Ночью Майкл открыл холодильник и слопал палку колбасы, которую мама припасла для братца, потом пошел в коридор, долго просился на улицу и в конце концов нагадил перед дверью родительской комнаты. Утром папа вышел в коридор, наступил на кучу, как обычно, ничего не заметил, потянулся и пошел на кухню. Потом решил зайти в мою комнату, долго ходил взад-вперед и смотрел на стены.
— Ты что бродишь? — поинтересовалась я, высунув нос из-под одеяла.
— Стены смотрю, обои будем новые клеить, — ответил папа и добавил: — А чего это тут так воняет?
— Не знаю, — зевнула я.
Потом папа зачем-то пошел на балкон, в ванную и, когда наконец опустился на табуретку на кухне, принюхался и посмотрел на свои тапки.
— Гал, я в говно залез, — сказал он. — Майклуша, ты зачем нагадил в коридоре?
— Ты вечно куда-нибудь залезешь, — возмутилась мама, — а мне за тобой убирать! Ну что за мужик?
Придя в студию, я первым делом разместила в ЖЖ новый рассказ. Издательство прислало мне на подпись договор. Надо срочно, очень срочно брать отгулы, отпуск, неважно что, прикинуться больной и писать роман, иначе получу я кукиш с маслом, а не народное признание. Только кто мне эти отгулы даст, вот в чем вопрос. Ребята наконец-то закончили работу над сайтом для Грача и залили его на сервер, чтобы можно было протестировать. Позвонила Грачу и сказала, что он может смотреть готовый сайт.
Грач поблагодарил и выразил удовольствие оттого, что проект подходит к концу, поскольку он собирается уходить в отпуск.
— Если все будет о’кей, на следующей неделе я приеду подписывать акты приема-сдачи, — сказала я.
— Ага, — ответил он.
«О’кей» никогда не бывает, в этом я убедилась через час, когда позвонил разъяренный Грач и стал мне доказывать, что цвета на сайте не те, которые были на предварительных эскизах, что сайт смотрится как-то гадко, что он никому не понравился и надо все опять переделывать.
Тут уж я не выдержала и отвела душу по полной программе — не зря ведь я проработала столько дней и даже одну ночь в нашей славной студии. Сказала, что Грач поступает неподобающе, что не может быть и речи о новой переделке и что мы разрываем договор. Технический дизайнер, который подслушивал, вскочил с места, стал прыгать вокруг меня и орать:
— Скажи, что они мудаки! Мудаки они, вот! Скажи им!
— Вы нехорошие люди, непорядочные! — выпалила я.
— Мудаки вы! — заголосил технический дизайнер так, что мне пришлось закрывать трубку рукой и вызывать Пробина. Коммерческий директор запихал крикуна в дизайнерскую, закрыл дверь и стал ее подпирать.
— Быстрее заканчивай разговор, я долго не выдержу, — прошипел Пробин.
— Мудаки-и-и! — слышался вопль дизайнера, который дергал ручку и толкал дверь так, что бедный Пробин то и дело отскакивал от нее, как мячик, и прислонялся снова. В конце концов он позвал офис-менеджера и приказал ей подпирать дверь вместе с ним.
— Вот еще, — фыркнула та, но, услышав в ответ привычное «Высчитаю из зарплаты»! — встала рядом с Пробиным плечо к плечу.
— Вы ведь видели эскизы, делали замечания, мы все учли. А теперь вы предлагаете все начать сначала? Это непрофессионально, — продолжала я.
— Да мы вам деньги заплатили, вы должны сделать так, чтобы нам нравилось, — занудствовал Грач.
— Мы сделали, как вы хотели. Принимаете — добро. Нет — ничего не увидите, а предоплату мы вам не вернем, мы ее честно отработали.
— Уроды!!! — снова заорал технический дизайнер.
— Давай быстрее, мы его вдвоем не можем удержать, — прокряхтел Пробин.
— Вы подумайте хорошенько, а потом мне перезвоните, иначе я приеду в Киев и пожалуюсь Багатскому. У меня хранятся все правки, которые вы вносили, так что я не виновата, что вам опять не нравится, — сказала я, бросила трубку и махнула рукой взмокшему Пробину: — Выпускай Башковитого!
Пробин отскочил от двери, и в комнату ввалился технический дизайнер.
— Какого хрена мне не дали поговорить?! — завопил он.
— А какого хрена ты подслушивал? Кто у нас менеджер? Ты чего не в свое дело нос суешь? Я тебя, гада, сейчас урою, пшел работать, а ну пшел, быстро! — закричала я так, что сама испугалась.
— Да я… Я ж ничего… Я просто хотел… Я ж помочь хотел… — замялся Башковитый, который никак не ожидал такой реакции с моей стороны.
— Дома на жену будешь орать и хотеть, марш работать! — не унималась я.
Башковитый тяжко вздохнул, поплелся в дизайнерскую, сел за компьютер и прошептал программисту:
— Вот она какая стала. А была тише воды — ниже травы, всех боялась, со всеми советовалась, а теперь и слова не скажи, вот!
