Записки успешного манагера

День шестьдесят первый

Прибыл Войнович. Никаких подарков не привез, только рассказы о том, как там все замечательно и прекрасно. Агитировал Мишкина открыть филиал нашей студии в Штатах. Мишкин обещал подумать. Войнович походил по офису, заметил меня и удивился:

— А ты почему за компьютером Липкина сидишь?

— Так я теперь менеджером интернет-проектов работаю, — гордо ответила я.

— А-а-а, и что ты напроектировала?

Сообщила ему, что контролирую разработку сайта для слабоалкогольщиков, размещаю новости, делаю отчеты и готовлюсь вести проект по созданию сайта для господина Аббаса.

— Маловато, — заметил он. — А клиентов как ищешь?

— Да пока никак, сами обращаются.

— Это плохо, надо искать. Я как-нибудь тебе расскажу, как это делается.

Позвонила Нана и спросила, не стыдно ли идти в оперный театр в шубе. Я ответила, что в тридцатиградусную жару только больные люди ходят в шубах. Нана удивилась и сказала, что за границей принято выходить в свет в шубах.

— Ты еще колье себе закажи с бриллиантами, — посоветовала я.

Урсула ходит по офису и никак не может найти себе занятие. От скуки она стала подговаривать нашего фотографа пойти на рынок и тайком пофотографировать бомжей. Тот отказался.

Войнович засел проверять приходы фирмы, которые поступили за время его отсутствия. Офис-менеджер каждые полчаса носила ему в кабинет чашку кофе. Через два часа Войнович вышел из кабинета мрачный как туча и подсел к Мимозиной.

— Вы что, для секс-шопа что-то делали?

— Нет, а что? — удивилась Мимозина.

— А кто в таком случае выписывал за счет фирмы стимулятор в форме бабочки, пять комплектов эротического белья, кожаную плетку и смазку для интимных мест?

— А я откуда знаю? — пожала плечами Мимозина.

— А ты подумай, подумай хорошенько, куда могла подеваться тысяча долларов, — настаивал Войнович.

— Я знаю, кто это выписывал. Это Пробин. Ему вчера посылку принесли, а я потом видела, как он какую-то бабочку рассматривал, — встряла в разговор офис-менеджер.

— Та-а-ак, понятно, — кивнул учредитель и пошел искать коммерческого директора.

Пробина в офисе не оказалось, он явился через час, весело насвистывая какую-то мелодию. Войнович схватил его за шкирку и потащил в комнату переговоров, откуда Пробин вышел спустя полчаса, подавленный и осунувшийся. Учредитель еще немного походил по офису, сказал, что зайдет через недельку, и исчез.

Ромашкина сидит за компьютером, замазывает прыщи на морде сына Багатского и материт всех на чем свет стоит.

— Нет, ну это идиотизм, не могли они другого парня найти, что ли? Ну это же повеситься можно! Вожусь-вожусь, а прыщей не убавляется. Черт бы их побрал!

— А все потому, что у нас менеджеры не умеют отстаивать позицию фирмы, — ехидно заметил технический дизайнер и посмотрел на меня.

— Если бы не ваши менеджеры, ты бы сидел и сосал лапу, — парировала я.

Пришло очень странное ТЗ на разработку сайта. Пишет нам какой-то молокозавод. Такого я еще никогда не видела. Решила, что такой шедевр надо читать вслух и пошла делиться радостью в дизайнерскую. ТЗ гласит:

Цели и задачи сайта: побудить посетителей купить продукцию именно нашего молокозавода. Одновременно с этим сайт должен содержать намек на то, что только продукция нашего молокозавода обладает самым высоким качеством — все остальное ерунда. Добиться этого можно, используя в качестве раздражителей, которые будут оказывать негативное влияние на сознание посетителей, фирменные цвета конкурентов. При попадании на главную страницу сайта посетитель видит перед собой дремучий лес. В качестве деревьев необходимо использовать фотографии сосен. Через три секунды лес начинает раздвигаться, и посетитель замечает вдали приближающуюся ферму, вокруг которой пасутся коровки. Сайт должен быть ориентирован на различные категории посетителей. Поскольку при дальтонизме могут возникнуть проблемы с различением красного, зеленого и синего цветов, необходимо избегать использования этих комбинаций. Также необходимо учесть восприятие категории граждан, которые страдают цветовой слепотой. Необходимо принять в расчет и тот фактор, что некоторые люди по природе своей достаточно застенчивы, а следовательно, яркие цвета будут их раздражать. В то же время следует заметить, что некоторые люди очень открыты и общительны, жизнерадостны, а следовательно, цветовая палитра должна быть насыщенной. При приближении коровки начинают поворачивать головы, мычать, одна из них отделяется от стада и бьет копытом в меню, которое превращается в выпадающий список подразделов. В подразделах также пасутся коровки, но не такие большие, как на главной странице. Использовать шрифт Arial 9, в остальном никаких ограничений.

