Нашего целомудрия хватило ровно до окончания моих экзаменов. Правда, мама в очередной раз оказалась права, и за это время произошли важные изменения в наших отношениях. Появилось доверие. Мы и до этого много разговаривали. Но после моих истерик и его признаний наши беседы приняли какой-то совсем иной оборот, стали более интимными, более искренними, более глубокими. Теперь это были не просто разговоры о погоде, учебе или Стасе, мы заговорили о себе, начали делиться своими мечтами и страхами, переживаниями.
В сознании прочно укрепилось понимание, что есть мы, и от этого никуда не уйти. Но чтобы окончательно поверить в это, мне как всегда понадобился пинок.
Мы уже сдали все экзамены и жили в легкой эйфории от того, что все позади. Почему легкой? Потому что впереди ждали вступительные испытания в университеты, что, безусловно, вызывало мандраж. Оставалась пара дней до вручения аттестатов и выпускного, поэтому уже практически бывшие ученики потянулись в школу сдавать учебники и разбирать свои вещи, накопившиеся здесь за десять лет обучения.
Сашка со Стасом потащился провожать меня и Аленку в школу, изображая из себя рыцаря и таща за собой две сумки с нашими учебниками. Поэтому Стаса я у него все-таки забрала себе. Ребятенок уже неплохо бегал сам, но все равно быстро уставал, хотя на руках тоже не желал сидеть спокойно. Так мы и шли, десять метров бежим сами, еще десять на руках. Так что путь занял больше обычного. Уже на подходах к воротам Чернов все-таки заколебался ждать нас всех и рванул побыстрее вперед, чтобы поскорее избавиться от наших книг. Аленка встретила каких-то знакомых, и зависла с ними. Так что мы со Стасом остались единственными представителями нашего каравана.
Не спеша брели по тропинке, я что-то ему рассказывала, не то что бы сын сильно слушал, но все вокруг утверждали, что с детьми надо разговаривать, вот я и заливалась соловьем.
— Ой, смотри, бабочка. Красивая какая, да? А какие у нас тут деревья большие! А вот мы с тобой до крылечка дошли, давай по ступенькам поднимемся. Раз ступенька, два… Вот какой молодец! Еще давай, — Стас пыхтел, но преодолевал нелюбимые ступеньки. — Отлично! Какой ты у нас уже большой, такими темпами скоро сам пойдешь в школу. А вот в этом здании мы с твоим папой познакомились. Представляешь? И про тебя узнали тоже здесь…
Меня уже захлестывали воспоминания. Поразительно, какая избирательная у нас память. В отсутствие других людей и при наличии Стаса, такого большого и такого обожаемого, вся история перестает казаться страшной. В голове всплывают различные события, через которые нам пришлось пройти, а в сердце сладко щемит от того, каким все это время был Сашка. Вот я смотрю на него впервые в коридоре, он смеется с одноклассниками, такой чудесный и неотразимый. Вот он пытается сделать шаг навстречу ко мне, после нашего неудачного секса. Он взволнован и ему не все равно. Вон он ловит меня, когда я падаю в обморок. А вот, держит мои волосы и поит водой, когда меня выворачивает наизнанку в туалете. Первая забота. Ну и, конечно, случай в столовой, когда он защищает меня от Сомовой и на глазах у всех предъявляет свои права на меня и ребенка.
Каждый из этих моментов нанизывается подобно ярким бусинам на нить наших отношений. И сейчас они вызывают во мне лишь улыбку, никакого страха, никаких предрассудков. Есть только мы и Стас.
— Ты действительно думаешь, что сумеешь его удержать?! — резкий голос вырывает меня из воспоминаний. Сомова стоит совсем рядом с нами и смотрит на меня своими холодными глазами, полными ненависти. Странно, а я даже и не подозревала, что вызываю в ней настолько сильные эмоции. Думала так, что все ее действия просто от природной стервозности. А тут вот голая и ничем не прикрытая ненависть. Я даже как-то на автомате притягиваю к себе Стаса, в порыве защитить его если что. Хотя глупо, ну не накинется же она на ребенка?
— Здравствуй, Карина, — я на удивление спокойна. И я ее не боюсь.
