Я. Ты. Мы. Они

Глава 45

Дома тихо и мрачно. Дети у родителей, даже собаку забрали. Одна Пушинка смиряет меня осуждающим взглядом: «Совести у тебя нет, хозяйка, шляешься неизвестно где, да еще и спать не даешь».

Стелить постель не кухне совсем не хочется, поэтому падаю на Стасов диван. Долго смотрю в потолок. На душе как-то муторно. Эмоций особых нет, просто тоскливо и пусто.

В голову лезут всякие мысли, воспоминания, обрывки разговоров. Но вяло, ничто конкретное не цепляет. Нет сил, на осмысление всего этого. Интересно, а можно ли перегореть за одну ночь? Просто взять и перегореть, чтобы потом дальше ничего не чувствовать?

Хотя нет, ты вон, всю жизнь горишь, и все не можешь… не фонтанировать своими эмоциями во все стороны.

Ладно, может быть, действительно получится начать новую независимую жизнь? Без Саши и без ненужных вопросов. Я их не скоро опять начну задавать. Так-то мне теперь ответов надолго хватит, с переизбытком.

Спать совсем не хочется, даже несмотря на такую длинную ночь полную событий. Отрываю себя с дивана и иду в душ. Я все еще в Сашиной рубашке, и его запах будто окутывает меня, не давая забыть своего хозяина. Да и тело, если честно, еще помнит его язык, губы, руки… все оно помнит.

Пока стою под горячими струями воды, вдруг с удивлением понимаю, что я больше не боюсь своих мыслей о Саше. Бессмысленно их гнать от себя. Конечно, я буду думать о нем, вспоминать, проводить параллели, что-то чувствовать. Надо это просто принять. Иначе так и буду всю оставшуюся жизнь в кошки-мышки с ним играть. Да и как о нем не думать, когда по квартире ходит его абсолютная копия в лице Стаса? И вон еще сколько бесплатных приложений.

А что, это выход. Я ж его люблю, до сих пор. Отрицать это глупо. И что с этим делать? Заставить себя разлюбить? Но разве так бывает? Надо просто это все принять, смириться. Буду одинокая и влюбленная. И идти дальше сама по себе, сильной и целостной. Хватит уже бояться своего прошлого. Что было, то было. Все мое. До последнего глупого поступка, мое.

Рассматриваю свое тело в зеркале. Кожа красная после душа, но на ней все равно видны следы ночного безумства. Под грудью виднеется укус, на спине парочка синяков от его сильных пальцев, кое-где следы от щетины. Забавно. Давно такого не было. Это мы по молодости и неопытности оставляли друг на друге следы, могли непроизвольного сделать больно. Потом научились подстраиваться друг под друга, чувствовать, что сейчас другому надо, предугадывать действия, желания.

А вон погляди, вылезло сегодня непонятно что. И это мы еще до самого главного не дошли! Но как же охренительно все-таки было…

Натягиваю домашние футболку и шорты, возвращаюсь обратно на диван. Надо все-таки поспать, а то дети вернуться, там точно отдохнуть не дадут.

Но проклятый сон так и не идет. Хотя мозг уже работает еле-еле. Мысли все больше напоминают каменные глыбы, которые упрямое сознание гоняет по голове.

В районе восьми утра открывается входная дверь. Бакс влетает в квартиру, громко цокая своими когтями по линолеуму. Заглядывает ко мне в комнату, как будто желая убедиться, что я на месте.

Следом за собакой появляется Рома со своей идеально уложенной челкой.

— Привет.

— Привет, — здороваюсь я с ним, так и не вставая с дивана. — Ты чего рано?

— Баксу гулять приспичило. А наши все спят, решил, что если сейчас вернусь, то он всех перебудит.

— А на самом деле? — очень слабо верится в такое благородство сына.

Ромка лишь довольно хмыкает, ему нравится, когда кто-то правильно трактует его действия.

— Меня с Киром спать положили, а он — зараза всю ночь пинался.

— Теперь понятно.

Ромка подходит к дивану и командует:

— Двигайся.

