День пятьдесят шестой

Утром померила температуру: снова тридцать восемь и пять. Мама накрыла меня одеялом и пригрозила, что привяжет к кровати, если я попытаюсь встать. Я забормотала, что чувствую себя вполне сносно, что сегодня надо отсылать эскизы в Киев, что мне должны выдать деньги на штаны, что приезжает Липкин и я не могу здесь отлеживаться, иначе потеряю хорошее место. Но мама на уговоры не поддалась.

— Тогда я поеду с вами в гости к Армену, — заявила я.

— Ещё чего, лежи дома! — цыкнул папа и пошел в гараж за машиной.

Накатала братцу письмо, в которое вложила двадцать гривен. Позвонила на работу и сказала, что заболела.

— Мимозина тоже заболела. Вы, наверно, в холодной воде купались? — поинтересовался Пробин.

— Нет, — ответила я.

— Выздоравливай, ты нам здоровая нужна.

— Липкин приехал?

— Ага, бегает по офису, сегодня вечером будем его возвращение отмечать.

— Привет передавай, — прохрипела я.

Возвращение отмечать. Теперь все понятно. Эх, заболеть в такой решающий день. Чует мое сердце, что завтра я приду и сяду в свое прежнее кресло офис-менеджера, где и просижу остаток жизни. Черт бы побрал этого Липкина с его разъездами.

Мама с папой собрались, поцеловали меня, пообещали передавать братцу привет и укатили.

Пудель Майклуша лег рядом со мной, и мы часа два смотрели телевизор. Стало скучно. Позвонила Нане.

— Болею, — пожаловалась я.

— Приеду через час навестить. Надеюсь, у тебя не грипп? А то как-то болеть неохота.

— Нет, кажется, — ответила я.

Пусть приезжает, заодно и поговорим, может, удастся ей как-то раскрыть глаза.

Только откинулась на подушку и собралась подремать, как позвонила Олька.

— Звонила тебе на работу, говорят, ты болеешь. Жди. Скоро буду.

Даже не успела ее предупредить, что у меня будет Нана. Не хотелось бы их сталкивать лбами. Молю бога, чтобы первой пришла Олька, она-то знает, что этот негодяй с Наной встречался, с ней легче будет поговорить. Девушки пришли одновременно. Оказалось, они встретились на рынке, когда покупали мне апельсины.

Нана притащила еще и бутылку вина и сказала, что будет лечить меня глинтвейном. Пошла на кухню, подогрела вино, накидала туда всякой дряни и принесла три бокала.

— И мы с тобой за компанию выпьем, для профилактики.

Долго думала, как начать разговор, собралась с силами и заявила, что хочу рассказать им обеим что-то важное.

— Говори, — сказала Нана.

Попросила их обеих поклясться на смертном одре тяжелобольной подруги, что они не вцепятся друг другу в волосы и не устроят здесь бои гладиаторов.

Нана покосилась на Ольку, которая стала нервно теребить краешек кофточки, но торжественно пообещала держать себя в руках.

Я набрала в легкие побольше воздуха и рассказала им о вчерашнем разговоре с Олегом.

Нана слушала молча, Олька нервно теребила кофту и под конец расплакалась.

— То-то я смотрю, сука, на тебе кофточка из «Манго», он мне там точно такую же купил, — процедила сквозь зубы Нана.

Олька всхлипнула и вытерла нос платком:

— Купил, да, а что? Все только тебе? Я, может, его любила всей душой.

— Девушки, любовь закончилась. Мужик оказался последней сволочью. Он женат. Давайте выпьем за нашу дружбу и забудем его раз и навсегда, — торжественно произнесла я и ткнула Нану в бок.

— Я в ванную схожу, можно? — робко спросила Олька.

— Можно, — ответила я.

Я попросила Нану вести себя прилично и не наезжать на Ольку. В конце концов, она ведь с самого начала ничего не знала.

— Ладно, только ради тебя, — согласилась Нана и закурила сигарету.