Она хищно улыбается, разглядывает сначала меня, потом Стаса. Тот даже немного смущается от такого пристального взгляда. Вот что бы понимал, а неиссякаемый источник негативных эмоций определил безошибочно.
— Ты действительно думаешь, что сможешь удержать его? — ехидно повторят Сомова свой вопрос.
Я на мгновение задумаюсь, а смогу ли?
— Не знаю, — честно признаюсь я. — Он что, собака, чтобы его удерживать?
— Дура, ты Быстрицкая. Ничего не понимаешь. Да он сейчас с тобой в семью наиграется, а потом ему надоест. Захочется жизни, а не всего этого, пеленок, да какашек.
Я смотрю на Стаса и задорно ему подмигиваю, держись сын, нам по ходу дела сейчас много всего предстоит выслушать.
— Ну, из пеленок мы уже выросли.
— Ты поняла, о чем я. Неужели ты считаешь, что ты и… мальчишка — предел всех его мечтаний?
Я недовольно морщусь. Про меня, допустим, можно говорить все что угодно, а вот про Стаса это она зря заикнулась.
— Тогда расскажи мне, о чем он мечтает? Может быть о тебе? Так я что-то не заметила, чтобы ты тоже входила в круг его желаний.
Сомова злится, даже красота ее вся куда-то улетает. Как я вообще с ней когда-то могла дружить?
— Да потому что… Если бы не ты, со своим пузом! Он бы со мной остался. А так… Посмотрите на Санечку, вся такая несчастная. Пожалейте ее кто-нибудь. Да в нем просто герой взыграл, тебя убогую защитить.
Пузо, значит пузо. Слышать это все неприятно, но не более. Скажи она мне это зимой, я бы уже запаниковала, а сейчас. Так… Всего лишь противно от нее.
— Знаешь, Карина, в чем между нами разница?
— Знаю. Но чувствую, что мне сейчас твой вариант предстоит узнать, — Сомова до последнего пытается сохранить лицо передо мной, хотя сейчас она в растерянности. Не знаю, чего она точно от меня ждала, наверное, что я буду отмалчиваться как обычно, или просто убегу. Но никак того, что буду общаться с ней на равных.
— А разница вот в чем. Может быть, он меня бросит, кто знает, как жизнь повернется. Я не могу Сашу к себе привязать, да и не хочу. Если уйдет, то так тому и быть. Но что нас с ним ожидает точно, так это то, что я навсегда останусь в его жизни. Вот благодаря Стасу и останусь. В памяти, в документах, в голове, так или иначе. А про тебя он уже не помнит, ты так… эпизод из прошлого. А ты все не успокаиваешься, так кто тут из нас дура?
Карина задыхается от возмущения, пытается подобрать слова. Но я уже не слушаю ее, беру Стаса на руки и смотрю на Сашку, стоящего в дверях. Не знаю, когда он появился там и что успел услышать, впрочем, мне все равно. Для меня вся эта история потеряла смысл.
— Саш, вам лучше поговорить. А мы со Стасом пока пойдем. Догонишь?
И не дожидаясь его ответа, разворачиваюсь и выхожу с территории школы. Сама немного в шоке от себя. Даже не знала, что умею быть такой смелой. От Аленки что ли нахваталась? А может быть, действительно, Стас сил придал? Ну, там материнский инстинкт и все такое, типа желания убивать, когда на твоего детеныша нападают.
Сашка догоняет меня уже почти у самого конца забора.
— Сань? Все что она там говорили, это..
— Полная херня, — заканчиваю я вместо него.
— Именно.
Он больше не знает, что сказать, а я не спеша иду вперед. Все-таки хочется поскорее оказаться подальше от Сомовой и ее яда.
— А я даже не знал, что ты бываешь такой.
— Какой?
Саша тщательно подбирает слова и все равно не находит.
— Такой…
— Сама не знала.
— Сань. Ты действительно так думаешь, ну… Что я когда-нибудь могу от вас отказаться?
Я все-таки останавливаюсь и внимательно всматриваюсь в его лицо. Неужели это все, что он услышал в моих словах?