Я откатываюсь к стенке, и Рома бухается рядом. Теперь мы вместе рассматриваем потолок. Надо, наверное, про вечер спросить, про то, как они на футбол сходили. Надо, но не хочу.

— Мам, — зовет меня сын.

— М? — лениво отзываюсь я.

— А вы с папой теперь разведетесь?

От вопроса я слегка теряюсь, да и голос Ромы понять не могу. То ли пофигистичный как обычно, то ли все-таки взволнованный.

— Не знаю, — уход, конечно, но я, правда, не знаю. — Ты сильно будешь переживать?

— Я?! — удивляется сын. — Мам, тебе не кажется, что это дурацкий вопрос.

— Нормальный вопрос. Ты сильно будешь переживать, если мы с папой решим развестись?

Рома думает, а я поднимаюсь на локтях, чтобы лучше его видеть.

— Да, наверное. С вами прикольно было. Ну, когда вы оба вместе были. Препирались всегда в шутку, боролись, потом правда, обжимались по углам. Было интересно за вами наблюдать

Про обжимались я стараюсь пропустить мимо ушей.

— Звучит так, как будто мы какие-то зверушки, за которыми в зоопарке интересно смотреть.

— Мам, к словам не цепляйся. Просто с вами реально всегда весело было. Нам же даже все завидовали.

— Нам?

Интересно чему можно было в нашем случае завидовать? Машинам, дому? Так это же не редкость сейчас.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Нам. Все говорили, что это круто иметь таких молодых родителей как вы. С вами всегда можно поговорить, вы вообще какие-то понимающие у нас. А еще вы не занудные… Почти. На тебя все-таки иногда находит.

За последний комментарий щипаю Рому за бок.

— Ладно, ладно, — быстро исправляется ребенок. — На папу тоже порой приступы занудства находят.

Мне одновременно и смешно, и грустно. Падаю обратно на подушку.

— Мам, теперь все изменится?

— Ром, боюсь, что уже все поменялось.

Сын опять молчит, обдумывая мои слова. Я тоже над ними размышляю. Наверное, так оно есть, как раньше больше никогда не будет.

— А мне нужно начинать ненавидеть отца? Или все же можно и дальше признавать наше кровное родство?

Ребенок откровенно издевается.

— Рома!

— Ну что? Я откуда знаю, что вы там с ним решили.

— Ничего еще не решили. Но на твои отношения с отцом это никак не должно повлиять.

— А ну круто, тогда. Я б, конечно, с тобой остался. Но по папе бы скучал.

— Как мило…

— Ну да, кто-то же должен в этом доме быть разумным.

несмотря на неудобные вопросы со стороны Ромы, настроение у меня поднимается. И почему я решила, что я одна остаюсь со всем этим. У меня вот… юмористы есть, уж они то точно мне заскучать не дадут.

— Давай поспим, пока кто-нибудь не приперся?

— Всецело за! — соглашается сын и тут же отворачивается от меня на бок. Но это не надолго. Как только уснет, сразу примет форму звезды.

— Ром, а почему ты все время ко мне спать приходишь? Тебе же не нравится, когда кто-то посторонний в твоем пространстве.

— Ну, во-первых, ты мне не посторонняя.

Ну что ж, хоть на этом спасибо.

— А, во-вторых… Я называю это свободное неодиночество.

— Это как?

— А так, что даже мне такому прекрасному и идеальному грустно и одиноко бывает. Даже к людям иногда тянем. Но своей свободой я жертвовать не готов. Поэтому я лучше с тобой побуду, что б одиноко не было… тебе.

О, как! Свободное неодиночество. Кажется, это то, что мне сегодня нужно. Буду с людьми, выйду из своей социальной изоляции, но и свободой своей жертвовать не стану.

— Мать, спи уже, пожалуйста. А то думаешь слишком громко!

Вот же свин! Свой и любимый. Но свин.

Именно с такими мыслями я, наконец, засыпаю.

