Я. Ты. Мы. Они

Глава 20

По домам мы расходимся под самый вечер. Сначала долго бродим по городу, а в конец замерзнув, заходим в первое попавшееся кафе. Толком и не разговариваем, каждый варится в своих мыслях, пытаясь осознать случившееся. У нас будет ребенок… Это что-то новое, что-то пугающее.

С самого начала я относилась к своему положению исключительно как к катастрофе. У меня все мысли-то были исключительно о том, что делать и как это все остановить. Пока Саша не сказал про ребенка, это была именно беременность… словно какая-то болезнь. А тут ребенок, новая жизнь, новый человек. Не я, и не Саша, что-то совершенно иное… кто-то.

Еще был Чернов… мы ведь до этого существовали подобно параллельным прямым, которые однажды случайно пересеклись, а потом вновь разошлись каждая в свою плоскость. Он свою вину передо мной чувствовал, считал, что что-то должен. Я же летела в пустоту, прежний мир рушился на глазах, погребая меня под своими обломками. Это же моя жизнь менялась! Это же мое тело меня ненавидело! Это же все происходило во мне!

А тут бац! У нас будет ребенок. У нас. Параллельные прямые вдруг опять пересеклись. Откуда берется-то это «нас», если мы с ним чужие люди? И это тоже решать надо.

— Ты к родителям или к бабушке?

— К родителям… Хочу им сказать все.

— Сегодня?

— А чего тянуть? Скоро сами все поймут… — хочется еще добавить, что не только они, весь остальной мир тоже, но об этом даже думать страшно.

— С тобой пойти?

— Нет… Так им только мой труп придется прятать, — пытаюсь шутить я. Но Сашке не смешно. Впрочем, мне тоже.

Он провожает меня до родительского дома. Мы стоим у подъезда, надо как-то попрощаться, а что сказать, непонятно. Простым: «Ну все, до завтра», — здесь не отделаешься. Так и топчемся на улице. Потом Сашка все-таки решается:

— Сань, я своим тоже все сегодня расскажу.

— Ты не обязан.

— Обязан.

На этом и расходимся.

Родители дома, впрочем, бабуля обнаруживается здесь же. Все веселые и радостно возбужденные.

— О, Шурка, пришла, — кричит папа. — Ты же вроде бы в гостях собиралась ночевать?

— Так вышло, — бурчу себе под нос я. Словно репетирую свои оправдательные речи.

— А ты чего хмурая?

— Сережа, отстань от ребенка! Дай сначала раздеться, — выглядывает их кухни мама. — Санька, раздевайся, сейчас ужинать будем. У нас сегодня повод!

— Какой?

— Сначала раздевайся, руки мой, потом обсудим.

Раздеваюсь и разуваюсь я медленно, а в ванной так вообще зависаю. По возможности оттягивая момент выхода на кухню.

— Шура! — зовет папа. Непроизвольно морщусь, ненавижу этот вариант имени, но с папой не спорю.

Семейство мое сидит за праздничным столом, я сажусь на табуретку и пытаюсь оценить, как мой желудок отреагирует на такое количество запахов. Вроде бы пока молчит.

Папа неожиданно ставит передо мной бокал с шампанским.

— Сережа! — для проформы возмущается мама.

— Сегодня можно, — отмахивается он, и поднимает свою рюмку. — А мы вот сегодня квартиру купили. Представляешь?!

Родители настолько рады и горды собой, что на мою вялую реакцию никто не реагирует.

— Давайте же, выпьем за это! Наконец-то мы будем жить все вместе! Шурка, да ты пей! Сегодня можно, с одного бокала ничего не будет.

Я смотрю на это шампанское, и откуда-то из глубин сознания приходит мысль, что раз «У нас будет ребенок», то мне теперь нельзя. Не то чтобы я до этого алкоголем увлекалась, так, пару раз пробовала вино или шампанское на новый год или дни рождения. Ну и в Уругвае пару раз угощали местными напитками. Но все же, можно было сказать, что не пила. А тут получается, что категорически нельзя.