— А это вы меня такой сделали, кретины хреновы! — разоралась я, подскочила к программисту и стала бешено вращать глазами. — Почему статистика не работает?
— Так это… сейчас… это… Посмотрю я… Я и не знал… это… Не кричи, я сейчас все сделаю, сейчас, — стал оправдываться программист.
Пошла курить с Мишкиным и тактично намекнула, что неплохо было бы отправить меня в заслуженный отпуск.
— А как же проект Грача? Рановато тебе еще в отпуск идти, — сказал он.
— А когда будет не рановато?
— Ну, когда-нибудь, — вздохнул Мишкин.
Ну ничего себе, я тут работала как ежик, а мне отпуска не дают. Когда мне теперь книгу писать? Надо что-то придумать.
Пошли обедать со Швидко. Пожаловалась на жизнь: сволочь Мишкин не отпускает с работы, а для меня, может, публикация книги — вопрос жизни и смерти, я, может, круче Пушкина напишу, потомки не простят Мишкину, если он загубит мой талант.
— А ты заболей, — предложил он.
— Как? — спросила я, вылавливая из компота муху.
— Элементарно. Звонишь завтра, сообщаешь, что у тебя грипп, и отлеживаешься дома.
— А если скажут, что надо срочно выйти на работу?
— Не скажут. Пробин гриппа боится как чумы, он тебе еще две недели посоветует дома полежать, чтобы сотрудников не заразила, — улыбнулся Швидко.
— Ну, врать нехорошо.
— А талант на корню рубить хорошо? Все равно работы сейчас мало, проект почти сдала, так что можешь с чистой совестью отдыхать и писать свой роман. А о чем он, кстати?
— А фиг его знает, пока ничего в голову не лезет. Когда пишу рассказы — они сочиняются как-то сами собой, а как только предложили написать на заказ — так все и закончилось.
— А ты не думай о том, что работаешь по заказу, расслабься и пиши так, как ты это делала раньше.
— Думаешь? — спросила я.
— Знаю. Я же сам творец прекрасного!
— Это да-а-а.
Пока дошли до офиса, я окончательно утвердилась в мысли, что завтра скажусь больной.
Позвонил Грач, жутко извинялся, пообещал все принять, если мы сделаем в довесок на сайте карту Украины с сеткой дистрибьюторов. Испугался, что приеду и пожалуюсь Багатскому.
— Черт с вами, сделаем, — ответила я.
Пошла к Мишкину и довела до его сведения, что в течение недели нужно сделать карту. Мишкин стал вопить, что карта не входила в наши планы и Грач уже сидит у него в печенках. Технический дизайнер, которому не позволили выломать дверь и обозвать клиента мудаком, заорал так, что чуть стекла не вылетели. Программист сказал, что он планирует взять отгул на три дня и ему не до карты, а я плюнула и пригрозила, что без карты не будет денег, так что пусть они сами решают, с чем завтра есть бутерброды: с маслом и красной икрой или с солью и чесночком.
Разозлили меня дальше некуда. Решила прогуляться. Мимозина стала возмущаться и напомнила, что с минуты на минуту прибудет господин Аббас.
— А давай-ка я расскажу тебе еще одну менеджерскую премудрость, — лукаво улыбнулась она.
— А есть еще? — удивилась я.
— О-о-о, еще очень много. Сегодняшняя премудрость называется «Как не испортить отношения с клиентом, который к тебе очень неровно дышит».
Она села в кресло и стала преподавать мне очередной урок:
— Есть разные категории клиентов, которые неровно дышат.
— Клиенты, которые дышат легко, совсем чуть-чуть. С ними достаточно быть ласковой и изредка стрелять глазками, а большего им и не надо, — перебила я.
— Точно, молодец, на лету схватываешь, — улыбнулась Мимозина.
— А есть те, которые дышат тяжело, как Аббас, вот что с ними делать — я не знаю, но мне кажется, их надо посылать на фиг, — продолжила я.
— Не-е-ет, вот здесь ты не права. Таких клиентов грех терять. Обычно они обращаются в студию достаточно часто и приносят неплохой доход, потому что им приятно с тобой общаться. Наша задача заставить такого клиента дышать легко, — взмахнула рукой Мимозина.
— Такого заставишь, он же спит и видит, как тебя в постель затащить, — вздохнула я.
— А для этого существуют разные способы, — возразила Мимозина. — В нашем случае клиент дышит очень тяжело, к тому же он восточный мужчина. Что надо делать?
— Дать по морде, — не унималась я.
— Нет, в нашем случае мы будем тяжко вздыхать и скажем, что уже год как замужем за мужем-тираном, ну, например, начальником налоговой инспекции или уголовного розыска. Потом намекнем, что, если у Аббаса возникнут проблемы, мы можем ему помочь.
— И что дальше? — удивилась я.
— Ничего. Во-первых, Аббас иностранец, он вряд ли захочет портить отношения с налоговиками или милицией и побоится от нас уходить, вдруг я на него обижусь и нашлю проверку. Во-вторых, он будет жалеть меня как женщину. А в-третьих, будет надеяться, что мы поможем ему решить проблемы, а в нашем государстве они рано или поздно возникают у всех иностранцев.
