всегда готов стать на их защиту, когда я кого-то из них начинаю подозревать в очередном смертном грехе. Кажется, пора переселять его от девочек, парень заслужил переход во взрослую лигу. Только надо придумать куда. Не четвертым же его селить к пацанам?
Дочки тоже растут. В школе их хвалят, в театральном кружке боготворят. Чучелки умеют покорять людские сердца, когда надо.
Остается Саша. Про Сашу говорить сложно. Он совершенно точно есть в жизни наших детей. Я уверена, что он в курсе всего того, что происходит с ними. В чем-то даже больше меня. Он не говорит напрямую, но я слышу это по разговорам ребят. Иногда кто-то из них бросает, что надо спросить совета у папы. Я и рада, что они все наконец-то сблизились. С каждым новым днем они все больше обретают друг друга, наверстывая то, что было когда-то упущено. У них тоже своя вселенная. Но от этого мне становится грустно. Потому что мы-то как раз с ним идем параллельными курсами, то есть не пересекаясь.
Проходит месяц после нашего последнего разговора в подъезде, но он больше не зовет меня поговорить или вспомнить. А мне так этого не хватает. Не хватает ощущения, как очередная тугая пружина раскручивается в моей душе, словно отпуская куда-то ввысь его и мои грехи.
Он больше не пропускает никаких детских событий. Встречаем день рождения близняшек. А потом и Ромкин. Саша присутствует на каждом из них. Иногда, когда он в городе, он забирает всех со школы. Чем они там занимаются, я не знаю. Но дети возвращаются довольные. Несколько раз он ужинает у нас. Мы даже разговариваем, участвуя во всеобщей беседе, стараясь преодолеть неловкость.
У нас есть переписка с ним, где мы решаем какие-то вопросы. Строим какие-то планы. Даем советы. Но все это вокруг детей, и нет в этом никакого Мы.
Словно существуем рядом друг с другом. Но все еще не вместе. Я никогда не задаю личных вопросов, а он не отвечает.
Случилось то, чего я добивалась. Я научилась жить без него. Мы не стали друзьями, но и перестали воевать. Долгие семнадцать лет внутри нас шла война. Наша история началась тогда, когда никто не был готов к ней. Он переживал потерю брата, а я страдала под грузом собственных комплексов и обиды на мир, за то, что вселенная не приняла такую гениальную меня. Только сейчас понимаю, что не в Сомовой было дело и не в одноклассниках, это в первую очередь я отстранялась от них, уверенная, что никому я не нужна. Почему так было? Да какая теперь разница.
Только вот с Черновыми привычная схема не сработала. Сначала с Аленой, потом с Сашей. Встретились, блин, три одиночества.
Мы сошлись с Сашей в одной единственной точке времени, и все закрутилось. Но, то ли в силу возраста, то ли в силу личных особенностей, не смогли до конца принять события тех лет, по-своему извратив их. А потом жили в страхе и недоверие. Просто жизнь долго не оставляла нас в покое, вот и не было времени об этом думать. Трудности, они сближали, удерживали нас рядом, заставляя чувствовать себя нужными и необходимыми. Когда же все успокоилось, когда появилось время думать, тут нас и понесло, кого куда.
Хреново. Как не крути.
Нет, я приняла правильное решение, когда сказала, что нам надо расстаться. Мы не могли больше жить теми отношениями, которые завели нас в такой болезненный тупик. В последние года мы все больше изводили себя и другого, скрывая под маской благополучия свои истинные чувства.
Я тонула в своей никчемности, отталкивая мужа мнимой самодостаточностью, ледяным спокойствием и наигранной теплотой. Нет, я не врала, но я играла роль идеальной жены, которая убивала нас обоих. Нет идеальных жен или мужей. В своем стремление я потеряла не только себя, но и тем, кем был для меня Саша. А он сходил с ума, от того что не мог спасти меня. И почти ненавидел меня за то, что я не в состояние спасти его. Найдя единственный выход в измене.
Мы любили. Сильно, страстно, ненормально.
Наша любовь и погубила нас. Потому что это было слишком нервно, местами больно… А все из-за страха, что другой любит тебя не так сильно, что не нужны мы друг другу.
Саша сделал, правильно, что заставил нас вспоминать и разговаривать, поднимая из глубины все, что годами разъедало изнутри.