— Саш, я не знаю, что нас ждет завтра, через год, через десять лет. Да ведь это и не важно. Главное, что ты… мы сейчас рядом, вместе. Я тебе верю именно в данный момент. Понимаешь?
— Извини, — вдруг хрипло просит он.
Я хочу спросить за что, но не успеваю. Его губы накрывают мои поцелуем, и все мысли в миг улетучиваются из головы. Сначала он действует несмело, нежно, но с каждым движением его напор усиливается. Сашка почти вплотную прижимается ко мне, и… И Стас начинает рьяно дергаться у меня на руках, и громко возмущаться, еще бы… Чуть не задавили ребенка!
— Блин, парень, прости, — Сашка забирает у меня сына и подкидывает его над собой. Но Стас все равно недовольно куксится. — Ну, правда, увлеклись немного. Ну все, ну все… не обижайся. Когда-нибудь ты меня поймешь.
Мне только и остается, что прыснуть от смеха. Нашли место и время.
Сашка прижимает сына к себе, тот вроде бы успокоился, а я беру его под руку.
Уже у самого дома я все-таки не выдержу и спрошу:
— За что извинялся-то?
— За то, что устоять перед тобой не могу.
— Ну и не надо, я что, против? — с озорством сообщаю я. И откуда во мне только сегодня все это.
— Сань, ну я же обещал твоей маме, что к тебе не притронусь, пока ты учебу не окончишь.
— Школу или университет? Какую?
— С университетом ты загнула, — как-то совсем сладко улыбается Сашка. — Еще пять лет просто не выдержу.
Я беру у него сына и ставлю Стаса на землю. Старых ошибок мы дважды не повторяем. Кладу ладонь на Сашину грудную клетку, чувствуя через футболку, как учащается его сердцебиение.
— Значит, нам повезло, что через пару дней я получаю аттестат.
В этот раз я целую его сама.
На выпускной я не иду. И как бы меня ни уговаривали родители и Сашка, упираюсь как могу. А что мне там делать? Весь вечер на Сомову смотреть, как ее театрально мутит от моего присутствия? Или волочиться за Аленкой, которая с уходом Сашки таки обзавелась друзьями. Нет, я не страдаю, и нет, не жалею себя. Просто в этом нет никакого смысла. Это вон, у людей прощание с детством и всем остальным, а у меня это все уже прошло. По-иному, но я уже давно распрощалась с школой летом 10-го класса. А то, что фактически ухожу только год спустя, так это еще ничего не значит. В итоге все смиряются с моим решением.
Я даже на торжественное вручение аттестатов хочу идти в джинсах, но мама все же умудряется убедить меня надеть платье. И где только взяла? Но платье оказывается идеальным для меня и моего настроения. Пока все наряжаются в рюши и километры органзы, мама выбирает для меня свободное платье темно-синего цвета. Простое, с вырезом-щелью, оно едва доходит до колен. Чего я, кстати, слегка смущаюсь, ибо к юбкам не привыкла, ни в каких их проявлениях. Волосы я просто распускаю, придавая им целенаправленный небрежный вид. Алена ловит меня и заставляет красить глаза, подводить губы. Сама я в этом профан, но подруга не отстает от меня, пока мой взгляд не становится агрессивно-томным. И чего она этим пыталась добиться, я так и не поняла. Еще я пытаюсь уговорить родителей не идти со мной в школу. Сашку тоже прошу, но он говорит, что идет не ко мне, а к Алене. От чего меня настигает волна возмущения, но так и не понимаю от чего именно, от того, что он выкрутился или от того, что не ко мне. Но меня никто не слушает, поэтому в последний вечер школы в актовом зале собираются все — папа с мамой, бабуля, Сашка, их с Аленкой родители, еще и Стаса в итоге притащили.
Вручение аттестатов проходит быстро и без лишних эксцессов, ибо все торопятся на набережную смотреть салют, а потом гулять в ресторан. Мне торжественно вручают аттестат, а еще награждают грамотой за особые успехи в изучении английского языка. Я стою на сцене, и мне очень хочется закатить глаза, здесь неуютно, потому что на меня опять смотрят ВСЕ. Ну, ладно-ладно, не только на меня. Но я не хочу всеобщего внимания, оно меня душит. Спасает то, что я смотрю на Сашку со Стасом на руках. Саша машет мне и показывает мне большой палец в знак одобрения. Он сегодня даже надел костюм — синие брюки, пиджак, белая рубашка. Но хоть галстук не взял. Тоже нашли мне событие века!
