Закрученный

Глава 24

Мэри Энн не могла расслабиться. Шок и действие лекарств сходили на нет, и ее пробивало на эмоции, как огромным тараном. Эйден и Виктория больше часа назад ушли в соседнюю комнату, но она не могла даже закрыть глаза. Райли спокойно лежал рядом, тихо и неподвижно. Так тихо, что она слышала звон в ушах. Так неподвижно, что он мог сойти за мертвого.

Каким суждено было стать Шеннону. Еще раз.

Единственный способ убить зомби — это отрубить ему голову. Мысли о том, что вот так закончилась жизнь ее друга, что она никогда больше его не увидит, что они никогда не поговорят вновь, вызывали слезы на протяжении бесконечно долгих минут… часов? Она плакала, пока внутри не осталась одна лишь пустота. Пока ее глаза не опухли от жгучих слез, пока нос не заложило. В какой-то момент Райли заключил ее в объятья этими сильными, такими любимыми ею руками и крепко сжал.

Когда ее перестало трясти, она судорожно выдохнула. Если бы только этим ограничились ее муки, но разум отказывался успокаиваться. Такеру придется ответить за это тоже. И хотя она не доверяла ему полностью и знала, на что он способен, она не ожидала такого.

— Все нормально? — грубо спросил Райли, убрав руки.

Она перевернулась на бок, посмотрев на него. Он лежал на спине, глядя в потолок, напомнив ей Эйдена, когда он искал в своей голове ответы.

— Меня не тошнит, если ты об этом.

— Ну тогда ладно.

— Ты нанесешь символ?

— Да, если ты все еще хочешь этого. Исправлю поврежденный и нанесу новый, который не даст тебе забирать энергию у других.

— Спасибо.

Почему он так охотно согласился? Потому что его больше не волновало, выживет или нет?

— Тогда нет причин ждать, да? — он опустил ноги с кровати, и она увидела рану на его икре. Свежую, ярко-красную, воспаленную. Ему должно быть очень больно.

Она потянулась и схватила его за руку, не давая встать.

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — сказал он, вырывая руку.

Вновь расстроенная, она смотрела, как он залезает в сумку, оставленную братом. Взяв все, что ему было нужно, он разложил оборудование рядом с ней.

— Переворачивайся.

Она послушалась. Он не произнес ни слова, отодвигая края больничной пижамы, в которую она все еще была одета, ткань задралась до плеч. Было больно, когда он исправлял символ на ее спине, — игла проходила через свежий рубец и заживающую плоть.

Когда он закончил, она уже вся вспотела и дрожала.

— Куда тебе нанести новый символ?

Был шанс, что она вновь станет человеком. Нормальной. И это значило, что был шанс, что она сможет вновь увидеть отца. Он взбесится, когда увидит татуировки на ее руках. Не за чем добавлять к ним еще одну, чтобы он разозлился еще сильнее.

— На ногу.

Ее спину сильно трясло, так что она и не пыталась лежать ровно. Она просто приподнялась на подушке и вытянула одну ногу.

Райли закатал ее штанину до колена и замер на несколько секунду. Только смотрел на нее… разгоряченно?

— Райли?

Ее голос вырвал его из тех мыслей, в которые он погрузился. С сердитым видом он вернулся к делу. После предыдущей эта татуировка была едва ощутима. Но — ого! — получилась такой большой, растянувшись от колена до лодыжки.

Тату-машинка затихла, Райли все сложил обратно, затем протер ее окровавленную голень полотенцем из ванной.

— Виктория не права. Ты не умрешь, если это не сработает.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Если ты начнешь слабеть или не сможешь больше есть обычную еду, то я просто нарушу символ, и ты вновь станешь нор… собой.

Он оборвал себя на слове «нормальной». Но суть в том, что она снова станет опустошительницей, если он нарушит этот символ. С одной стороны, она поняла, что ему все еще важно, выживет она или нет. С другой — он поставил крест на их отношениях, ведь так?

— В любом случае, я хочу, чтобы он оставался, — ответила она. — И действовал.

— Мэри Энн…

— Нет. Поэтому мне нужно, чтобы ты нанес еще один символ.

Его глаза сузились, но он не стал возражать. Однако она его хорошо знала и догадывалась, что Райли думает о том, что он поступит, черт побери, как сочтет нужным.

— Какой?

— Ты знаешь какой. Я хочу такой, как у Эйдена. Тот, что не позволит никому нарушить символы, никогда больше.

Он замотал головой, еще пока она говорила.

— Признай это. Если бы у меня был этот символ, то ведьмы не попытались бы проделать дыру в том символе, который не позволял мне умереть от физических ран, — ведьмы могли чувствовать защитные символы и понимали, от чего именно те защищают.

— Да, но что если тебя захватят в плен? Что ты будешь делать, если тебе нанесут опасный символ?