Больше нет обид, нет ненависти, но и нет тех отношений. Нет тех нас. Есть другая я. Есть другой он. Но он и она все никак не могут повстречаться в новой реальности, даже несмотря на общие знаменатели.
У нас есть шесть замечательных детей, мы родители. И пока что это все. Женщина во мне и мужчина в нем идут разными курсами.
2
Был четверг. День стирки. Последнее время было каким-то загруженным, то одно, то другое. Мы обросли кучей нестираного белья. И я, смирившись с перспективой глажки на все выходные, в третий раз загружала стиральную машинку. Разбирала пацанячьи футболки. Пятна от еды, бронебойный запах мужского пота (спортивная форма Стаса), получистые футболки Дамира. А вот Кир воротник порвал, выкинуть что ли? А вот краска… Стоп, краска. Зеленая, засохшая, не гуашь…
— Ром, — зову я сына, заходя к парням в комнату. — Где ты в краске уделался? Ее же не отстирать, только вайтспирит, и то, если повезет.
Парни сидят в комнате, как обычно уткнувшись в ноут, и что-то гоняют по экрану.
Мой вопрос остается без ответа.
— Ро-ма, — повторяю я по слогам. Мальчики бегло переглядываются, но продолжают пялиться в экран.
— Рома!
— Это в школе красили, вот он не смог пройти мимо, — вместо среднего сына отвечает Дамир. И опять никто на меня не смотрит.
— И что же у нас в школе красили?!
— Ну это… парты в кабинете биологии, — подключается Стас.
— Да-да, — с энтузиазмом соглашается с ними Роман.
Как мне надоели их недоговорки. В три шага пересекаю комнату и силой хлопаю по крышке ноута, что тот с треском захлопывается.
— Мама, ну там же онлайн подключение было… Теперь мне проигрыш засчитают, — ноет Ромка.
— Я тебе сейчас сама проигрыш засчитаю! Откуда краска, я тебя спрашиваю?! — и чего я так к этой краске привязалась. Сама не понимаю, но чувствую, что это жизненно важно.
Стас с Дамиром притихают, оценив мое настроение. В дверях появляются Кир с девочками.
Рома поворачивается ко мне и устало вздыхает.
— Стены я красил. Сте-ны. Понятно?
— Какие стены?
— Вертикальные, — дуется сын.
— Рома!
Я уже готова схватить его ухо, когда слышу Кира.
— У папы мы стены красили.
— Киииииир! — хором кричат остальные.
— Да ладно вам, надоело прятаться, — заявляет младший ребенок. — Папа квартиру купил, мы там ремонт делаем, уже два месяца как.
Все затихают.
— А почему молчали? — удивляюсь я. До меня еще пока не доходит, что Саша сам с детьми делает ремонт. У меня вообще в голове сейчас информация плохо по полочкам раскладывается.
— Потому что сюрприз, — разъясняет Дамир. — Саша хотел тебе квартиру на новый год подарить.
— Зачем? — глупо уточняю я у детей.
— Потому что ты на кухне спать больше не можешь, а к концу года я убью Рому из-за ванной. И Кир тоже уже взрослый, и с девками больше не может, — загибая пальцы, устраивает разбор полетов Стас.
— Там уже почти все окончено, — вставляет свои пять копеек Вика.
— Мамочка, тебе там понравится, — ну куда уж без Кристины, если Вика заговорила.
Пытаюсь осмыслить услышанное. Новая квартира. Ремонт. Дети. Саша. Переезд. Сюрприз. В тайне от меня. Даже свое отношение вычленить не могу.
— Сань, — зовет Дамир. — Ты не о том думаешь.
— А о чем надо думать? — это последний мой вопрос, который я еще четко осознаю, дальше мой разум взрывается от детской какофонии. Все шестеро говорят хором и одновременно.
— О том, что отец из Москву уехал…
— Папочка теперь здесь живет.
— Он тебе приятное хотел сделать.
— Он с работы ушел.
— Папа теперь с нами.
— Мааааам…
— Ааааааааа, — ору я, не выдерживая потока новостей.
Все шестеро замолкают и смотрят на меня испугано.
— Адрес, — требую я от Стаса.
— Но, — пытается возразить он. — Адрес, сказала я!
3
несмотря на поздний час, на улице достаточно светло благодаря многочисленным новогодним гирляндам, которыми уже успели украсить город.