— А шнурки им не погладить? — поинтересовался Мишкин.

Стала писать ответ: что не можем взяться за работу, поскольку очень сильно загружены.

Мимозина подошла ко мне и прошептала:

— Тебе не кажется, что от нашего программиста чем-то воняет?

— Кажется, — ответила я.

— Причем второй день. Я уже задыхаться начинаю.

— Может, сказать ему, тактично так, — предложила я.

— Я сейчас попробую, — кивнула Мимозина, пошла в дизайнерскую, принюхалась и выдала: — А не кажется ли вам, уважаемые господа, что здесь чем-то попахивает?

— Кажется, я даже знаю, откуда эта вонь, — технический дизайнер покосился на программиста.

— А у меня нос заложен, я ничего не чувствую, — проговорил программист.

— Зато я чувствую, — вздохнула Мимозина.

К вечеру вонь стала невыносимой, Мимозина вызвала Мишкина на разговор и потребовала, чтобы он деликатно намекнул программисту, что на дворе двадцать первый век и существуют мыло душистое и полотенце пушистое. Мишкин нехотя пообещал поговорить с программистом. Мишкин вокруг да около ходить не умеет, а посему подошел к программеру и сказал в лоб:

— Челочкин, от тебя воняет.

— Что-о-о? — возмутился программист.

— Воняет от тебя, вот что. Мы скоро здесь задохнемся.

— Ну, знаешь ли, я каждое утро душ принимаю, — обиделся Челочкин.

— Ой, это, наверно, моя крыса разлагается, — сказал как ни в чем не бывало фотограф.

— Какая крыса? — удивился Мишкин.

— Да я пару дней назад на свалке крысу нашел мертвую. У нее очень интересный оскал был, я думал ее сфотографировать как-нибудь. Положил в сумку и забыл, — улыбнулся фотограф и полез доставать сумку, которую он зачем-то спрятал под столом программиста.

Крыса была извлечена, и вонь прекратилась.

Мне пришло письмо из одного дамского журнала. Очень понравились мои рассказы, и мне предлагают вести колонку. Для начала необходимо написать пробный текст на тему «Женщина как она есть».

Да уж, лучше бы они предложили мне про животных писать. Откуда я знаю, какой должна быть настоящая женщина, если со мной постоянно происходят какие-то недоразумения. К тому же настоящие женщины не грызут ногти под корень, не ругаются матом и не ходят всю жизнь в потертых джинсах.

Ответила, что мне нужно на статью дня три.

Один, — пришел ответ.

Один так один, ночью подумаю, а завтра сяду и состряпаю, а пока решила написать новый рассказ в ЖЖ. Я еще находилась под впечатлением от общения с господином Аббасом и помнила, что пора серьезно заняться его сайтом, поэтому мне пришло в голову поведать о том, как я в бытность свою секретарем фирмы «Эль Имад» встречала двух граждан Ливана в аэропорту города Киева.

Мабруз и Мшик прибыли в аэропорт города Киева Борисполь из города Бейрута морозным февральским вечером. За месяц до этого события отец Мшика сидел во дворе своего дома в Сараханде и смотрел на небо, как вдруг мимо прошел сосед Джихад.

— Мархаба, Саид, — поприветствовал соседа Джихад.

— Мархаба, киф хек, киф сохтек? — поинтересовался Саид.

— Да все хорошо, от сына письмо получил, — ответил Джихад и присел рядом.

— Как он там? — спросил Саид.