— Тогда мне нужен тот, что не позволит нанести новые.

— Никто в здравом уме не согласится на такой символ. Ты останешься беззащитной перед массой других заклинаний.

— Райли.

— Мэри Энн.

— Я хочу этот символ, Райли. Первый, о котором я говорила.

— Риск слишком велик.

— У Эйдена же есть.

— Потому что в его случае риск оправдан. Слишком многие тянутся к нему, хотят его использовать, захватить контроль над ним, навредить ему.

— У меня для тебя новость: мне тоже пытаются навредить.

Вообще-то все, кого Райли знал, хотели убить ее. Даже его братья. Или только она помнит, как они смотрели на нее той ночью, когда она убила тех ведьм и фейри? С ужасом, отвращением и злостью. Единственной причиной, по которой они согласились влезть во все эти неприятности, чтобы спасти ее сегодня, было то, что Райли любит ее. Или любил раньше.

— С несокрушимым символом, который не дает тебе умереть от ран, как по-твоему ведьмы решат убить тебя в следующий раз? — зарычал он. — А они попытаются убить тебя снова. Тебя винят в «алой резне».

— Но я…

Он оборвал ее на полуслове.

— Если ты сама не понимаешь, то давай я объясню. Они запрут тебя, заморят голодом и будут пытать, не убивая, день за днем, пока ты просто не умрешь от старости.

Невозможно.

— Это займет десятилетия.

— Именно.

Она внезапно поняла, что позволяет ему запугать себя.

— Нанеси мне символ.

Она уже решила: она скорее умрет сама, болезненно, мучительно, чем станет причиной чьей-либо смерти из-за того, что проголодается. Он не сможет заставить ее передумать.

— Я уже убрал оборудование.

— Да, это ведь так сложно снова его достать.

— Нет.

— Я не хочу больше быть угрозой для тебя.

У него заиграли желваки.

— Ты не угроза для меня.

— О, и что же изменилось? — она старалась сказать это так буднично, как могла. Наконец-то, она узнает, почему он так себя ведет.

Он пробежался языком по зубам, глаза засверкали знакомым зеленым пламенем. Но не желания, а ярости. То, что никогда прежде не было направлено на нее.

— Я больше не могу менять обличье.

Он не мог… стоп, стоп, стоп.

— Что?!

— Я не могу превратиться в волка. Я пытался. Тысячу раз, с тех пор как мы покинули больницу. Я просто… не могу.

— Потому что я… потому что я покормилась от тебя?

— Ты не хотела этого, даже сопротивлялась, но я заставил тебя, вынудил покормиться, — ярость рассеялась, уступая безнадежности. — Впрочем, неважно. Это ничего не изменило.

Неважно? Да не было ничего важнее! Он, может, и давил на нее, но она приняла. Она забрала его волка. Его истинную сущность. Настоящий он потерян. Навсегда. Из-за нее. Неудивительно, что он вел себя так, будто ненавидел ее. Он, правда, ненавидит ее.

— Райли, прости меня. Мне так, так сильно жаль. Я не хотела… Я бы никогда…

Нет таких слов, которые могли бы выразить всю глубину ее сожаления. Нет ничего, что могло бы утешить его.

Из всего, что она натворила, это было наихудшим. И эти иссохшие слезные железы? Они внезапно вспомнили, как работать. Ее глаза защипало от слез, по щекам потекли тонкие струйки.

— Мы знали, что это возможно, — сказал он.

— Ты теперь… человек?

Горький смешок.

— Вполне себе.

Все хуже и хуже. Это, наверняка, настоящая пытка для него. Он был перевертышем всю свою жизнь.

Его очень долгую жизнь. Которая сейчас может оказаться очень короткой. Все. Из-за. Нее. Его друзья были перевертышами. Его семья. А теперь он стал таким, каким он ненавидел быть: уязвимым.

Райли поднялся на ноги и отвернулся от нее.

— Я собираюсь в душ. Постарайся немного отдохнуть.

Он не стал дожидаться ее ответа и ушел в ванную, закрыв за собой дверь.

Закрывшись от нее.

Раз и навсегда, подозревала она.

Мэри Энн свернулась клубочком и разрыдалась.

Эйден выругался сквозь зубы.

— Ты это слышала?

— То, что только что вырвалось из твоего рта? — спросила Виктория. — Да. Ты буквально крикнул матом прямо мне в ухо.

— Не это. То, что Райли сказал Мэри Энн.

— Оу. Нет. А ты?

— Да, — она лежала рядом, прижавшись к его боку, и он просеивал пальцами ее волосы, восхищаясь их мягкостью. В их комнате было темно, но он видел сквозь всю эту темноту, слова надел очки ночного видения.

— Как ты услышал?

— Тонкие стены?

— Тогда бы я тоже услышала. Как ты это сделал?