Впрочем, мне не до них. Я как самая настоящая городская сумасшедшая несусь через дворы. Пуховик, шапка, сапоги мешают мне нещадно. Пару раз падаю в снег, а потом встаю и несусь дальше. Можно было на машине, но не уверена, что уехала бы дальше ближайшего столба.
Та самая новая квартира, находилась в новостройке за пару остановок от нашего дома. Я пару раз видела этот жилищный комплекс, проезжая мимо, но никогда особо не всматривалась. А теперь вот. Высокая многоэтажка в один миг стала сосредоточением моей жизни.
Нужный подъезд оказывается открытым, и лифт уже поднимает меня на предпоследний этаж. Заветная дверь тоже находится сразу, просто она одна на этаже.
Делаю шаг вперед и замираю. Весь запал вдруг куда-то улетучивается. Вот бежала сюда, хотелось рвать и метать. Прилетела, примчалась, нашла… и на этом все.
Начинает включаться мозг. Зачем я здесь? Хотелось закатить истерику, начать долбиться в дверь, пока не откроет. А потом был бы скандал. Не мои типичные саркастические выпады в сторону Сашки, не полуигривые шлепки и пинки, и даже не мои страдальческие метания. Это было бы что-то совершенно ужасное и некрасивое, где я бы вопила, дралась, царапалась и кусалась. Саше пришлось бы с силой затащить меня в квартиру и закрыть входную дверь, чтобы соседи полицию не вызвали.
Я бы кидалась на него снова и снова, цапнула бы за ухо, попыталась расцарапать глаза. Нервы, что с них взять?
Обвиняла бы его во всех смертных грехах, в том, что он сволочь, гад, наглый интриган и бездушный мудак. Чернову пришлось бы периодически уклоняться от моих выпадов, а потом же ловить меня, потому что в порыве эмоций я бы сама скорее всего летела бы куда-то не туда — то мимо двери, то в стену.
Затем Саше это все порядком бы надоело. Он с силой впечатает меня в стену, пока я не успокоюсь. Где-нибудь в груди опять поселились бы пустота и мрак. Как тогда, когда он ушел. Начну скользить вниз по стене, а Саше придется меня ловить. Мы будем сидеть на полу, я буду плакать, а он будет жалеть меня, гладя мое лицо, волосы, все время прижимая к себе и не отпуская ни на минуту.
В конце концов, придется прийти в себя. Саша отведет меня в ванную, умоет, выслушает мои очередные вопросы. Почему он мне ничего не сказал, почему скрывает, что уехал из Москвы?! У него как всегда будут ответы, на все. Логичные, выстроенные. И я вновь почувствую себя неразумным ребенком.
И чем закончилась вся эта сцена? Наверное, тем, что мы помиримся. Я попрошу его меня поцеловать. Потому что решу, что мы стали другими. Пообещаю ему, что это была моя последняя истерика. И даже сама в это поверю. Ровно до следующего раза.
Пока опять не случится что-то, что заставит меня в нем сомневаться. Пока мне опять не приспичит от него бежать, а ему не придется меня догонять.
Черт возьми, между нами действительно многое меняется, подняли на свет то, что много лет хоронили своим молчанием. Но вот сценарий все тот же. Я все так же бегу от него, даже когда сломя голову несусь к нему. Вываливаю на него свое раздражение, а он находит нужные слова, чтобы привести меня в себя. И я успокаиваюсь. Почему мне все время нужны его убеждения? Его успокоение?
Нет, это все не выход. Это все не решение. Было, проходили, плавали.
Истерика — это еще не эмоции, убеждения — это еще не доверие.
Что же делать, что же делать.
Можно взять и уйти. Опять уйти. И ждать его следующего хода. Или не ждать. Можно все что угодно, главное захотеть этого. Вот только чего я хочу?
Наверное, это все выглядит забавно. Я наворачиваю круги по лестничной площадке, то подлетаю к двери, то мчусь к лифту. Сомнения. Большие такие и толстые. Так хочется все сделать правильно. Но нет этого правильного. И не будет, никогда.
Преодолеваю оставшееся расстояние до квартиры. Нажимаю на звонок, и дверь открывается в тот же момент.
Бросаю беглый взгляд на Сашу. Волосы на голове, слава Богу, отрасли, и делали Чернова похожим на самого себя. Борода, правда, тоже имелась на месте, но была заметно короче и смотрелась вполне неплохо. Мне даже понравилось. Он был как всегда бледным. Домашняя одежда — футболка и спортивные штаны — были в той самой зеленой краске.