— Хорошо, учится, нравится ему. Говорит, красивый город Москва. Отправь и своего, взрослый ведь уже парень, — посоветовал Джихад.

— О-о-ох, далеко это, страшно, а вдруг что случится?

— А ты его в Харьков пошли к Исаму, он за ним присмотрит. Скоро доктор Мабруз туда собирается, вот и пусть едет вместе с ним.

— Ладно, подумаю, — ответил Саид и пошел домой.

Думал Саид три дня и три ночи, советовался с соседями и на третий день за обедом позвал своего младшего сына Мшика и сказал:

— Ты, сынок, уже взрослый, жениться тебе пора.

— Пора, папа, — молвил Мшик, который к тридцати годам так и не решился познакомиться ни с одной девушкой, и потупил взор.

— Я вот что думаю, сынок. Люди мы небогатые, вот если бы ты поучился, стал образованным человеком, глядишь, все бы и наладилось. И соседи сказали бы: «Смотри, какой сыну Саида, образованный, за границей учился, умный человек».

— В Америку поеду? — обрадовался Мшик.

— Америка далеко, да и дорого, а вот есть такой город Харьков в Украине, там Исам из Рабака работает в фармакадемии, вот туда тебя и отправим. Чем ты хуже сына Джихада? Выучишься, приедешь, откроешь аптеку, женишься, все у тебя будет хорошо.

— Поеду в Харьков, поеду, — закивал головой Мшик, который слышал об Украине много хорошего, в частности то, что там много красивых девушек, с которыми можно познакомиться прямо на улице.

— Тогда собирайся, я с доктором Мабрузом поговорю, вместе полетите.

— Полетим, — обрадовался Мшик и стремглав помчался по пыльной улице рассказывать новость друзьям.

Мать Мшика — Аиша, узнав о том, что отец решил отправить любимого сына в далекую неизвестную страну, завыла в голос. Мшик мать утешил и объяснил, что, когда он вернется из Украины образованным человеком и станет аптекарем, она будет самой уважаемой дамой в квартале. На следующий день Аиша побежала по соседям выяснять, что же собой представляет Украина.

— Это рядом с Москвой, — заявила соседка Гайда. — Все там хорошо, только вот холодно. На вот, возьми, сын привез, пригодится твоему.

Домой Аиша вернулась с парой валенок, изъеденных молью, и потрепанной заячьей шапкой-ушанкой и стала собирать чемоданы.

В это же время Мабруз, который к медицине не имел совершенно никакого отношения, но тем не менее звался доктором, сидел на веранде после полуденной молитвы и объяснял жене, для чего ему вдруг ни с того ни с сего понадобилось поехать в Украину Цель визита заключалась в следующем: наладить бизнес по производству одноразовых салфеток со специальной пропиткой, хорошо помогающих в жару, и укрепить авторитет исламской общины Ливана.

— Говорят, там холодно, зачем им твои салфетки? — вздохнула жена Мабруза, поправляя хиджабу[4].

— Ну, не всегда же там холодно, бывает и жарко, к тому же община — дело святое.

— Святое, — вздохнула жена и пошла кормить младшего сына.

В аэропорт Мшика провожала вся семья: пять сестер с детьми и мужьями, папа, мама и дедушка с бабушкой, Мабруза не провожал никто.

— Ты, сынок, главное, если встретишь на улице медведя, растопырь руки и ноги и громко кричи: он испугается и убежит, — вздохнула Аиша, узнавшая о том, что медведи в Украине разгуливают прямо по городам, от соседки Гайды, а та, в свою очередь, слышала об этом от брата Имада.

Мшик пообещал маме выполнять ее наставления, поцеловал всех родичей и сел в самолет, Войдя в самолет, Мшик первым делом снял обувь и поставил ее на полку над головой.

— Ты что творишь? — возмутился Мабруз.

— Ну, некрасиво по ковру в туфлях ходить, — ответил Мшик.

— Надень немедленно, — зашипел Мабруз. — Здесь можно и в туфлях.

