Завещание короля

ГЛАВА 9. Куртизанка

Матушка встречала Мартина у порога. С тех пор, как она приглянулась королю, Мерилин жила на деньги, которые присылал ей его распорядитель. Сумма была не такая большая, какую могла бы получать действующая фаворитка короля, да и подарками Фридрих её не баловал. Он ни разу не пытался встретиться ни с ней, ни со своим сыном, полностью доверив решение этого вопроса посредникам. Однако, денег этих вполне хватало, чтобы содержать особняк в квартале для купцов второй гильдии и не слишком обширный, но достаточный для поддержания уровня жизни, штат слуг.

Об этом самом «поддержании уровня жизни» распорядитель Его Величества напоминал Мерилин в каждом письме, а письмо она получала каждый раз в банке вместе с деньгами короля и должна была прочитать под бдительным надзором королевского слуги, прежде чем получала в руки деньги, которые законно считала своими.

Мерилин не привыкла, чтобы ей указывали, на что она должна тратить деньги. Процедура казалась ей тем более унизительной, что, как правило, к этому моменту деньги уже были потрачены и полученная сумма шла на погашение кредитов у галантерейщиков и портных.

К чести её нужно сказать, что на содержание сына она тратила почти столько же, сколько на своё собственное, с поправкой, разумеется, на то, что маленькому мальчику не так нужны шёлковые ленты и заколки с кораллами, как его опекунше. По мнению Мерилин, её внешний вид был такой же неотъемлемой частью «уровня жизни» её сына, как и поддержание в хорошем состоянии дворца, в котором они оба обитали, некоторое количество ежегодных балов, которые, по разумному умозаключению Мерилин, должны были стать залогом светлого будущего малыша, ну и прочие, не столь значительные расходы, которые требовались им обоим.

Мерилин все прошедшие двадцать семь лет бдительно следила за любыми переменами при дворе и искренне печалилась, что сын не разделяет этого её увлечения.

Мерилин продолжала питать надежды на то, что юношеская блажь Фридриха рано или поздно закончится, и он поймёт, что состоятельного мужчину должна сопровождать эффектная женщина. А поскольку за всю его жизнь ни одна не сумела подарить ему сына, кроме неё, то Мерилин была уверена, что тут-то и придёт её очередь выйти на сцену. Она трезво оценивала свои врождённые качества – слишком смуглую, по меркам Августории, кожу, неприлично тёмные волосы и совсем уж экзотические чёрные глаза. Понимала она и то, что с годами не становится краше, а вокруг короля хватает молоденьких козочек, готовых поймать удачу за хвост. И всё же, у неё было несравненное преимущество перед ними всеми, включая особ королевской крови – она уже родила королю сына, и, судя по всему, никто другой не был на это способен.

Внешность же казалась ей фактором столь же приходящим, как и молодость – она знала секреты любых красок и белил и виртуозно пользовалась ими на протяжении всех сорока шести лет своей жизни.

Когда у короля появилась постоянная фаворитка, Мерилин не утратила надежд. Однако, существование некой Анжелики, виконтессы Кауниц-Добрянской, стало серьёзной занозой в её нежном сердце. Все четыре года Мерилин с нетерпением ждала, когда Фридриху надоест очередная игрушка. Сначала ждала с насмешкой, и каждый раз спрашивала о том, как обстоят дела у Его Величества при встрече с его слугой, хотя знала об Анжелике куда больше, чем мог знать любой управляющий. Потом ждала с раздражением. В конце концов, раздражение переросло в ненависть. А в тот день, когда глашатаи объявили о смерти Фридриха, Мерилин вовсе перестала чего-либо ждать. Новость застала её в саду, куда она вышла подышать свежим воздухом после завтрака. Мерилин молча опустилась на заснеженную скамейку и просидела бы так неподвижно несколько часов, если бы служанки не запаниковали и силком не потащили её домой.

Мерилин отпоили чаем, согрели тёплым пледом, а она продолжала всё так же сидеть неподвижно и глядеть перед собой.

Её траур длился до вечера.

После заката в дом постучали, мужчина не назвался и не показал лица, сразу же сказал, что будет разговаривать только с хозяйкой.

К тому времени все слуги пребывали почти в такой же панике, как и их госпожа, потому что, как для неё смерть короля означала конец всех чаяний и надежд, так и для них её безумие, вкупе с потерей дохода, могло означать, что они лишатся крова и сытной жизни. Мерилин была себялюбива, иногда склочна, но в целом она была вполне терпимой хозяйкой, не слишком следила за тем, что делают слуги в её отсутствие и как распоряжается деньгами управляющий, никого никогда не наказывала, разве что изредка могла влепить пощёчину совсем уж обнаглевшей служанке. Одним словом, обитатели её дома искренне переживали за будущее хозяйки, а на внезапного гостя возлагали большие надежды. Его согласились провести к госпоже, и загадочный посетитель несколько часов проговорил с Мерилин. Когда же его проводили, и Мерилин вышла из своих покоев, её тоску как рукой сняло. Она была весела и полна энтузиазма. Несмотря на поздний час, приказала немедленно написать письмо её сыну, в котором в весьма трогательных тонах описала своё нынешнее состояние, безысходность, (которая, правда, уже прошла) и мольбу немедленно вернуться домой.

Встречу матери и сына нельзя было назвать ни тёплой, ни прохладной. Как и те отношения, которые их связывали.