Пришла Олька, мы выпили еще вина, потом еще, девушки расслабились и стали обсуждать подлеца Олега. Нана расписала, как они обедали в кафе «Троянда», ужинали в «Занзибаре», а по выходным отдыхали в сауне на Павловом поле. Олька рассказала то же самое и добавила, что все шмотки Олег ей покупал в «Манго». Потом они перешли к обсуждению сугубо интимных подробностей, и выяснилось, что обеим Олег говорил одно и то же: и на прогулке, и за обедом, и в постели.

— Но на шубу я его все равно раскручу, — уверенным тоном сказала Нана.

Потом обе посмотрели на меня и хором спросили:

— А твой Сережа, чай, тоже женат?

— Нет, — ответила я.

— Паспорт видела? — поинтересовалась Нана.

— Да нет, не показывал.

— Проверь.

— А как я проверю?

— Не знаем, но проверь. Мужикам на слово верить нельзя, — вздохнула Олька.

Не было печали — черти накачали. После таких событий в мою душу закралось подозрение: а вдруг Швидко тоже тайно женат?

— Ты можешь в бухгалтерии проверить. Там обычно ксерокопии паспортов есть. На крайний случай, если ничего не получится, попроси его принести паспорт. Скажи, что для тебя это принципиально важно. Если он честный мужик — ему бояться нечего. — Нана стукнула кулаком по столу.

Я обещала что-нибудь придумать и рассказала душевным подругам о проблеме, которая меня действительно тяготит: о возвращении Липкина.

Нана закусила губу и заметила, что шансов удержаться у меня мало, разве что переспать с директором.

— Он у нас ничего по большому счету не решает, у нас задают тон Мишкин, учредитель и Мимозина.

— Тогда с Мишкиным.

— Нет, это невозможно. Во-первых, я люблю Швидко, во-вторых, я никогда так не поступала, а в-третьих, это унизительно и никакая работа того не стоит. Да и Мишкин человек порядочный.

— Тогда ищи новое место, — вздохнула Нана.

— Можно еще кознь какую-нибудь подстроить Липкину, — предложила Олька.

— О, научилась козни строить, — покачала головой Нана.

— Не буду я ничего делать, будь как будет, — ответила я, достала градусник из-под мышки и обнаружила, что температура начинает падать.

Подруги посидели еще час, поболтали о своем о женском и ушли, оставив мне полную пепельницу окурков, пустую бутылку из-под вина и стену густого сигаретного дыма. Открыла все окна и стала проветривать помещение.

Позвонил Швидко, поинтересовался моим самочувствием. Сказала, что у меня все хорошо и завтра я выйду на работу.

— Приходи, солнышко, я по тебе скучаю, — ответил он.

Родители вернулись поздно вечером, привезли мне письмо от брата, в котором он благодарит меня за двадцатку, но в следующий раз просит передавать денег побольше, потому что ему надо делиться с добрыми друзьями, которые служат уже второй год. Мама сказала, что Армен похудел и жалуется на боли в желудке. Папа поужинал и стал искать свой чертеж инопланетного летательного аппарата. Искал битый час, перерыл все ящики в большой комнате и на кухне, заглядывал в туалет — чертежа нигде нет. Мама вспомнила, что второпях заворачивала кастрюльку с котлетами для братца в какую-то плотную белую бумагу.

— Это был он, — вздохнул папа, замахал кулаками и сказал, что мама сделала это специально.

Родители грызлись весь вечер и дошли до того, что папа наотрез отказался спать с мамой в одной постели, а поскольку распилить двуспальную кровать не представлялось никакой возможности, а пускать папу в свою комнату я категорически отказалась, потому что он храпит по ночам, папа взял одеяло, постелил его в ванне, свернулся калачиком и лег спать. Мама вскочила в ванну и закричала, что ей надо принять душ, на что папа ответил, что не собирается никуда двигаться и уже спит. Мама плюнула и пошла спать. Пудель Майклуша удивленно посмотрел на родителей, понюхал папу, но спать улегся на кровать к маме. Ночью я пошла на кухню за водой и чуть не упала в коридоре, зацепившись за что-то тяжелое. Оказалось, папа перебрался из ванной в коридор. Легла спать и подумала: «А стоит ли вообще выходить замуж?»

Загрузка...