Мшик вздохнул, но туфли надел. Самолет стал набирать высоту, у Мшика, прежде ни разу не летавшего в самолетах, закружилась голова и задрожали колени. Доктор Мабруз, который уже успел слетать в Африку и наладить бизнес по производству одноразовых салфеток, похлопал Мшика по плечу и посоветовал ему заснуть. Мшик долго крутился в кресле, смотрел в иллюминатор и теребил дремавшего Мабруза, то и дело выкрикивая:

— Уаллахи Мабруз, такого я еще не видел!

— Еще и не такое увидишь, спи уже, — усмехнулся Мабруз.

Мшику спать не хотелось, он заказал себе сладкой газировки, потом еще газировки, и еще газировки, и кофе и только после этого откинулся на спинку кресла и захрапел.

Рейс Бейрут-Киев задерживался на полчаса.

Эмилия Маратовна стояла в зале ожидания и грызла ногти. За неделю до этого она устроилась на работу к Исаму Шмони, и теперь ей предстояла миссия чрезвычайной важности: встретить Мшика и Мабруза в Борисполе, привезти в Харьков, поселить в квартире и заняться обустройством их быта.

— Они ни слова не понимают по-русски, — сказал Исам. — Мабруз немного знает английский.

— Хорошо, — ответила Эмилия, помнившая уроки английского со времен поступления в институт, купила русско-английский разговорник и занялась углубленным изучением языка.

В свою первую в жизни командировку Эмилия Маратовна поехала вместе с маман, которая заявила, что не отпустит дочь одну в незнакомый город встречать незнакомых людей. И пока маман сидела в кресле и читала газетку, Эмилия Маратовна черным маркером выводила на ватмане имена прибывающих товарищей.

Наконец самолет произвел посадку. Мшик ступил на украинскую землю, и сразу же в лицо ему ударил холодный ветер. Мшик, который по такому торжественному случаю надел купленный отцом накануне костюм с галстуком, поежился, хитро улыбнулся, достал из сумки шапку-ушанку и нахлобучил ее на голову. Потом немного подумал, снял туфли и надел валенки. Мабруз валенок и ушанки не имел, а посему достал платок в клеточку, обмотал голову и быстро-быстро засеменил по снегу в лакированных туфлях и сером плаще. Эмилия Маратовна стояла в зале ожидания с огромным плакатом и тупо улыбалась выходящим арабам. Те улыбались в ответ, но почему-то не подходили. Спустя сорок минут она увидела двух весьма странных людей. Один, долговязый, в костюме при галстуке, в драной заячьей ушанке и валенках имел довольный вид; другой, толстый и маленький, обмотанный странным платком, подпрыгивал на месте и потирал руки.

«Вот кретины», — подумала Эмилия Маратовна и улыбнулась. Кретины улыбнулись в ответ и направились прямиком к ней.

— Доктор Мабруз, — сказал маленький, клацая зубами от холода.

— Good evening, come here[5], — ответила Эмилия.

Маман вскочила с места и подбежала к товарищам.

— Му mother, she is here in business. Now, we must get a car[6], — произнесла Эмилия и направилась к выходу.

И пока она пыталась найти таксиста, доктор Мабруз в лакированных туфлях подпрыгивал, как ужаленный, а Мшик достал из сумки шерстяной свитер, напялил его поверх костюма, завязал шапку-ушанку и стал с гордым видом прохаживаться по тротуару в валенках.

— Смотри, какие чудаки, видать, в первый раз! — крикнул один таксист другому.

— Не обзывай людей, — буркнул другой.

— А хули, — улыбнулся таксист и посмотрел на Мшика.

Мшик улыбнулся и пнул Мабруза в бок:

— Смотри, Мабруз, они арабский знают, вон тот в кепке на меня посмотрел и сказал «а хой»[7].

— Знают? Хорошо, что знают, — застучал зубами Мабруз.

Наконец такси было найдено, чемоданы погружены, и процессия двинулась в сторону железнодорожного вокзала. Мшик сел на переднее сиденье и всю дорогу, разинув рот, любовался красотами ночного Киева.

— Первый раз, что ль, у нас? — поинтересовался таксист.

— Ага, — ответила Эмилия.

— То-то я смотрю, два придурка, один в валенках и ушанке, другой в лакированных туфлях. Ты, товарищ, так себе яйца отморозишь. Будешь как тот кот из анекдота потом кошкам рассказывать, как в Сибири побывал, — улыбнулся таксист, обращаясь к Мабрузу.