В середине июля Саша улетел с детьми на Кипр. Мы с ним так и не виделись. Даже не разговаривали, обо всем договорились через мессенджер. В Москву банда улетала вместе с Надеждой Викторовной и Дмитрием Александровичем. Тут я была более или менее спокойна. Но вот дальше начиналась засада, ибо свекры оставались в Москве, а Чернов летел на отдых с детьми один. И это меня пугало безумно.

Один Саша, шестеро детей, в другой стране, на море, где толпы незнакомых людей.

Я разрывалась между желаниями последовать за ними или вообще запереть всех дома. Было сложно отпустить их от себя, вот так всех разом. Еще и положиться на Сашу.

В ночь перед отъездом, буквально била себя по рукам, чтобы не начать писать Чернову список с ценными указаниями, что и как там делать. Пару раз порывалась надавать советов Стасу с Дамиром, но потом плюнула на все и лишь попросила приглядывать за девочками, чтобы не потерялись.

Как это неприятно признавать, но Саша оказался прав, я привыкла все решать сама, и полагаться тоже только на себя. Придется учиться доверять ему хотя бы как отцу своих детей.

Они улетели. А я осталась одна с собакой, кошкой и хомяками, которых к тому моменту оказалось уже пятеро. Кто ж знал, что Бантик — это девочка?

Первый день тупо проспала. На второй устроила генеральную уборку. Потом окончательно заскучав, поплелась оформляться на работу в школу, пробегала по врачам, надо было пройти медицинскую комиссию. Села изучать методическую литературу, да учебные программы. Лазила по форумам, знакомилась с опытом коллег, пугалась тех ужасов, которые творят дети на уроках. А потом вспоминала свою банду, и убеждала себя, что я готова ко всему. Пыталась свыкнуться с мыслью, что я теперь учитель, молодой специалист слегка за тридцать, блин.

Дети писали каждый день, слали счастливые фоточки и смешные голосовые сообщения, через день клялись, что скучают, наигранно страдая, что меня нет с ними.

И ни слова от Саши.

За неделю до возвращения моего семейства, прилетела Кудякова. Без предупреждения, зато с огромным чемоданом и бутылкой Мартини.

— Ленка, я так сопьюсь! У меня уже сложилась плохая традиция, пить со всеми с кем только можно за мой сломанный брак, — печально сетую я, наблюдая за тем, как подруга разливает алкоголь по бокалам.

— И что, много пила?

— Два раза: с Анютой по приезду, потом с Надеждой Викторовной и Аленкой вообще напились. — Да, Саня, ты однозначно самый заправский алкаш среди всех моих знакомых.

— Смейся-смейся… А! Еще виски пила у Чернова в гостинице!

— Ужас! Это же полнейшее дно! — издевается надо мной Ленка. — Расслабься ты уже. У твоих отпуск? Вот и у тебя тоже. Иногда можно.

— Не могу.

— Оно и видно, — обреченно вздыхает Кудякова.

Но Мартини я пью. Под него как-то легче рассказывать все то, что с нами произошло за это время. Вообще, рассказ мой звучит как-то странно. Местами весело и саркастично, даже на пореветь ни разу не потянуло. В конец смирилась что ли?

— Мда, Чернова. Довела-таки мужика? — пьяно замечает Лена.

— Довела, — ничуть не трезвее соглашаюсь я.

И это уже смешно и почти не больно.

— И что делать теперь будешь?

— Жить буду! — меня чего-то тянет на пафосные лозунги.

— А как жить?

— Хорошо!

Лене остается только вздыхать.

— А более конкретно можно?

— Работать пойду. Детей воспитывать буду… Хомячков пристрою куда-нибудь, а то они, гады, плодятся.

— Уууууууу, как скучно, — тянет подруга.

А я недовольно свожу брови.

— А как надо?

— Неправильно поставленный вопрос. Сань, в этом вся твоя проблема. Ты делаешь как надо, а нужно так, как хочется тебе.

Непонимающе смотрю на Кудякову.

— Это как?

— Смотри. Ты Сашку отбрить то, отбрила. А дальше мечешься, между тем как надо, как правильно и между тем, чего ты хочешь. Конфликт мозгов и чувств.

— Лен, вот скажи, а можно вообще измену простить? Ну, принять это? Научиться ему опять доверять?

