Утром позвонила Олька и слезно попросила приехать к ней.
Сказала, что заскочу, но ненадолго, потому как тороплюсь на работу. Приехала, долго звонила, Олька не открывает. Уже собралась уходить, как вдруг дверь отворилась и на пороге появилась Олька. Господи, что случилось с тем жизнерадостным человеком, которого я видела пару дней назад? Глаза опухшие, на щеках слезы.
Рассказала мне, что пастора Джона, Людочку и Ваню задержали в Киеве как членов опасной религиозной секты. Джона и Людочку поместили в КПЗ, до выяснения обстоятельств, а Ваню посадили на поезд и предупредили, чтобы он впредь не занимался всякой ерундой, иначе будет отвечать по всей строгости закона.
— Ты представляешь? Представляешь, какие они сволочи! Да как они смеют! Наше братство известно во всем мире. Мы не сектанты. Я лучше повешусь теперь. Как мы будем без пастора жить? Как?
Выкурили по сигаретке. Олька упорно хочет покончить жизнь самоубийством. Грозится поехать в Киев и поджечь себя на площади перед зданием Суда.
— Ну, есть же другие религиозные организации. Например, сейчас очень моден буддизм, — заметила я.
— Ты не понимаешь, что говоришь. Джон — он святой, и Людочка почти святая. Их нельзя в тюрьму.
Нервы мои сдали, может, я поступила неправильно, но видеть подругу в таком состоянии было выше моих сил, поэтому я собралась с мыслями и рассказала Ольке все, что думаю о Джоне, Людочке и их братстве.
— Твой святой спал с этой Людочкой, а она с твоим Ваней. Оля, разуй глаза. У тебя проблемы с мужем, а ты вместо того, чтобы их решать, пытаешься спрятаться за ширмой, сделать вид, будто ничего не происходит. Ты образованная молодая девушка. Ты достойна счастья. Поговори с Ваней, может, вы еще можете устроить свою жизнь, а если нет, то беги от него, потому что завтра он втянет тебя еще в какое-нибудь дерьмо. Ты уничтожаешь себя ради человека, которому на тебя начхать. Если тебе нужна моя помощь — я помогу, но выслушивать бред про самосожжение на площади и оправдывать твоего мужа-подонка я больше не намерена.
Выпалила на одном дыхании, но тут же пожалела, что так резко высказала ей все.
Оля вытерла слезы, закурила сигарету и проговорила:
— Ты знаешь, а я ведь догадывалась. Ты права. Все так и есть. Спасибо, что встряхнула меня. Я подумаю над твоими словами.
— Подумай, — сказала я. — И прости, если я была немного резка. Ты ведь моя подруга.
— Да, — улыбнулась Оля, — а как у тебя дела?
— Ничего, я в гея влюбилась, — вздохнула я.
— Ну, бывает, лучше уж гей, чем такой подонок, как мой.
Я допила кофе и отправилась на работу.
— Тебе Грач звонил из Киева, — сказала офис-менеджер с порога.
— Набери его, пожалуйста, — попросила я.
Не иначе кто-то в лесу сдох — офис-менеджер не стала фыркать и без слов набрала номер Грача.
— Что вы мне вчера прислали? — сказал Грач таким тоном, что я сразу поняла: отношения с клиентом переходят во вторую стадию: назревает «жопа», но он еще об этом не знает.
— Эскизы, — невозмутимо ответила я.
— Вы называете это эскизами?
— Да.
— Хорошо, пусть будет по-вашему. Но вы обещали мне три принципиально разных варианта. На сегодняшний день я вижу три совершенно одинаковых картинки, которые отличаются по цвету, — продолжил возмущенно Грач.
— Ну, не совсем одинаковые. Вы пояснения читали? — спросила я.
— Эмилия, я все читал. Я не первый год работаю с рекламными агентствами и студиями, я вас насквозь вижу, рекламистов хреновых. Вы просто поленились сделать качественные эскизы. Прошу вас, исправьте это безобразие как можно быстрее, иначе я буду вынужден разорвать с вами контракт и отозвать уплаченные деньги! — взвизгнул Грач и бросил трубку.
Что за манера бросать трубку, не дослушав собеседника?
Расстроилась и пошла курить. За пару минут ситуация из «жопы надвигающейся» перешла в стадию «жопы свершившейся». Что делать в таких случаях, я не знаю. Завалю проект. А жалко — какой я после этого менеджер? Зря Липкин на меня понадеялся, зря. Стыдно-то как будет перед всеми. К тому же часть процентов я уже потратила.