— Что он сказал? — поинтересовался Мабруз.

— Он говорит, что холодно у нас, а вы в туфлях, — ответила Эмилия.

— Я первый раз, — объяснил Мабруз, кутаясь я платок.

— Он йог, — перевела Эмилия таксисту.

— А-а-а, ну тогда понятно. — Больше таксист ничего не спрашивал.

На вокзале Эмилия Маратовна оставила товарищей в зале ожидания под надзором маман, строго-настрого приказала никуда не отлучаться, а сама пошла покупать билеты. Вернувшись, она обнаружила Мабруза в валенках и ушанке и Мшика, который улыбался и лизал фруктовое мороженое на палочке.

— Мороженого захотел, — сказала маман. — Я ему и купила.

— А как ты поняла, что он захотел? — поинтересовалась Эмилия.

— А он пальцем стал показывать и язык высовывать.

— Ну-ну, — ответила Эмилия, повернулась к Мабрузу и сообщила, что поезд отправляется через пятьдесят минут.

Мабруз посмотрел на часы, почесал бороду и сказал:

— I need to pray[8].

Слово pray Мабруз произносил как «прай», и Эмилия Маратовна его не поняла, а посему покачала головой и заявила:.

— I don’t understand[9].

Мабруз начал размахивать руками, что-то бормотать, достал полотенце и жестами показал кран, льющуюся воду, вымытые руки и лицо, а потом присел на корточки и сложил руки.

— Я, не зная английского, и то понимаю, — съехидничала маман. — В туалет человек хочет. Видишь, присел, руки помыл.

— А-а-а, — обрадовалась Эмилия и затараторила, указывая в сторону туалета. — Прай is here, here прай[10].

Мабруз довольно улыбнулся в ответ, взял полотенце, какой-то коврик и камешек и пошел вслед за Эмилией.

— Пошли, Мшик, помолимся, — обратился он к товарищу.

— Нет, Мабруз, это ты верующий, а я не очень, — ответил Мшик, облизывая палочку от мороженого. — Я лучше еще вот такого съем. Мне понравилось!

Мшик повернулся к маман и показал пальцем на палочку от мороженого и на витрину.

— Сейчас принесу, сейчас, — закивала головой маман и побежала еще за одной порцией.

— Заболеет человек, — вздохнула Эмилия.

— Ну тебя, он, может, никогда в своем Ливане мороженого не видел, — чуть не прослезилась маман.

— Ладно, карауль, а я пока другого в туалет свожу.

Эмилия Маратовна вместе с Мабрузом направились к общественному туалету. Эмилия заплатила пятьдесят копеек, повернулась к Мабрузу и стала объяснять на ломаном английском языке:

— I cant go there, you go, прай, I wait for you[11].

— Good, good[12], закивал головой Мабруз. Он уверенным шагом двинулся в сторону туалета, а Эмилия достала сигарету и смачно затянулась.

Не успела она сделать и пару затяжек, как из туалета выскочил разгневанный Мабруз и заорал:

— I cant pray there, it is dirty![13]

— У нас везде dirty, — буркнула Эмилия и подумала: «Ишь, говнюк, грязно ему, понимаете ли».

Мабруз насупился и пошел в зал ожидания.

— Сходили? — поинтересовалась маман.

— Нет, — ответила Эмилия, — он, засранец, не может гадить там, где грязно.

— Вот ведь позорище какое, — сокрушалась маман, — небось даже в Ливане туалеты чище, чему нас. И что теперь человеку делать?

— Не знаю, сильно захочет — сходит!

Наконец к первой платформе подали поезд. Мшик отобрал у Мабруза ушанку и валенки, и компания пошла на перрон. Мабруз сел в купе, осмотрелся по сторонам, ткнул пальцем в пол и заявил:

— I need to pray, I will pray here![14]

— No, no. Not here, I will find a place![15] — закричала Эмилия, испугавшись, что Мабруз нагадит в купе.

— Пойди, попроси проводницу открыть туалет, видишь, человеку невмоготу уже, — вздохнула маман и обратилась к Мабрузу: — Прай, прай, Эмиля, проводница, прай, сейчас откроют тебе туалет, потерпи.