— Опять неправильный вопрос. Можно все, стоит только захотеть. Разберись ты сначала со своими желаниями.

Я лишь руками развожу. Потому что хочу я Сашу. Хочу, но не могу.

— Санька, да как ты не поймешь. Нет тут правильного ответа. Хочешь — прощай, хочешь — не прощай. Хочешь — ищи себе нового мужика. Или не ищи.

— Ты как Дамир сейчас говоришь.

— Дамир тебя отправил мужика искать?! — округлив глаза, удивляется Ленка.

— Да нет же, он сказал, что если хочешь быть счастливым, то просто будь им. Или что-то в этом роде.

— Боже мой, какая прелесть! Не зря я столько сил в этого ребенка вложила!

— Ты?! А мне казалось, что это мы с ним живем.

— А кто по-твоему все устроил? То-то же. Это же одно из моих самых гениальных решений.

И ведь не поспоришь.

На следующий день Кудякова тащит меня по магазинам.

— Саня, кто мы такие, чтобы нарушать главный механизм излечения от неверных мужчин, выработанный до нас миллионами обманутых женщин? Да и Чернова мы с тобой побить сейчас не можем, так хоть банковский счет его подчистим.

И мы подчистили, основательно так. Сначала просто бродили по торговому центру, а потом я все же вспомнила, что я теперь училка, и надо бы выглядеть соответствующе. Не пойду же я в школу в джинах? Дресс-код и все такое.

Лена согласилась. Правда, представления о том, как должен выглядеть современный учитель у нас разошлись. А настаивала на приличности, Лена — на стильности. Стоит говорить, кто в итоге победил?

Впрочем, мне понравилось. В салон мы нашли там же.

— Обрезаем и выпрямляем? — спросила мастер, рассматривая мои длинные вьющиеся волосы, правильно оценив мое состояние.

— Угу, — хором заявили мы с Леной.

В итоге домой я приехала с кучей пакетов и коробок и новой прической. Долго всматривалась в зеркало и сама себе казалась чужой — обратное каре, прямые и блестящие волосы, даже оттенок стал другим. Всегда темные волосы теперь отливали рыжим, не таким ярким как у Лены, но все равно казался чем-то инородным.

В последний день перед своим отлетом Кудякова объявила, что сегодня у нас поход в клуб.

— Тебе не кажется, что мы для этого староваты? — удивилась я.

— То же мне бабуля нашлась!

Я хотела поспорить, а потом подумала: «А кого хрена я собственно сопротивляюсь?!». К своему глубокому стыду, в клубы я не ходила никогда. Рано погрузившись в семейную жизнь, этот этап молодежных развлечений так и остался мною не изучен. И мое любопытство как всегда взяло вверх.

— Главное, выбрать нужное место, — учила меня Лена. — Чтобы так, не студенты и не школьники, и что бы уж совсем не общество престарелых.

Поэтому попали мы не то чтобы в клуб, скорее уж в бар, где можно было потанцевать.

Для выхода в свет я выбрала белый комбинезон с короткими рукавами и глубоким вырезом, сверху накинула черную кожанку. Самым сложным для меня оказалось снять обручальное кольцо, которое я все еще носила на безымянном пальце. Решение было моим, и Лена даже не стала его комментировать. В баре оказалось…интересно.

Пили, смеялись, танцевали. И наоборот. Пока Кудякова не видела, я чередовала алкогольные коктейли с безалкогольными. Напиваться не хотелось, хотелось учиться наслаждаться жизнью на трезвую голову.

Меня пару раз пытались пригласить на танец, но я отказывалась. На третий раз сердце Кудяковой не выдержало, и она буквально выпихала меня в руки подошедшего к нам мужчине, как-то забыв спросить, к кому он именно шел, ко мне или к подруге. Хотя Андрей, а представился он так, вроде как оказался довольным. Из-за каблуков я была чуть выше, но его это не смущало. Андрею было в районе сорока, он был крепок и широк в плечах, в нем чувствовалась сила, которая меня чем-то смущала. Он уверенно вел меня в танце, держа одну руку на моей талии, а другой крепко сжимая мою ладонь. Вроде как ничего лишнего он не позволял, но мне все равно было неуютно. Это были ЧУЖИЕ прикосновения.