— Ждал? — констатирую я.
— Стас позвонил.
— Наблюдал? — я киваю головой в сторону глазного зрачка.
Саша не определенно пожимает плечами.
— А чего тогда сразу не открыл?
— Тебе нужно было время принять решение, — как-то совсем безхитростно поясняет он.
— А если я его так и не приняла?
Саша лишь улыбается. Ясно и спокойно. А потом протягивает руку мне навстречу, обхватив за талию.
— Оно у нас еще будет, — говорит, увлекая меня за собой в квартиру. Входная дверь захлопывается за моей спиной, отрезая нас ото всего остального мира. Саша продолжает обнимать меня за талию, вернее за то место, где она скрыта под курткой. И я успеваю порадоваться, что на мне столько лишней одежды, потому что если еще чувствовать Сашины прикосновения, то мыслить трезво будет просто не возможно. А работающие головы нам сейчас нужны как никогда.
Он смотрит на меня своим темным и зачарованным взглядом, при этом все так же легко улыбаясь.
— Чего? — смущаюсь я от его пристального рассматривания.
— Ты пришла, — с каким-то придыханием говорит Саша.
— Пришла.
Не спорить же с очевидным.
А Чернов продолжает смотреть и улыбаться. Кажется, я даже начинаю краснеть. Выходит как-то совсем по-детски. Странно это все для людей столько лет в браке проживших. Это вот пусть Стас на свою Алину так смотрит, а она стесняется. Потому что как-то совсем наивно выходит.
Я первая отвожу глаза.
— Саш, прекращай.
Он крутит своей головой, отгоняя наваждение, ведомое только ему.
— Извини, соскучился.
— Ты меня не прошлой неделе видел. На ужин к нам приходил, помнишь?
— Это не то было…
— Тогда что?
— Сама знаешь.
И я знаю, вернее понимаю. Последний месяц мы честно выполняли родительские обязанности, мы были друг другу родителями наших детей, без всяких намеков хоть на какое-то МЫ.
И вот, спустя столько времени я… пришла.
Потом сама же пугаюсь своего понимания. А если Чернов сейчас все неправильно истолкует? Вдруг решит, что я насовсем пришла, к нему? А у меня нет никаких решений. Я сюда просто неслась в порыве эмоций.
От этого я еще больше смущаюсь и начинаю ерзать под его рукой, и Саша меня отпускает.
— Сань, — зовет меня.
— Я скандалить пришла, — быстро выпаливаю на одном дыхании. — Драться и истерить. Дети рассказали про квартиру, про то, что ты из Москвы уехал, что с работы ушел…
В один момент он становиться очень серьезным, нет больше той дурацкой подростковой улыбки на его лице.
— И тебе это не понравилось? — осторожно уточняет он.
— Мне не понравилось, что это сделали они. А не ты. Саш, почему ты мне ничего не сказал? — именно этот вопрос больше всего тревожил меня последнее время. Я ведь догадывалась, что он здесь, в городе, и не понимала, почему он молчит.
— А если б сказал, чтобы ты подумала?
— Нуууу, не знаю.
— Зато я знаю, — уверенно говорит Сашка. — Ты бы придумала, что я так пытаюсь свои грехи перед тобой загладить. Подкупить. И ничем бы хорошим это не закончилось.
— И ты решил, действовать за моей спиной?
— Решил, что независимо от того, вместе мы с тобой или нет, я должен быть здесь, рядом с вами.
Сердце начинает биться чуть быстрее. Глупое, оно тоже на что-то надеется. Но я еще не все узнала, что мне надо было.
— И что для тебя совсем не имеет значения, вместе мы или нет?
— Не имеет…
Ждала любого ответа, кроме этого. Внутри меня все обмирает. Хоть опять начинай рыдать. Я даже делаю шаг назад, подальше от Саши.
— Я для себя все решил, — продолжает он. И от каждого его слова, мне хочется сжаться в комок. — Я буду любить тебя при любом раскладе. Даже если ты решила, что будешь жить без меня, значит, я просто буду рядом. Можно сказать, что выбрал себя наказание.
— Меня?
— Скорее уж жизнь без тебя. Мой путь на Голгофу.
— Сколько патетики, — цепляюсь я.
— Сколько язвительности…Я тут, между прочим, тебе в любви признаюсь.
— Да не сомневаюсь я в том, что ты меня любишь! — выходит как-то совсем резко.