— Еще одна вампирская способность проявилась?

— Это все объясняет.

Он ждал, что души прокомментируют, озвучат свои мысли. Но нет. Калеб все еще скорбел по ведьмам, Элайджа отказывался нарушать свой обет молчания, а Джулиан, с тех пор как услышал о Тоне Смарт, был занят тем, что пытался выяснить, кем он был, и каким могло быть его последнее желание.

Единственным, кто не давал о себе забыть, был Джуниор. Эйден проголодался — опять, — и его зверь не собирался это так оставлять. На самом деле его рев становился все громче с каждым часом.

Аналогия Элайджи про новорожденного была весьма удачной. Эйден чувствовал себя своего рода новоиспеченным папашей, чье дитятко испачкало подгузник и требовало сменить на чистый.

— Эйден, — позвала Виктория. — Так что там сказал Райли?

Ах, да. Он же прервался на середине разговора с Викторией.

— Райли не может больше обращаться в волка.

Она резко села на месте и уставилась на него сверху вниз, округлив глаза в замешательстве.

— Что?

— Не бей гонца, — Эйден вернул ее в свои объятья. Ему безумно нравилось то, как она прижималась к нему. — Он только что сказал это Мэри Энн. Видимо, она поглотила эту часть его, перед тем как их забрали в больницу.

— Как… как он?

— Удивительно спокоен.

— О нет. Так бывает, когда ему хуже всего, — она стукнула кулаком по груди Эйдена. — Я убью ее!

Она снова попыталась подскочить, но он удержал ее на месте, сжав крепче.

— Он пошел в душ. И не думаю, что она хотела ему навредить.

— Это неважно. Именно поэтому все магические расы убивали опустошителей, как только те себя проявляли. Подобное не должно происходить.

— Может, он еще восстановится. Может…

— Мэри Энн забрала его способность. Такое не восстанавливается.

— А люди не превращаются в вампиров, да? — когда-то она и это назвала невозможным.

— Я… я… ах! Я все еще готова ее придушить. Захватом сзади, я умею. Райли научил.

Ла-адно. Надо поскорее сменить тему, пока она не впала в ярость и в игру не вступил Чомперс. А вместе с ним и Джуниор. К тому же, Эйдена не покидало ощущение, что он еще увидит волка Райли. Возможно, он всего лишь принимал желаемое за действительное, но если честно, он доверял своей интуиции.

Он знал, что встретит Викторию, еще до того как ее увидел. Благодаря видениям Элайджи, да, но как понимал Эйден, души поделились своими способностями с ним. И даже когда они его покидали, их способности оставались. Элайджа не был единственным экстрасенсом в его теле. Сам Эйден тоже был им.

Он замер от этого напоминания. Мог ли он сам заглянуть в будущее?

— Выпусти меня, Эйден. Сейчас же, — он чувствовал ее дыхание на своей груди.

— Пока нет. Я хочу с тобой кое о чем поговорить.

— О чем? — неохотно спросила она.

— Я знаю, что ты не хочешь, чтобы я пил твою кровь, и отношусь к этому с уважением, — хотя он все еще хотел ее кровь больше всего на свете, и сейчас он сильно сомневался, что это когда-нибудь изменится. — Ты боишься, что я вновь стану тем неразумным существом, каким я был в пещере?

— Нет. Если бы была такая вероятность, то это бы произошло после того, как ты выпил мою кровь из кубка.

Он тоже так считал.

— Ты боишься, что я увижу мир твоими глазами?

— Нет. Я имею в виду, этого же не случилось. Может, оно еще произойдет, конечно, но меня это не волнует. Ты уже видел мир моими глазами раньше и, по правде говоря, знаешь обо мне все.

— Тогда скажи мне, что происходит в твоей голове. Пожалуйста.

Она выводила узоры на его груди, щекоча подушечками пальцем, вызывая целую гамму чувств.

— Тебе это не понравится.

— Все равно расскажи.

Ее губы прижались к самой чувствительной точке, его сердцебиение участилось навстречу ей.

— Ты замечаешь, как становишься вампиром?

— Да, — ответил он, и сразу же понял, к чему она клонит. Он знал, и ему это не нравилось. От незаметно подкравшегося холодка кровь начала застывать в жилах.

— Ну, а я становлюсь… человеком. Полностью.

Бинго.

— Моя кожа теперь такая, как была у тебя. Легко порезать. Я больше не могу телепортироваться. Не могу использовать внушение голосом. Ем человеческую еду. Я съела бургер, перед тем как вернуться с обедом для Мэри Энн. Бургер! И это было безумно вкусно.

Столько изменений. Слишком много изменений.

— Тебе все еще нужна кровь?

— Не мне, больше нет, но она нужна Чомперсу. Его рев… сначала был очень громким, потому что он был сильно голоден, но сейчас ослабевает. Он так притих, что мне страшно, вдруг он… он… ну ты понимашеь.