Вначале мне нравилось эта игра «Проверь себя на прочность», типа иди и делай все что хочешь. Так и твердила себе: «Зажигай, детка, танцуй». А потом сама себе же стала противна. И дело было не в том, что рядом был чужой мужчина, не Саша. А в том, что он мне даже не нравился, а танцевала я потому… потому что так надо. Потому что Ленка выгнала меня танцевать. Вот почему новая жизнь обязательно подразумевает другого мужчину? Почему она вообще подразумевает мужчину? А где же моя самодостаточность?!

Поэтому танец я закончила с натянутой улыбкой. Не понравилось. Андрей поцеловал кончики моих пальцев, а я еле сдержалась, чтобы не вырвать свою руку. Сдержалась лишь из вежливости. Мужчина же не виноват, что я такая… Не знаю какая, но точно не такая!

К Ленке я вернулась злой и недовольной.

— Ну и зачем ты это сделала?

— Не впечатлил? — с хитрым прищуром спросила Кудякова.

— Да не в этом дело! Лен, я ведь не хотела танцевать ни с кем, реально не хотела. Почему я должна была идти с ним? Ты же сама…

— Ну, наконец-то! — восторжествовала подруга. Я опять не понимаю о чем она. — Саня, ты честно терпела все мои шаблонные действия все эти дни. Магазины, парикмахер, клуб, вон даже мужик… Мужик, кстати, сипматичный, согласись. Но не в этом суть. Ты сопротивлялась, а потом послушно шла за мной. Потому что так надо! Да, это все безусловно хорошо, и выглядишь ты отпадно. Но ведь это были мои решения. Говорю же, тебе надо свое хочу отыскать.

— Сложнооо, — со стоном выдаю я.

— Сложно. Но иначе жить сама не научишься.

Взвешиваю Ленкины слова.

— Так это нормально, что мне с ним танцевать не понравилось?

— Хватит уже меня об этом спрашивать. Нормально, не нормально. Ерунда же полная. Ключевое слово, что не понравилось. Хотя вот смотри. Почему не понравилось? Потому что по Чернову страдала, или просто сам по себе не впечатлил.

Я жму плечами.

— А все сразу может быть?

— Нет, я тебя все-таки прибью однажды.

Домой возвращаемся утром. Шатаясь от усталости, на удивление трезвые.

— Ты как? — спрашивает меня Лена.

— Как будто я не я. И дело даже не во внешности. Так дико осознавать в тридцать три года, что не знаю саму себя. Вернее знала когда-то давно, а потом словно разминулась с ней.

— Такое сплошь и рядом бывает, это я тебе как психолог говорю. Люди называют это кризисом среднего возраста. Только не в возрасте ведь дело. Значит что-то где-то пошло не так. И лучше это понять сейчас, чем еще лет десять страдать. Сань, ты же все-таки чувствовала, что у вас с Сашей что-то идет не туда. А зачем-то терпела.

— Обязанной себя чувствовала.

— Ну и дура, — беззлобно выносит мне диагноз Лена.

— Дура, — соглашаюсь я.

— Да и он тоже дурак, хоть с виду и умный. Тоже терпел. Дотерпелся, блин. Вам бы еще год назад сесть и поговорить.

— Нет, Лен. Не год. Мы лет на шестнадцать опоздали.

— И то верно.

Мы уже почти дошли до нашего дома, когда Кудякова вдруг восклицает:

— Ой, Сань, смотри, машина точь в точь как у тебя.

И действительно недалеко от подъезда стоит белая машина, ужасно похожая на мой Рено. Даже номера такие же. Стоп! Так это же и есть моя машина! Но ведь она в Москве осталась.

— Лен, ты понимаешь что-нибудь?

— Даю голову на отсечение, что у тебя дома гости.

Я поднимаю взгляд на наши окна, но они выглядят точно так же, какими и были до нашего ухода.