Если со слугами Мерилин была не столько жестока, сколько безответственна, то и к воспитанию сына она относилась примерно так же.

Мерилин баловала маленького Мартина сладостями и игрушками, когда у неё было на это настроение. Могла делать ему приятные сюрпризы и проводить с ребёнком помногу времени, объясняя ему самые разные вещи. Могла же забыть о нём на несколько дней, а то и недель, полностью препоручив заботе слуг. Могла вспыхнуть от воспоминаний о том, что именно по его вине оказалась отлучённой от двора, и выместить на мальчике зло – чтобы на следующее утро снова ластиться к нему и уговаривать отправиться с ней куда-нибудь.

В детстве Мартину не с чем было сравнивать подобное отношение. Он мало общался с другими детьми, потому что дети аристократов не посещали кварталы, подобные тому, где он рос, а купеческие дети были слишком остры на язык, чтобы в случае чего не пройтись по прежнему ремеслу матери Мартина. Слухи о том, кто он, ходили повсюду – Мерилин и не пыталась это скрывать, напротив, кричала на каждом углу, что смогла родить ребёнка от короля. Однако это скорее становилось поводом для зависти и презрения, чем для любви и восхищения. Желчность соседок лишь подливала масла в огонь, заставляя высокомерную Мерилин ещё острее ощутить, в какой клоаке она оказалась. Любые явства, интерьеры и платья казались ей слишком дешёвыми для матери сына Его Величества.

Мартин был не столь чувствителен к еде и одежде, ему даже тепло зимой не требовалось, чтобы чувствовать себя счастливым. Но ему не нравились городские сплетники и их не менее желчные дети, да и вообще, не очень нравился город. Единственной, кто был дорог ему здесь, в столице, оставалась мать, но с возрастом Мартину всё труднее было играть в предложенные ею игры. Он утешал себя мыслью, что уезжает, чтобы заработать денег, которые так ценила его матушка, чтобы доказать ей, что он всё ещё может стать её «мартом». На деле Мартин и сам мечтал вырваться из тесноты городских улиц и паутины сплетен.

Стоило ему ступить в дом, мать сбежала по лестнице, чтобы поцеловать сына, заключила его в объятья, и даже на глаза её навернулись слёзы. Но Мартин, успевший отвыкнуть от таких нежностей, не мог избавиться от чувства, что стал участником какого-то спектакля.

Одарив его несколькими фразами о том, как она скучала, Мерилин схватила сына за руку и потащила в гостиную, где собиралась без лишних ушей рассказать о той ситуации, в которой они оказались.

Кое-что Мартин уже знал: отчасти из её письма, отчасти из рассказов слуги, который его принёс, и которого Мартин сразу же напоил, чтобы разговорить.

Так материны притязания были ему известны, а вот их основания – весьма туманны. При всём уважении к ней, он был уже достаточно взрослым, чтобы понимать – доказать его происхождение будет непросто.

– Нам не нужно ничего доказывать, – Мерилин в ответ на его сомнения лишь дёрнула плечом. – Вот уже двести лет, как корона Августории передаётся по завещанию монарха, так повелел Вильгельм Седьмой. Другое дело, что прецедент, когда престол унаследовали не дети монарха, а его супруга – был единственным, это была, как раз-таки, жена Вильгельма. В дальнейшем завещание стало лишь юридической формальностью – к тому же не самой любимой. Престол всё равно всегда передавался детям, даже жёны королей ни разу не пытались на него претендовать.

– А как же Мария Безбожница?

– Тот случай не в счёт. Нас интересует другое… – Мерилин сделала драматическую паузу.

– Мама, уж не хочешь ли ты сказать, что у Фридриха было завещание?

Мерилин без слов запустила пальцы в корсаж и извлекла оттуда драгоценный свиток. С благоговением передала его в руки сыну и шепнула:

– Читай!

И Мартин стал читать.

– Он всё-таки сделал это, – Мерилин всхлипнула и на сей раз Мартину показалось, что её порыв по-настоящему искренен. – Он тебя признал!

И в свитке действительно говорилось, что Фридрих Шестой, король южных земель и август северных, а также герцог, князь, и прочая, и прочая, оставляет престол своему законному сыну Мартину, сыну Марии де Труа. Вместе с престолом Мартин получает титулы герцога, князя и прочая, и прочая, а самое главное, конечно же, титул августа и короля… а также, родовое имя королевской семьи.

– Мама… – осторожно произнёс Мартин.

– Я знаю, ты так же счастлив, как и я!

– Мама… но где королевская печать?

Мерилин рывком отобрала у него завещание.

– Подписи тебе мало?

– Её может быть мало кому-то ещё.

Мерилин не совсем женственно рыкнула и принялась прятать завещание обратно в корсаж.

– А ты думал, будет легко?

Мартин ничего не думал. Ему вообще казалось, что быть королём само по себе будет нелегко, не говоря уже о том, чтобы им стать.

– Это копия, – со вздохом пояснила Мерилин. – Но я знаю, настоящее завещание существует, мне сказал об этом один очень надёжный человек. Его союзники представят нас ко двору и будут поддерживать всеми силами, но, всё же, нам нужно найти оригинал в самое ближайшее время, иначе с нами могут обойтись весьма… недружелюбно.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Если мы не раздобудем оригинал до нового года – нас убьют.