Мимо прошла Юлька из соседнего офиса. Окинула меня презрительным взглядом и удалилась, похабно виляя бедрами.
Сижу — жду Мимозину. Никуда не лезу: ни в ЖЖ, ни в почту — нет настроения. Мимозина приехала через час. Я расплакалась и рассказала ей все как есть.
— Ну-у, а плакать-то чего? Знаешь, сколько раз я выслушивала подобные речи от клиентов?
— Не-а, — всхлипнула я.
— Да по пять раз на день. Придет Мишкин, поговорим с ним. Он все переделает. Я с ним сама поговорю, хочешь?
— Не, я сначала сама попробую, если что — поможешь, — сказала я, утирая слезу.
Села за компьютер и написала Липкину о своем поражении.
Недожала клиента, — ответил Липкин.
Вот спасибо, утешил, называется.
Пришел Швидко, снова принес мне «Сникерс». Черт, как бы ему сказать, что мне больше нравится «Баунти». Тайком скормила батончик Мимозиной и коммерческому директору.
Программист пришел на работу с женой. Она не поверила, что объяснительная записка подлинная, и решила сама во всем разобраться. Мимозина увела ее в комнату переговоров, откуда женщины вышли спустя час. Мимозина мило улыбается, жена программиста сияет от счастья.
Как я все-таки завидую Елене, все у нее получается, все она умеет. Может, мне тоже заняться буддистской практикой?
Обратилась к ней с просьбой предоставить мне литературу, по которой она занимается.
— А зачем тебе это? — спросила она.
— В смысле? — удивилась я.
— Ну, мотивация какая у тебя? Для чего тебе это нужно?
— Ну, как для чего, чтобы Грача и ему подобных на место ставить. Чтобы я могла в любой момент повернуть ситуацию так, как мне выгодно.
— Плохая у тебя мотивация, не доросла ты еще до нашего учения, — вздохнула Мимозина.
— А какая у тебя мотивация? — поинтересовалась я.
— У меня — любить все земные существа и творить добро.
— Да, ты права, до такого я еще не доросла.
— Не переживай, может, в следующей жизни получится? — улыбнулась Мимозина.
Уж не знаю, сколько жизней мне понадобится, чтобы возлюбить Грача или, например, хозяйку Лесси, а еще лучше и Ваську. Боюсь, что очень много.
Позвонил арт-директор, сказал, что сегодня на работу не придет, поскольку они с женой выводят блох у кошек.
— А сколько у него кошек? — поинтересовалась я.
— Шесть, — ответила Мимозина.
Да уж, вывести блох у шести кошек — дело нешуточное. А впрочем, это даже хорошо, что он не пришел. К завтрашнему дню я соберусь с мыслями и смогу без эмоций, ровно и спокойно рассказать ему о сложившейся ситуации.
Программист, коммерческий директор и технический дизайнер, услышав о том, что арт-директора не будет, собрали вещи и слиняли. Еще через полчаса испарилась Ромашкина. Остались мы с Мимозиной, Чайка, Швидко и офис-менеджер. Чайка делает листовки с огурцами. Все-таки талантливый он человек. Так все красиво у него получается. Прямо хочется взять этот огурец и съесть.
— Съемка огурцов понадобится, — сказал он.
— Сейчас позвоню, пусть привезут реквизит, — ответила Мимозина.
Производители огурцов Мимозину выслушали и напомнили, что они оставляли полный пакет солений еще во время их первого визита.
— Ну, так то ж когда было, — невозмутимо сказала Мимозина, — они стали портиться — мы их съели. Да знаю я, что они долго хранятся, просто мы пакет нечаянно поставили возле батареи. Уже не топят? Странно, а у нас почему-то топят. Да, да, конечно. О да-а. Я тоже. Я просто в восторге. Да-а-а-а. Да под водочку. Конечно выпьем. До встречи.
Положила трубку и лукаво улыбнулась:
— Завтра привезут ящик солений.
Швидко написал мне письмо:
Выходи, иди к метро, а я через пятнадцать минут тоже выйду.
О’кей, — ответила я и стала собираться.
Пошла в сторону метро и села на скамейку. Вскоре появился Швидко и предложил мне прогуляться в парке.
— Давай, — согласилась я.