Мабруз зло посмотрел на маман и что-то сказал по-арабски. Мшик в это время залез на верхнюю полку, расстелил грязный матрас и улегся прямо на него.

— Хорошо здесь, — довольно протянул он, обращаясь к Мабрузу.

— Плохо, никак не могу помолиться, — вздохнул Мабруз.

— Хорошо, и медведей нет, только собаки, — зевнул Мшик.

Поезд тронулся, и Эмилия Маратовна подошла к проводнице:

— Простите, тут у нас ситуация такая сложилась, иностранцы прибыли. Одному человеку по нужде сильно хочется, вы бы не могли открыть туалет?

— Через полчаса открою, когда санитарную зону проедем, — ответила проводница.

Эмилия Маратовна вздохнула и пошла в купе. Мшик лежал в ушанке на верхней полке, Мабруз с маман сидели на нижних и оживленно болтали.

— Украина — плохо, Армения — хорошо, — пыталась при помощи жестов объяснить маман.

— Pray, — вздыхал Мабруз.

— You сап прай after half an hour, there[16], — сказала Эмилия, указав рукой в сторону туалета.

— Good, — вздохнул Мабруз.

— И что же ему теперь, полчаса терпеть? — посочувствовала маман.

— Он сам не захотел на вокзале сходить.

Через полчаса туалет открыли, и маман радостно воскликнула:

— Прай!

— Good, — ответил Мабруз, схватил полотенце, тряпочку и камешек и побежал в туалет.

Из туалета он вернулся мрачнее тучи, сел напротив маман и заявил, что Украина bad country[17] и он будет делать свой «прай» в купе. При этом он указал нам всем на дверь и стал расстилать на полу тряпочку. «Экий привередливый, сукин сын», — подумала Эмилия, достала из кармана мобильный телефон, по которому было велено звонить только в самых экстренных случаях, и стала набирать Исама.

Сонный Исам взял трубку с третьего раза.

— Послушай, Исам, — начала Эмилия, — тут такая ситуация, Мабруз отказывается ходить в туалет, говорит, что там грязно, и хочет нагадить прямо в купе, объясни ему, пожалуйста, что Украина, может быть, и плохая страна, но в купе у нас не срут!

— Дай ему трубку, — сказал Исам.

Мабруз схватил телефон и начал что-то орать на арабском языке, потом негодующе посмотрел на Эмилию и передал ей трубку.

— Он помолиться хочет, — зевнул Исам, — я забыл тебя предупредить, что он верующий.

— А-а-а, — ответила Эмилия, повернулась к Мабрузу и облегченно вздохнула. — You сап pray here[18].

Мабруз буркнул «thank you»[19] и стал расстилать коврик.

Маман пошла в туалет, а Эмилия с Мшиком стали смотреть в окно.

— А что это за крендель лбом об пол бьется и воет? — фыркнула проводница, которая решила поинтересоваться, не хочет ли кто-нибудь в пятом купе выпить чаю.

— Уйдите, женщина, уйдите, дайте человеку спокойно помолиться, — замахала руками маман, выбежавшая из туалета.

Мшик и Эмилия стояли возле окна и рассматривали мышонка, который успел залезть в шапку-ушанку, пока Мшик лежал на полке.

— Хорошая страна Украина. И ты хороший, я тебя с собой заберу, — сказал Мшик по-арабски и погладил мышонка.

— А он чего хочет? — поинтересовалась сердобольная маман.

— Не знаю, — ответила Эмилия и улыбнулась.

— Позорище, мышей в поездах развели, стыдно-то как перед иностранцами, — вздохнула маман.

— Да ладно тебе, — ответила Эмилия.

За окном мелькали огни, где-то в конце вагона жена пилила мужа за то, что он назюзюкался с утра, Мшик гладил маленького мышонка, а из пятого купе доносилось монотонное: «Бисмилля-я-яурахма-а-анурахи-и-им, ал хам-дулиля-я-я-я-я!»

Швидко принес мне коробку конфет и предложил вечером погулять. С радостью согласилась. Пошли гулять в парк. Сидели на лавочке, ели мороженое и болтали. Хорошо с ним. Спокойно и хорошо. Интересно, как там Олька?