Два дня Мартин никого не принимал. Он всерьёз думал о том, чтобы отказаться от титула. Первое разочарование ударило по нему куда больнее, чем он ожидал. Хоть он и понимал с самого начала, что двор представляет собой сообщество пауков, которые заперты в одной банке и делят единственную муху, но всё это выглядело для него абстрактно. Он не думал, что тот, кто захочет его использовать, сможет проникнуть так глубоко в его сердце.
Сутками Мартин сидел и смотрел в окно, на заснеженный парк, где так и не появилась Анжелика. Перед глазами его проплывали романтические моменты, которые они успели пережить вдвоём – и под тем, и под этим кустом… Вспоминать было больно, но он терзал эту рану, наслаждаясь этим своеобразным издевательством над собой.
Анжелика в те же дни обдумывала перспективу отъезда. На сей раз без эмоций. Состояние у неё было подавленное, но разум относительно чист. Анжелика поняла случившееся так: союзники, которые поддерживали её в течении четырёх лет, теперь, по каким-то причинам, решили от неё отказаться. С одной стороны, это было непонятно и выглядело беспричинным, и стоило встретиться ещё кое с кем из них, прежде чем делать окончательные выводы… С другой, реакция Мартина на её фамилию и титул больно ударила по Анжелике. Чем больше она думала, тем больше понимала, что всё-таки не желала признаваться в своей личности не из страха. Ей просто было неловко за то, что она уже успела натворить, и она не знала, как сказать Мартину, что она спала с его отцом. Откровенно говоря, Анжелика вообще не знала, почему тянула, так что объяснение «к слову не пришлось» казалось ей одновременно и самым искренним, и самым глупым.
Она перебирала вещи, раздумывая, какие из них взять с собой в случае отъезда в поместье, а какие попросить доставить следом, когда мысли её прервали посередине. Дверь распахнулась, и Тьела выпалила:
– Прибыл исповедник Его Величества! Говорит, что готов объявить завещание!
Анжелика замерла с голубым бархатным платьем в руках. Несколько секунд молчала, а потом спросила:
– У Мартина ещё и исповедник есть?
Тьеле захотелось стукнуть госпожу по голове, но она, конечно же, сдержалась.
– Исповедник Его Величества Фридриха! – произнесла она почти что по слогам. – Все на кухне об этом говорят!
Анжелике стало очень интересно, почему на кухне знают больше, чем в её спальне, но она решила пока отложить этот вопрос и просто спросила:
– И что ещё они говорят?
– Его Величество, говорят, боялся смерти. В последние месяцы он приглашал к себе множество знахарей и алхимиков, принимал их наедине, но никому не раскрывал сути происходивших между ними разговоров.
Анжелика ошарашено опустилась на кровать – прямо на ворох дорогих платьев.
– Он… знал?..
Тьела выдержала уважительную паузу, а затем снова затараторила:
– Он вам не говорил, потому что не хотел расстраивать, моя госпожа!
Анжелика закрыла глаза, качнулась и тихонько завыла.
– Ваша светлость! Госпожа!
Тьела бросилась к ней, упала на колени перед госпожой, взяла её за руки и попыталась успокоить. Прошло несколько секунд, прежде чем Анжелика резко выпрямилась, распахнула зажмуренные глаза и в упор посмотрела на слугу.
– Поняв неизбежность исхода, он ударился в молитвы, да?
– Он стал приглашать к себе священника, – почти умоляюще пролепетала Тьела. – Я должна была вам об этом рассказать?
Анжелика промолчала.
– Священник приходил к нему по ночам.
– Если сейчас окажется, что он, к тому же, оставил нас всех этому святоше, то я окончательно сойду с ума!
Тьела не ответила. Вообще-то, ей казался маловероятным такой исход… Она слышала о том, чтобы церкви отписывали дворцы, земли, поместья… Но, всё-таки, не целые королевства.
Однако, подумав об этом, обе подумали и о том, что если перед смертью Фридрих вёл себя настолько странно – а тот факт, что мужчина, всю жизнь проведший в женских постелях, на смертном одре уверовал в Илюмина, иначе как странным Анжелика назвать не могла, – так вот, если это произошло, то ожидать от короля можно было чего угодно. Как того, что он в последний момент решил признать бастарда, которому за всю жизнь не уделил ни минуты времени, так и того, что он оставит престол какому-нибудь абсолютно постороннему человеку.
– Будь проклят тот день, когда его прадед придумал передавать корону по завещанию, – пробормотала Анжелика. – Тьела, а нельзя как-нибудь узнать, что там написано, до того, как завещание будет объявлено?
– Моя госпожа?.. – растеряно произнесла Тьела. Она, конечно, слышала о скандале, который произошёл в кабинете принца, но не могла поверить, что её хозяйка может повторить подобное снова.
А Анжелика, тем временем, именно об этом и думала. Можно было встретиться с этим исповедником лично и попытаться убедить его ознакомить виконтессу с завещанием – но с чего бы тому идти навстречу? Во-первых, Анжелика не имела прямого родства ни с прежним королём, ни с тем, кого до сих пор прочили в будущие короли. Во-вторых, с точки зрения священника, она наверняка была олицетворением порока почившего прихожанина и последней, с кем тот пожелал бы говорить.
– Когда он желает объявить завещание? – сурово спросила виконтесса.