Первой неладное заподозрила бабуля. Отставив нетронутую рюмку в сторону, обеспокоенно смотрит на меня, изучает, спрашивает:

— Санька, что случилось?

Вот он момент! Надо просто сказать. Только вот слова не идут. Вообще никакие… Я так и сижу, опустив голову и разглядывая пузырьки в бокале.

— Саша?! — это уже мама. Грозная и волевая, нет, она не ругается сейчас, она ждет.

Поднять голову на них я так и не смогла, поэтому и разговаривать буду не с ними, а с бокалом:

— Я беременна… Так получилось.

______

Из дома меня не выгнали. Убить не убили. Вот только смотрели так, что в пору было самой удавиться. Нет, в их взглядах не было отвращения или осуждения, было одно удивление, зато какое! Если бы я открутила свою голову и положила ее рядом, они бы, наверное, меньше удивились. И именно это било больнее всего. Потому что не могла их дочь сделать такую глупую вещь в 15 лет! Меня ведь за два месяца ни в чем и не заподозрили только потому, что даже предположить не могли. В этом плане мы с родителями были похожи, ведь такого варианта событий для нас просто не существовало. Это-то и пугало, оказывается, что никто не знал, на что я способна. Первым приходит в себя папа:

— Кто?

— Ребенок, — как-то совсем по-детски поясняю я.

— Я не об этом. Отец кто?

— Знакомый…

А что я еще сказать могу?! Мальчик из школы, который… в пределе просто знакомый, брат моей подруги, возможно уже бывшей, но это не суть.

— Ты его любишь? — зачем-то уточняет мама.

— Нет…

И от этого ситуация становится еще более некрасивой. Какой-то пошлой и скабрезной.

— Тогда почему?

— Так получилось…

Я так и не расскажу им как так. Пусть это будет только между мной и Сашкой.

В тот вечер было много всего сказано. Потом папа уйдет провожать бабулю домой, а я буду лежать на том самом диване, молясь о том, чтобы этот длинный день просто закончился. Мама сядет рядом, и просидит так долго, не проронив ни слова. И лишь когда отец позвонит в дверь, спросит:

— Мы рожаем?

И от этого «мы» мне вдруг станет настолько легче, что я даже не сразу вспомню, что мне сейчас надо говорить.

— Рожаем.

— Так тому и быть…

На следующей день, наплевав на школу, мы поедем к гинекологу, к той же серьезной женщине в годах. Я так буду бояться того, что она спросит, почему я не пришла на аборт, но врач промолчит, а мама так никогда и не узнает, о том, что чуть не произошло. Еще мне назначат кучу анализов и всего остального. И в школе я не буду появляться еще неделю. А когда приду, узнаю, что Аленка перевелась в параллельный класс. Обидно.

Сашка заглянет к нам в класс на втором уроке, шокировав всех окружающих своим вопросом:

— Любовь Николаевна, можно Быстрицкую на пять минут?

Классный руководитель недовольно поморщится.

— А на перемене нельзя? Она и так много пропустила.

— Никак нельзя, вопрос жизни и смерти.

Окинув меня оценивающим взглядом, она все-таки кивнет мне в сторону двери. Идти я буду на негнущихся ногах, особенно когда наткнусь взглядом на возмущенную Сомову. Ой, я же совсем забыла про Каринку и Сашу. Вот кто точно свернет мне шею, если узнает. Выйдя из кабинета и плотно закрыв за собой дверь, натыкаюсь на сердитый взгляд Чернова. Это что-то новое для меня.

Сашка хватает меня за руку и ведет куда-то под лестницу, где нас никто не увидит и не услышит.

— Ты где была?!

— На физике.

— Я не про это! Тебя неделю найти не мог, в школе не было, телефона вашего у меня нет, у бабушки ты не живешь теперь. Уже хотел к родителям твоим идти…

Его напор меня слегка пугает, есть в этом что-то властное, подавляющее. Еще понимаю, что совсем не подумала, что он может волноваться.