На наш этаж я поднимаюсь бегом, местами перепрыгивая через ступеньки, благо длинные ноги позволяет. Правда, на этаже меня уже встречает Лена, приехавшая на лифте. И крутит пальцем у виска. Ну не могла я ждать.

Дверь открываться не хочет, даже ключом нормально в замочную скважину попасть не могу.

— Да успокойся ты, истеричка! — просит меня подруга.

Я все же делаю вдох-выдох, поэтому в квартиру вхожу относительно спокойная. В темной прихожей меня встречает высокий силуэт с лохматой головой. Саша! Мое сердце делает в груди кульбит. Просила же не приходить! Сердце делает кульбит в обратную сторону.

— Мать, ты где бродишь? — голосом Стаса спрашивает Сашка. — Да еще и в таком виде, и вообще, что у тебя с волосами?!

В отличие от меня, моему собеседнику хорошо все видно — за моей спиной горит свет из подъезда. Ленка устраняет этот недочет, щелкнув выключателем, и в прихожей загорается лампа. Голос Стаса все-таки оказался Стасом. Кажется, я даже разочарованно выдыхаю.

— И я тебя очень рад видеть! — возмущается ребенок.

Ой, что это я. Я быстренько исправляюсь, повиснув на своем сыне. Потом из кухни выворачивает Дамир, которого я тоже хорошенько обнимаю. Ленка так же с восторгом встречает моих парней и на всякий случай уточняет:

— Это все, что есть?

— Малые в Москве, сегодня с Надеждой Викторовной прилетят, — поясняет Дам.

— А вы тут как? — прихожу в себя я. Мальчишки выглядят слегка усталыми, но при этом отдохнувшими — загорелыми, слегка отъевшимися, и даже кажется, что еще больше вытянувшимися.

— Мы с папой на машине приехали, — говорит Стас. — Мы как прилетели с Кипра, потом переночевали дома и сразу поехали.

— Держи. Саша сказал, что тебе машина пригодится, — Дамир протягивает ключи от моей машинки.

— И что, вы за полтора дня доехали?! — поражаюсь я. — Папа вообще спал?

— Мы посменно вели, — признается Стас.

— Вы что?! — возмущение таки захлестывает меня. — У вас же прав нет! Вы же водить не умеете! Вы же…!

— Вообще умеем, — спорит со мной сын. — Мам, да ты выдохни. В основном папа вел, мы так, на подхвате были. По прямой трассе. Все нормально же.

Что он еще за это время сделал с моими детьми?! Если б он был здесь, я бы Чернова с превеликим бы удовольствием придушила сейчас.

— Так, Сашка, спокойно давай, — включается в разговор Лена. — Видите, мама нервничает, а ну-ка организуйте нам быстренько кофе, а то мне скоро в аэропорт.

— Ну и чего ты паникуешь? — спрашивает меня Кудякова, когда парни возвращаются на кухню.

— Он же их чуть не угробил!

— Ну не угробил же! Сань, да не бесись ты. Тебе просто не нравится, что он это без твоего согласия провернул.

Меня это мало успокаивает.

На кухне мы сидим вчетвером. Лена выспрашивает парней о Кипре, о приключениях. А я сижу и дуюсь на весь мир.

— А где отец-то ваш? — неожиданно спрашивает подруга.

— В гостиницу поехал, — осторожничает Дамир. — Сказал, что лучше будет… если мы сами машину презентуем. Он завтра вечером обратно в Москву улетает.

Вот пусть и валит, целее будет! А то доберусь я до него.

Прощаемся мы с Ленкой долго. Нам уже таксист даже сигналить начинает.

— Спасибо, что приехала. Вообще спасибо тебе за все, за то что ты есть у меня!

— За такое не благодарят, — улыбается мне подруга. Мы обнимаемся на прощание. Ленка машет мне на прощание и элегантно садится в такси. Машина уже почти трогается, когда она опускает стекло.

— Сань, тебя когда сомнения опять обуревать начнут в следующий раз, ты мне напиши. Я тебе напомню, как ты по лестнице летела и ключи роняла, потому что думала, что ОН приехал.