Наконец-то мои мучения окончены, и Алена со своими родителями и всеми остальными участниками торжества уезжают гулять дальше. А мы все бредем домой. Уже у подъезда Сашка вручает сына моей маме, а сам поворачивается к отцу:
— Сергей Петрович, мы бы хотели сегодня с Александрой вдвоем погулять. Как-никак такое событие.
Вот же хитрец! Все просчитал, ведь не у матери меня отпрашивает. Сашка всегда, несмотря ни на что, отцу нравился.
Папа тоже молодец.
— Ну что с вами делать, идите. Только к утру уж верни… Александру.
И под пристальный взгляд мамы, папа уводит ее, Стаса и бабулю в подъезд. По-моему, это заговор.
Я тоже смотрю на Чернова, пытаясь скопировать фирменный мамин взгляд. Но Сашка лишь улыбается и обнимает меня за талию.
— Пошли уже
— Куда?
— Гулять, сказал же.
И мы идем. Катаемся по городу, гуляем по паркам, едим мороженое. Нас охватывает пьянящее чувство свободы, когда никуда не надо. И ты просто идешь с ним за руку, без плана, без цели, и наслаждаешься моментом, наслаждаешься своим спутником. Как бы я ни любила Стаса, и как бы родители мне ни помогли, я была прикована к ребенку. Да и наши отношения с Сашей всегда представляли собой триаду Я-Стас-Сашка. А тут мы были только вдвоем в целом мире. И это тоже необыкновенно, когда можно вот так вот целоваться или обниматься, не обращая внимания на толпы людей вокруг.
Уже ближе к полуночи мы оказываемся около его дома. На улице прохладно, и Саша давно отдал мне свой пиджак. Мы бесстыдно целуемся на лавочке, пока кто-то из соседей на нас не цыкает.
Чернов утыкаться носом мне в висок и шепчет:
— Пошли к нам. Мои всю ночь выпускной праздновать будут.
И я знаю, к чему он клонит. Но вся решимость, которая зрела во мне все эти месяцы, куда-то не то что теряется, скорее просто смущается и скукоживается. Обдумываю его слова, а этот соблазнитель кусает меня за мочку уха. Вот же…
— А где мои цветы? — пытаюсь отшутиться я, скрывая свою неловкость.
— Дома.
— Почему дома?!
— Потому что подумал, что если я тебе их в школу притащу, ты меня там же этим букетом и огреешь.
— Аааа, ну это ты правильно подумал.
И мы смеемся легко и свободно. И я понимаю, что готова пойти за ним куда угодно. Встаю с лавочки, и Сашка все понимает правильно, берет меня за руку и ведет в темноту подъезда.
Я впервые у них дома, но времени на то, чтобы оглядеться, у меня, нет. Мы особо и не торопимся, просто… Просто нам нет дела ни до чего остального.
Он целует меня жарко и жадно, а я своими пальцами больно цепляюсь за его шею, плечи. И этого мало, чертовски мало. Мне мало его губ, мне мало его прикосновений. А еще на нас до ужаса много одежды. Хочется чувствовать его всего.
Мы каким-то чудом попадаем в его комнату, потому что будь моя воля, то мы начали бы раздеваться еще в коридоре. И это так невероятно, касаться обнаженного тела, ласкать его пальцами, задыхаться в объятиях друг друга. С моих губ срывается громкий стон, и, кажется, должно быть от этого неловко, но Сашка, напротив, улыбается мне куда-то в шею. И лишь просит:
— Давай, еще…
И я уже не сдерживаю себя, кричу в голос, тоже о чем-то его умоляю, прошу.
Мы падаем на кровать, и он наполняет меня собой. Всю, до предела. Это почти больно, потому, что все чувства и без того на грани, но мне мало, мало его. Хочется еще и еще.
В темноте комнаты окончательно теряется связь с реальностью. Не понять, где он, где я. Есть только наше желание, бесстыдное и неприличное. Есть только Мы.