— А если действительно возникнут проблемы? Кто их решать будет? — поинтересовалась я.
— Ой, ну что их решать? Что их решать? Наш Пробин за деньги тебе хоть прижизненный памятник поставит на площади Ленина, у него знаешь сколько знакомых?
— Знаю, — кивнула я. — Ну хорошо, а если клиент из другого города, тогда что?
— Ну, тогда смотря по обстоятельствам, можно хоть внучкой президента заделаться, — пожала плечами Мимозина.
— И что, верят? — удивилась я.
— А то, ты ж не девочка с улицы, а менеджер известной студии, как же тебе не поверить?
— И никто никогда не поймал на лжи? И не проверил?
— Поймал один раз, три года назад один крендель из Киева. Оказался другом зятя президента, сказал, что давно знает эту семью, а меня там никогда не видел. Но это не часто случается, — улыбнулась Мимозина, вздохнула и сказала совершенно серьезно: — Теперь ты понимаешь, почему я буддистка? Я день и ночь свою карму улучшаю.
— Нет, не понимаю, — ответила я, но Мимозина меня не услышала — она выпорхнула из-за стола и ринулась навстречу входящему в офис господину Аббасу.
Господин Аббас явился при полном параде: в костюме с галстуком и в белоснежной рубашке. Мимозина завела его в комнату переговоров, где они провели около часа. Попытки составить им компанию и обсудить вопросы о многострадальном сайте, который мы никак не можем закончить, успехом не увенчались. Каждый раз, когда я пыталась просунуть в комнату переговоров свой длинный нос, Мимозина шипела, махала руками и всячески давала мне понять, что делать мне там нечего. Под конец меня вызвали минут на пять, господин Аббас высказал свои пожелания и ушел.
— И из-за этого ты не отпустила меня погулять? — возмутилась я.
— Иногда пять минут решают все, — ответила Мимозина.
Какую лапшу в этот раз она вешала ему на уши, я так и не узнала: Мимозина сказала, что у нее есть секреты, которые она не выдаст даже под страхом пытки.
Я взяла ноутбук под мышку и пошла домой.
Дома трагедия: пропали пятьсот гривен, которые мама выдала папе на приобретение нового телефона. Папа клянется и божится, что потерять деньги он не мог, поскольку даже не успел взять их в руки.
— Я их на трюмо положила! — закричала мама.
— Их там не было, — пожал плечами папа.
— Ты их пропил! — не унималась мама.
— Сама пропила!
— Дурак ты, вечно все у тебя не как у добрых людей! Какого черта я живу с таким человеком?
Папа плюнул, пошел на кухню, достал из ящика вату и запихал себе в уши. Потом сел перед телевизором и стал смотреть передачу про животных.
— Вот, полюбуйся, какой придурок твой папаша, — ухмыльнулась мама.
Папа сделал серьезное лицо и уставился в экран, делая вид, что он нас не слышит.
— А еще этот идиот не смывает за собой, когда выкидывает заварку в унитаз, а я за неделю извожу на этот проклятый унитаз бутылку чистящего средства, — не унималась мама.
Папа заулыбался и стал смотреть в экран еще внимательнее.
— А еще он умудрился засунуть свои грязные носки в холодильник, потому что он себя не контролирует, — продолжила обвинительную речь мама.
Папа сидит как каменный и делает вид, что ничего не слышит.
— Еще у него на старости лет начинается маразм! — крикнула мама.
Снова ноль реакции с папиной стороны.
— И хлеба он не купил на ужин, придется тебе идти, — вздохнула мама.
— Пойдешь за хлебом — купи мне бутылочку водки, — сказал мне папа, — а то я не переживу сегодняшний вечер. — Он обратился к маме: — Носки я в холодильник по ошибке положил, за собой смываю всегда, а маразма у меня нет, это у тебя психоз.
— Хорош артистничать, — буркнула мама и пошла на кухню.
За ужином я сообщила родителям, что намерена прикинуться больной и отсидеться дома неделю.
— Вот, как раз поможешь мне по хозяйству, — обрадовалась мама.
— Ну уж нет, я книгу писать буду, — ответила я.
Из-под кровати, учуяв запах мяса, выполз пудель Майклуша с огрызком стогривневой купюры в зубах, и все сразу стало понятно. Отправлять пса на живодерню никто не собирался, но, выпив сто граммов, папа усадил Майкла перед собой и стал ему рассказывать о том, как нехорошо жрать деньги. Еще после ста граммов папа проникся к Майклу такой симпатией, что посадил его на табуретку, завязал на шее салфетку и поставил перед псом миску с котлетами и стопку водки. От водки Майклуша отказался, а вот котлеты слопал с превеликим удовольствием и стал обнюхивать стол. Мама схватилась за голову, сказала, что не желает сидеть с папой за одним столом, и ушла доедать свой ужин в комнату. Мы с папой выпили еще водки, скормили Майклу все котлеты и стали обсуждать мою будущую книгу.
— Ты все-таки напиши про инопланетян! — посоветовал папа, вытирая салфеткой морду Майклуше.
— Угу, — буркнула я.