Когда Матильде исполнилось три года, Уолтеф подарил ей пони. Лошадка была чуть больше охотничьей собаки, с темной гривой и хвостом и масти золотистого цвета песка на побережье. К красному седлу пришили маленькие колокольчики, а уздечка и пряжки были украшены цветочным узором.
Матильда не могла поверить своим глазам. Это была любовь с первого взгляда. Она обняла отца, а он подбросил ее в воздух и звонко поцеловал. Даже обычно суровая мать улыбнулась. Видимо, она считала, что для настоящей леди очень важно научиться ездить верхом.
– Сама ее назови, – предложил Уолтеф, опуская дочь на землю. Они вместе покормили хлебом маленькую кобылку. Она брала кусочки хлеба с ладони Матильды очень осторожно, но съела с жадностью и явно хотела получить еще.
Уолтеф рассмеялся.
– Неудивительно, что она такая толстенькая.
Матильда тоже засмеялась. Отец поднял ее и посадил на пони. Она почувствовала прохладу кожи седла и упругость стремян, куда Уолтеф вставил ее ступни.
– Ну, ты уже придумала ей имя? – Он осторожно повел пони по двору. Матильда сияла от счастья.
– Хани,[1] – сказала она через мгновение. – Потому что она медового цвета.
Отец улыбнулся особой улыбкой, припасенной специально для нее и тех случаев, когда дочка проявляет особую сообразительность.
– То, что надо, – согласился он.
Следующие несколько недель он учил Матильду ездить верхом. Это были золотые дни, помнить которые она будет всю свою жизнь. Все было замечательно. Она купалась в отцовской теплоте и любви. Эльф из колодца помог, и, благодаря его воде, проклюнулись первые ростки. Она собирала цветочные семена, чтобы посадить их следующей весной. Она играла с Элисанд и Джудит, дни проходили, наполненные солнечным светом и спокойствием. Даже мать не портила им настроение, полностью доверив воспитание дочерей Сибилле. Когда выяснилась причина этого, радость Матильды только возросла.
– Ваша мама собирается родить вам зимой братика или сестренку, – сказал ей Уолтеф, когда они вместе катались верхом.
Матильда нахмурилась. Сейчас осень, сбор урожая. Она смутно понимала, что зима наступит после. Были еще вещи, о которых она имела смутное представление. На прошлой неделе она видела, как в загородке за кухней коза уронила двух маленьких козлят. Сибилла объяснила, что козлятки росли у нее в животе, как и все маленькие детки, если они не цыплята или деревья.
– Ты что притихла? – спросил ее отец.
Матильда подняла на него глаза. Поскольку ее постоянно уверяли, что она дар Божий, она считала, что именно Бог кладет деток в живот матерей, чтобы они росли.
– Мама захочет мальчика, – сказала она. Уолтеф напрягся, но продолжал улыбаться.
– Не имеет значения. Выбирает Господь, а мы должны быть ему благодарны за подаренную жизнь.
Его слова только убедили Матильду насчет того, откуда появляются дети. Она вообще любила малышей.
– Ты рада?
Матильда кивнула. Разумеется, она больше обрадовалась, когда ей подарили Хани, но и сегодня она была счастлива.
Когда они вернулись, оказалось, что у них гости. Матильда узнала друга отца Ральфа де Гала, потому что он приезжал довольно часто. Матильда расстроилась. Они уедут на охоту, будут играть в шахматы и пить эль. Она знала, что мама не любит де Гала, ей он тоже не нравился. Он отнимал у нее внимание отца. И хотя де Гал всегда привозил ей подарок, она уже понимала, что она для него ничего не значит, скорее даже мешает.
Отец спешился, осторожно снял ее с пони и направился к де Галу с распростертыми объятиями. Матильда следила за ним, надув губы.
– Смотрю, твоя старшенькая превращается в хорошенькую девушку, – заявил де Гал, наклоняясь над Матильдой. – Вот только на мать сильно похожа, так?
Ее папа рассмеялся и взял ее на руки. Матильда прижалась к нему и скорчила гримасу де Галу.
– Да убережет нас Господь от ревнивых женщин! – шутливо воскликнул де Гал. – Не сердись, солнышко Я привез чудесную брошку, прямо из Дании… И раз в тебе есть датская кровь, я решил, что тебе ее и носить.