— Мы в больнице были…

Сашка бледнеет, хотя если учесть, что он и так по жизни не сильно ярким был, то даже скорее белеет. И лицо становится каким-то жестким и непроницаемым.

— И что?

— Что, что?

— В больнице!

Я не могу понять его реакцию — злится, вот только на что?

— Анализы сдавала, по врачам прогнали. Сказали, в августе рожать.

— Рожать? — глупо уточняет он.

— Ну да… А ты сейчас вообще о чем?

— Аааааааааааа, — тянет Сашка, запуская пыльцы в свою голову и взлохмачивая волосы. — Точно рожать?

— Сказали, что да. Мама спрашивала про кесарево, но сказали, что по всем показателям пока должна сама справиться.

— Саня, так ты еще беременна?

Ну вот, приплыли. Он что за неделю с ума сошел, или решил так на попятную пойти? Типа ничего не знаю, не было никакого ребенка.

— Даааааа, — отвечаю я осторожно.

Сашка даже засмеялся. Истерика? А потом вдруг резко прижимает меня к себе.

— Я думал, что ты аборт делала.

— Мы же решили…

— Это мы решили. А родители могли переубедить.

— Да нет, они вполне стойко восприняли информацию. Шокированы, конечно, но пока держатся. А твои? Ты своим сказал?

Он мнется, и я понимаю, что ответ мне сейчас не понравится.

— Им сложно это принять… Пока что они недовольны.

По тону чувствую, что он смягчает, чувства мои бережет. Я тогда думаю, что совсем не хочу встречаться с его родителями как можно дольше. Но кто ж мог подумать, что они сами придут к нам домой этим же вечером.

Слава Богу, мама будет дома, и мне не придется быть с ними одной. Под одним только взглядом Надежды Викторовны мне захочется пойти и вскрыть вены линейкой. Она будет смотреть холодно и с отвращением. Дмитрий Александрович будет сдержанней, но тоже не будет скрывать, что я — всего лишь жалкая проблема на их пути.

Мама усадит Черновых на кухне, и они долго будут спорить. Я не буду подслушивать специально, просто под конец они орать будут так, что по моим подсчетам нас услышит весь подъезд. Надежда Викторовна будет настаивать на прерывании беременности, будет кричать о том, что не позволит какой-то девице испортить великое будущее их сына. Мама, конечно, спуску им не даст, послав куда подальше.

Когда придет папа, на кухне воцарится относительный мир — все будут сидеть и нервно молчать. Правда, придет папа не один, а с Сашкой. И где они только друг друга нашли? Атмосфера на кухне настолько будет натянутой, что папа попытается пошутить, крикнув:

— Санька, встречай, жених пришел!

Откуда он мог знать, что слово «жених» послужит красной тряпкой для матери Сашки.

— Какой жених! Вы нам свою малолетнюю шалаву в родственники не навязывайте! Ее и замуж-то никто еще не звал…

Слушать это было невозможно, поэтому я, как была в тапках и домашнем платье, так и вылетела в подъезд. Саша поймал меня уже почти в самом низу, где-то между первым и вторым этажом.

— Саня, Саня, да подожди ты…

Он хватает меня поперек живота, но я начинаю вырываться.

— Да не слушай ты мою мать! Она не со зла, просто не знает, что делать…

— Как раз-то она знает!

— Да Саня… Успокойся, прошу тебя.

— Пусти! Пусти! — Я больно пинаю его, поэтому Сашке приходится меня отпустить, иначе мы просто полетим с лестницы.

Но я уже не убегаю, поэтому держать меня нет больше необходимости.

— Если ты из-за замужества, то я…. Я согласен.

Но говорит он это так обреченно, что лучше б он меня просто ударил.

— Да не нужно мне твое замуж! И вся твоя семья мне не нужна! Я сама рожу! И воспитаю, если надо будет, одна! Я никогда, слышишь, никогда, не выйду за тебя!