— А в чем ты сомневаешься? — поджав губы, спрашивает Саша.
Я тяну время. Снимаю шапку, шарф, поправляя волосы. Осматриваюсь по сторонам в поисках вешалки, но в коридоре пусто. Приходится сжимать их в руках.
— Саня, в чем твои сомнения? — настойчиво повторяет Чернов.
Совсем по-детски шмыгаю носом. Как он не понимает?
— В том, что опять в какой-то момент молчать начнем. Таиться друг от друга. Сомневаться.
— Так, понял…
— Ну, вот что ты понял?! — возмущаюсь, всплеснув руками. — Я же вот, сюда к тебе бежала, как раз, чтобы разборки устроить. Как всегда. А ты говоришь, что я сама все решения принимаю. Но ведь ты такой же. Сам что-то в своей голове решаешь, а мне потом только догадываться приходится, что ты этим сделать или сказать хотел.
— То есть все сомнения сводятся к тому, что я — единоличник, а ты мне не доверяешь? — Да доверяю я тебе! Всегда доверяла, в чем-то больше, чем себе…
— Что-то я не заметил, — со скепсисом в голосе, замечает Саша.
Бросаю на него недовольный взгляд. Как ему это объяснить?!
— Ты понимаешь, что вот сейчас я тебе верю. Здесь и сейчас. Верю. Но я не знаю, что будет потом. Ты со своим: «Я решил быть с вами всегда». А как это всегда, Саш? Получается, что до этого было так, временно? В чем разница?!
Чернов взвешивает мои слова, не торопясь отвечать. Я в этот момент расстегиваю крутку. В квартире жарко.
— Разница в осознанности, — начинает Саша, при этом внимательно глядя на меня. — В выборе. Мы с тобой до этого жили по инерции, в зависимости от того, куда нас жизнь заведет. Жили и жили. Хорошо было, даже когда тяжело. А потом ушло то, что толкало нас. И оказалось, что мы ни разу не рядом. Сейчас же мы должны принять решение. Либо вместе, либо… тоже вместе, но видимо уже как-то иначе. Я хочу быть с тобой, не потому что звезды так сошлись, а потому что я действительно хочу быть с тобой, — Саша делает паузу. А потом более жестко добавляет. — И буду. Просто пока не понятно в качестве кого.
Хочется застонать. Я даже голову к потолку закидываю, чтобы на Сашку не смотреть. Он говорит все правильно, такие нужные и верные слова. Вот только успокоения они мне не несут. Сейчас мы мыслим логически, и мне это не нравится. На эмоциях мне тоже плохо, когда кричим, когда ругаемся. Мы с ним зависли где-то между. Вот как сейчас, стоим у порога и топчемся ни туда, ни сюда. Я его простила? Кажется да, по крайней мере факт измены ушел куда-то на второй план. Потому что гораздо страшнее оказалось жить в сомнениях к нему, к себе. Эти раны были глубже, больнее, острее.
— Все! Хватит! — отчаянно бросает Саша, хватая меня за плечи, и дергает на себя, вырывая из раздумий. — Саня, мы можем с тобой думать, говорить, обсуждать, рассуждать сколько угодно. И так ни к чему не прийти.
— Но… — пытаюсь возразить я, но Чернов не дает сказать, с жаром продолжая дальше.
— Да, это все важно. И мы будем говорить, будем разгребать и обсуждать это все. Но в пределе только одно имеет смысл. Сань, ты меня любишь?
— Саш… — предпринимаю я последнюю попытку сопротивления.
А он лишь сильнее сжимает мои плечи, через куртку не больно, но его напор меня завораживает, выбивая почву из-под ног и заставляя сердце биться сильнее.
— Да или нет? — требует он.
— Люблю, — сдаюсь я на волю судьбе. И понимаю, что не вру. Я действительно его люблю. Такого разного, местами совсем непонятного, но зато такого своего.
Он выдыхает с облегчением, а потом хищно улыбается.
— Тогда со всем остальным мы точно справимся.
В этот момент в нас самих что-то становится на место, сходясь в одну точку, в одно мгновение, в котором каждый из нас должен быть, когда параллельные прямые все-таки пересекаются.
Уже потом, когда он накрывает мои губы своим горячим поцелуем, реальность разлетается на сотни миллионов ярких кусочков и пятен, миллиарды звезд и галактик, чтобы вновь собраться в один единственный мир, где есть только мы и наша вселенная.