Дошли до киоска, купили по бутылочке пива и нашли укромную лавочку.
Швидко посмотрел на небо и сказал:
— Теплеет уже, скоро совсем тепло будет.
— Ага, — ответила я.
— Ты что любишь читать? — спросил он.
— Всякое, я еще сама стихи пишу.
— А-а-а, слышал. А я люблю Мураками.
Минут сорок рассказывал мне про Мураками, какую-то заводную птицу и прочую ерунду.
Решила снова взять инициативу в свои руки.
— Ты со мной поговорить хотел о чем-то или как?
— Ага. Хотел, — сказал Швидко.
— Я тебя слушаю.
— Знаешь, — начал он, — я человек уже немолодой, ну, не мальчик, сама понимаешь. У меня много чего было в жизни. Женщины говорили, что я приношу им несчастье.
Ага, все-таки гей. Вот ведь, черт побери, досада.
— Я долго к тебе присматривался.
— Да уж, — вздохнула я.
— Я смотрю на тебя, ты такая молодая, красивая. Такая умная. Наверняка у тебя много поклонников.
Я кокетливо закатила глазки:
— Ну, хватает, конечно, но я не спешу.
— Вот я и подумал, на фига я тебе такой нужен, старый алкоголик От меня все равно толку не будет.
Стоп. Что-то я не пойму. Значит, он все-таки не гей?
— Ты не старый, ты очень даже замечательный. Ты добрый, талантливый. А выпить я и сама люблю. Для меня пол-литру водки раздавить, как два пальца обоссать, — лихо сказала я.
Про водку я, конечно, загнула.
— Да? А по тебе не скажешь, — удивился Швидко.
— Слушай, не томи уже, а? Ты что мне хотел сказать, что ты старый пьяница? Да? Ты поэтому меня на концерт пригласил? — возмутилась я.
— Нет, не поэтому, ты мне нравишься.
— Ну?
— Давай, это, может, попробуем, может, что-то у нас и получится? — сказал Швидко и нежно посмотрел на меня.
Этот взгляд я буду помнить всю жизнь. Никто и никогда не смотрел на меня с такой нежностью, такой надеждой и любовью.
— Поцелуй меня, — сказала я.
Швидко наклонился, и мы слились в долгом, жадном поцелуе. Домой мы возвращались поздно вечером. Он обнимал меня за плечи, гладил мои волосы и целовал руки. Перед подъездом крепко обнял меня и прошептал:
— Как же я счастлив!
— Я тоже, — ответила я и поцеловала его.
Зашла домой. Руки дрожат, ноги дрожат. В голове туман. На столе записка от мамы: «Мы поехали в гости. Борщ в холодильнике. Майкла уже выгуляли. Придет Армен — передай ему, что он негодяй».
Хорошо, что никого нет дома. Стала названивать Нане. Дозвонилась не сразу.
— Нана, Нана, мы поцеловались, он не гей. Он меня любит! — заорала я.
— Надеюсь, ты не подала виду, что тоже его любишь? — спросила Нана.
— Подала, еще как подала. Сказала, что уже давно мечтала о том, чтобы он меня поцеловал.
— Это ты зря. Мужчины не любят таких женщин. Надо быть недоступной, он должен стремиться покорить тебя. А ты сразу сопли распустила.
— Знаешь, Нана, ты вот ведешь себя таким образом, а что-то не заметно, чтобы кто-то хотел тебя покорить, — разозлилась я.
— Как хочешь, но когда он тебя бросит, не жалуйся. Спокойной ночи, — сказала Нана.
Я включила музыку и стала танцевать. Топала так, что прибежала соседка снизу и сказала, что наша семейка доведет ее до инфаркта.
— То собака у вас лает, то братец воет, а теперь еще и музыка грохочет и кто-то топочет как слон! — крикнула она.
— Сейчас выключу, — ответила я и вырубила магнитофон.
Все просто замечательно! Какой сегодня хороший день! Надо отметить его в календаре. В этот день человек, которого я люблю, поцеловал меня.
Зазвонил телефон.
— Ало, — сказала я.
— Я люблю тебя, солнышко, — сказал Швидко.
— Я тоже, Сереженька, — ответила я.
— Спокойной ночи.
— Спокойной.
Не стала дожидаться ни братца, ни родителей. Легла спать и заснула самым крепким сном на свете. Я счастлива! Господи, спасибо тебе за все.