– Поговаривают, что завтра в обед.
– Очень, очень хорошо.
Мартину было всё равно. Когда ему принесли весть о том, что некто готов объявить завещание короля, претендент вздохнул с облегчением. Он подумал, что наконец-то этот фарс закончится, и он сможет вернуться к своей обычной жизни. «Прости мама, но, если тебе так нужен этот проклятый двор, думай, как сюда пробраться, сама. Без меня!»
Мерилин, конечно, не умела читать мысли, но сына знала довольно хорошо. Она узнала о появлении исповедника через час после того, как об этом заговорили на кухне, и тут же села писать Мартину срочное письмо.
«Ты должен увидеть завещание первым!» – писала она. «Знаю, сыночек, ты ужасно устал от всего, но, когда ты станешь королём, никто больше не посмеет усомниться в твоём праве на власть. Осталось всего ничего. Но, до тех пор, нам обязательно нужно убедиться в том, что в завещании твоё имя, наши союзники не простят нам позора. А мы опозоримся, если что-то пойдёт не так. К тому же, завещание, которое он привёз, может оказаться фальшивым. Если вдруг выяснится, что в нём не твоё имя – отстаивай эту позицию. Кто такой, в конце концов, этот исповедник? Смешно подумать, что на склоне жизни Фридрих вдруг задумался о своих грехах!»
Прочитав письмо, Мартин вздохнул и посмотрел на потолок. Ему ужасно не хотелось впутываться в это дело ещё крепче.
Однако отказать матери он не мог.
Он позвал слугу и спросил:
– В каких покоях расположили этого священника?
Слуга ответил. Мартин отпустил его. До объявления завещания оставался ровно день. И, что важнее, до этого момента оставалась ещё ночь. После наступления темноты священник наверняка должен был посвятить какое-то время молитвам – хотя бы для соблюдения приличий. А значит, его покои в это время должны были пустовать. «Будет очень смешно, если он возьмёт завещание с собой на молитву», – отметил Мартин. Но решил, что принимать в расчёт эту вероятность нет смысла. Он должен был сделать всё, что мог.
Анжелике было не впервой пробираться ночью в чужие покои. Теперь уже не впервой. Прислушиваясь к звукам, доносившимся из сада, куда исповедник отправился на молитву, она с горечью думала о том, что ещё совсем недавно была законопослушной подданной Его Величества. Может быть, она и не отличалась высокими моральными качествами, но уж, по крайней мере, не убивала и не воровала.
«А теперь, я второй раз за неделю пробираюсь в чужой дом под покровом темноты… И очень похоже, что это ещё не предел!».
Так думала она, влезая в окно, а затем, принимаясь осматривать спальню священника. У изголовья кровати, прикрытый плащом и запасной сутаной, стоял резной сундучок. Не могло быть сомнений в том, что в сундучке хранится что-то ценное – иначе на нём не было бы такого массивного замка.
Анжелика огляделась по сторонам в поисках чего-то, что могло бы помочь. Подумала, решила воспользоваться собственной брошью и, расстегнув плащ, позволила ему упасть на пол, а сама занялась замком.
Такое она тоже делала в первый раз, но пальцы у Анжелики были ловкие, а голова работала хорошо. На замок ушло, конечно, куда больше времени, чем потратил бы опытный взломщик, но, всё-таки, Анжелика не без основания гордилась победой.
Откинув крышку ларца, она торжествующе оглядела дело своих рук. Внутри лежали какие-то бумаги, золотые часы, кожаный кисет…
Анжелику заинтересовал последний. То, что находилось внутри, явно отличалось от остальных документов, и потому она решила начать осмотр с этой вещи.
Анжелика не прогадала. Из кожаного чехла ей в руки скользнул свиток, скреплённый печатью короля.
Несколько мгновений Анжелика смотрела на свиток, размышляя. Вскрывать его здесь было бы верхом глупости – во-первых, ночью священник поймёт, что кто-то взломал печать. Завтра же, когда выяснится, что кто-то вскрыл завещание до срока, наверняка случится скандал. «Снявши голову, по волосам не плачут», – решила она. Рванула печать и принялась читать.
Анжелика была искушена в придворном письме куда лучше, чем в технике вскрытия замков, но даже ей потребовалось некоторое время, чтобы продраться сквозь витиеватые обороты. И вот, наконец, она добралась до самого главного. Добралась и не поверила собственным глазам. Имя, вписанное под словами «оставляю венец» было: Анжелика Кауниц-Добрянская.
– Этого не может быть… – прошептала она.
И именно в этот момент за дверью раздались шаги. Негромкие, но всё же уверенные, они вряд ли могли принадлежать священнику – а кто ещё мог находиться в покоях исповедника в такой час, Анжелика и представить себе не могла.
Анжелика затравлено огляделась по сторонам. Красть завещание теперь не было смысла, но… «Мартин…» – подумала она. Анжелика ничего не знала о том, хочет Мартин быть королём или нет. И всё же, отобрать у него то, что по праву принадлежало ему, как сыну Фридриха, Анжелика никак не могла.
– Опять ты?
Она хотела было спрятать завещание за пазуху, унести с собой, чтобы дома разобраться и принять взвешенное решение, но когда голос, принадлежавший, без сомнения, тому самому Мартину, прозвучал у неё за спиной, рука Анжелики дрогнула, и свиток сам собой полетел в камин.