Матильда отвернула лицо и спряталась за плечом отца, но он не попенял ее за грубость. Вместо этого он напряженным голосом, какого она никогда не слышала раньше, спросил:
– Так ты разговаривал с датскими торговцами?
– Можно и так сказать. – В голосе де Гала тоже звучала странная нотка. Матильде захотелось, чтобы он ушел. Она, как пиявка, вцепилась в отца, с возрастающим отчаянием сознавая, чтб уже потеряла его.
– У них новости, которые могут тебя заинтересовать, – добавил де Гал, направляясь в зал.
– У меня ныне много всяких интересов, – заметил Уолтеф. – Вот и жена снова беременна.
– Поздравляю, – отозвался де Гал без особого воодушевления.
В зале Уолтеф послал слугу за Сибиллой и велел сообщить Джудит о приезде де Гала.
– Но тебе придется ее извинить, если она не покажется. У нее такой сейчас период, ее постоянно тошнит.
Де Гал понимающе улыбнулся.
– При виде меня ей станет только хуже.
Пришла Сибилла. Сделала реверанс и протянула руки, чтобы забрать Матильду. Но девочка обняла отца за шею с такой силой, что едва не задушила его, и принялась дико иизжать, когда Сибилла попыталась отцепить ее руки.
– Пойдем, – уговаривала ее Сибилла. – Потом с папой поиграешь.
– Нет! – визжала Матильда. – Нет! – Она так зашлась, что сама уже не могла прекратить истерику.
Де Гал поморщился. Уолтеф с удивленным видом расценил руки дочери и передал ее Сибилле. Та сунула извивающегося ребенка под мышку и вышла с ней из зала. Отнесла ее на конюшню и, не обращая внимания на слуг и конюхов, усадила ее на солому, где она понемногу успокоилась. Сев рядом, Сибилла обняла обессилевшую девочку и принялась раскачивать ее, шепча ласковые слова. Глаза Матильды закрылись, и она заснула. Сибилла осторожно подняла ребенка и отнесла ее на женскую половину, где положила около окна и накрыла легким одеялом.
– Что с ней такое? – спросила Джудит. – Она вся горит.
– Все хорошо, госпожа, – поторопилась успокоить ее Сибилла. – Приехал граф Норфолкский, а девочка не хотела расставаться со своим отцом.
Джудит положила руку на слегка округлившийся живот.
– Ральф де Гал… – презрительно фыркнула она, явно не скрывая своего отношения к гостю. – Неужели только мы с дочерью видим его насквозь?
Сибилла опустила глаза.
– Он старый друг хозяина.
– Ему не требуются друзья такого толка, – заявила Джудит. – Есть куда более достойные люди. Если бы он столько пил с шерифами моего дяди, сколько он пьет с Ральфом де Галом, то, возможно, они сумели бы договориться. – Она повернулась и направилась к постели. – Спина болит, – пожаловалась она, закрывая глаза. – Я плохо себя чувствую. Полагаю, до отъезда этого человека лучше мне не станет.
Ральф де Гал всмотрелся в золотистый напиток в своей чаше.
– Английский эль, – сказал он. – Никак не могу понять, почему люди предпочитают вино, когда могут пить такой нектар, как этот эль.
– Все зависит от качества, – заметил Уолтеф. – Но наш пивовар лучший во всем графстве.
Ральф поднял чашу в его честь, затем отстегнул от своей туники красивую круглую брошь с янтарем чистого медового цвета и протянул ее Уолтефу.
– Для твоей старшей дочки, – сказал он, печально улыбнувшись. – Кажется, она была мне не очень рада.
Уолтеф тоже улыбнулся, но в глазах его была грусть.
– Она не любит делить меня с кем-нибудь, – сказал он. – Я и не возражаю, если нет других дел. – Он покрутил брошь в руке. Датская работа по серебру была превосходной. – Когда ты приезжаешь, мы обязательно отправляемся на несколько дней на охоту. Так что не вини ее за то, что она связывает тебя с моим отъездом.
Он приколол брошь к плащу, чтобы не потерять. Ральф выпил свой эль и снова наполнил чашу из стоящего рядом кувшина.
– Ты не спросишь меня, какие новости я привез из Дании?
Уолтеф нахмурился.
– Мои датские кузены теперь мало меня интересуют. – Это было не совсем правдой. Но на карту было поставлено так много, к тому же в прошлом датчане показали себя ненадежными союзниками. – Не знаю, чего ты хочешь добиться, заводя с ними интриги.