Да. Умирает.

Эйден почесал кончик носа, пытаясь упорядочить свои мысли. Он сам должен был догадаться. В конце концом, это все объясняло. Ее холодную кожу и нежелание делать то, что она делала раньше. Когда он вспомнил, сколько раз она рисковала за последние дни, сколько раз он сам просил ее рискнуть, ему хотелось пробить стену кулаком.

Помимо этого, оставалась только одна вещь, которую он хотел сделать.

— Ладно. Тогда новый план. Ты выпьешь мою кровь, я твою. Еще один обмен кровью, прямо как в пещере.

Она покачала головой, ее щека потерлась об его кожу.

— Мы не знаем, что тогда будет с нами. Что будет с ними.

Она про их зверей.

— Вот именно, и пора это выяснить. Мы должны действовать проактивно, помнишь? Не просто реагировать на происходящее, но и сами способствовать изменениям.

С ее губ сорвался нервный, прерывистый выдох.

— Ладно. Ты прав. Я знаю, что ты прав.

Хорошо. Потому что его рот уже наполнился слюной от отчаянного желания вкусить ее крови. И, может быть, он настаивал на этом, потому что так сильно жаждал ее, а не потому, что на самом деле думал, что это может помочь. Но в тот момент ему было плевать.

— Готова?

— Да.

Он перевернулся, оказавшись сверху, она расслабилась и отвернула голову в сторону, предлагая ему свою вену. Его десны начали болеть, ощутимо пульсировать, и он пробежался по ним языком — там были клыки, осознал он, ошеломленный до глубины души. Впервые его зубы стали острыми как лезвия. Не такими длинными, как у Виктории, но явно длиннее, чем раньше.

— Сначала ты, — отрывисто произнес он. Его желание укусить ее было настолько сильным, насколько это вообще возможно.

Дрожь прошла через все ее тело, но в следующее мгновение она уже лизала и посасывала его шею, разогревала кровь, кусала, пила и, в отличие от прошлого раза, ему было больно от ее укуса, в его вены не попало никакого наркотика, от которого бы он оцепенел, но его это все равно не волновало, ему нравилось, что она брала у него, то, что ей было нужно; об этом он ее молил с самой первой их встречи. И когда она закончила, он сделал то же самое с ней: лизал, сосал, разогревал, кусал, пил.

Она застонала, и этот звук эхом повторился в комнате. Ее пальцы пробежались по его волосам.

— Это так приятно, — тяжело дыша, сказала она.

А затем и он застонал. Такая сладкая, такая вкусная кровь наполняла его, протекала через все тело, делая его сильнее, успокаивая Джуниора, поглощая их обоих. Он поглаживал Викторию, пока не осознал свои действия, но она, похоже, не возражала, ей даже нравилось, она отвечала на каждое его движение своим.

Но вскоре этого стало недостаточно для них обоих. Эйден оторвался от его шеи — это было явно сложнее всего, что он когда-либо делал, — но он не хотел забрать слишком много, хотел защитить ее, даже от себя самого, и она застонала от разочарования. Он не мог отстраниться от нее.

— Эйден, — прохрипела она на выдохе.

— Да?

— Еще.

— Еще укусить?

Мягкая, сияющая улыбка.

— Еще всего.

Как будто его нужно было дополнительно подталкивать. Он целовал ее, пока не закончился воздух, а потом еще.

В какой-то момент, во время этого второго поцелуя, вся их одежда испарилась, а руки начали исследовать тела друг друга. Ему никогда не было так хорошо, аж до боли. Ему нужно было еще, как она сказала, но он не мог взять слишком много. Мысли обрывками крутились в голове. Все было именно так, как он представлял, только лучше. Намного лучше.

— Слишком быстро? — выдохнул он. — Мне притормозить?

— Слишком медленно. Не останавливайся.

— П-презерватив, — сказал он. У него не было презерватива. Он не мог спать с ней без защиты. Не стал бы рисковать, чтобы она забеременела. Он также знал о ЗППП и, хотя был уверен, что у нее ничего нет, что у вампиров иммунитет к человеческим болезням, он все же не собирался вести себя как идиот.

— У меня… есть. После нашего разговора в лесу, я носила его с собой. Все время.

Наконец-то, стало понятно, что там была за шуршащая обертка. Если бы он только знал.

Она выскользнула из-под него, и ему стало больно от пустоты без нее. Она вернулась через несколько секунд, и они вернулись к тому, на чем остановились.

Ни разу не высказали свое мнение души. Ни разу не взревел Джуниор. Или, может быть, он просто был слишком увлечен происходящим, чтобы заметить что-либо еще. С ним была только Виктория, здесь и сейчас. Их первый раз. Его первый раз.

Его… все.