Ральф небрежно повел плечами.
– Лучше быть в курсе дела, чем прятать голову под простыней… или под юбкой жены и делать вид, что ничего не происходит. Датский король Свейн умер, и поговаривают, что его сын Кнут хочет собрать флот и пойти на Англию. Если до нас в Норфолке такие слухи дошли, то вы в Хантингдоне уж точно должны знать.
Уолтеф отвернулся, но не мог игнорировать эти слова.
– Мне они неинтересны. Разве что придется держать моих людей наготове на случай, если они понадобятся королю.
Ральф задумчиво посмотрел на него. Уолтеф сглотнул комок в горле.
– Что ты имеешь в виду?
– Ничего. – Он развел руками. Жест показался Уолтефу неискренним. – Зря я упомянул датчан, и не из-за этого я сюда приехал.
– А зачем? Охотиться?
Ральф Норфолкский покачал головой и очень искренне улыбнулся.
– Я приехал, чтобы пригласить тебя на мою свадьбу и на пир после церемонии.
– Твою свадьбу? – изумился Уолтеф. – Господи, Ральф, я и не знал, что ты за кем-то ухаживал.
– А, это было короткое ухаживание, – заметил он, – но этот союз устраивает обе стороны. Я женюсь на Эмме, сестре Роджера Херефордского.
– Поздравляю! – Уолтеф хлопнул приятеля по плечу. – Как выглядит девушка?
Ральф рассмеялся и руками обрисовал ее формы в воздухе.
– Светленькая, хорошо сложена и с добрым нравом. Мне будет с ней легко выполнять свой долг.
При слове «долг» Уолтефа передернуло, потому что именно это слово больше всего портило его брак. Они с Джудит понимали его совершенно по-разному. Он считал своим долгом быть на свадьбе друга, а Джудит скажет, что его долг – остаться с ней.
– Ты приедешь? – спросил де Гал, заметив его колебания.
– Непременно, – ответил Уолтеф с излишней горячностью и жестом приказал налить ему еще эля. – Ты же танцевал на моей свадьбе. Я просто обязан танцевать на твоей.
– Тебе не следует ехать на эту свадьбу, – заявила Джудит Уолтефу, когда он в тот вечер пришел в их опочивальню и поделился своими намерениями. – Это к добру не приведет.
Уолтеф сдвинул брови.
– Что тебе не нравится в этом браке? Вне сомнения, Ральф и Эмма Фитц Осберн подходят друг другу.
– Слишком хорошо подходят, – огрызнулась Джудит. – Я знаю, что дядя не одобряет дружбу между этими семьями.
– В самом деле? Я ничего такого не слышал. Вильгельм хочет запретить этот брак?
Джудит раздраженно покачала головой.
– Нет, но мать говорит, что он не доверяет де Галу.
– Твой дядя не доверяет никому, в ком не течет нормандская кровь, – резко парировал Уолтеф. – Он оказывает мне почести, а затем окружает меня своими людьми, назначает шерифами обыкновенных наемников и закрывает глаза на их преступления.
Джудит, которая лежала на кровати, встала и оделась. Ее густые волосы закрывали спину. Уолтеф обожал перебирать тяжелые пряди, но понимал, что сегодня не до этого. Он видел, несмотря на мягкий свет свечи, что глаза ее опухли, а кожа имеет серый оттенок. Она тяжело переносила беременность, и он чувствовал себя виноватым.
– Верно, де Гал из рода бриттов, а твой дядя с ними воевал, но это не значит, что надо его подозревать. – Он, прищурившись, взглянул на нее. – Ты ведь никогда не любила де Гала, так?
Джудит подошла к небольшому аналою в углу комнаты и зажгла свечи по бокам образа Пресвятой Девы Марии, сделанного из слоновой кости. Опустилась на вышитую подушку и молитвенно сложила руки.
– Есть куда более достойные люди, с кем бы ты мог водить дружбу, – сказала она. – И более подходящие тебе по положению.
– Ха! – Уолтеф с горечью вздохнул и направился к сундуку, на котором стоял графин, и налил себе вина. В опочивальне всегда держали вино. Если ему хотелось эля, приходилось посылать за ним слугу и потом терпеть нескрываемое презрение Джудит. – Мое положение! Мне кажется, что тебя больше ничего не интересует.
– Кто-то должен об этом заботиться, раз ты сам этого не делаешь, – парировала она, бросая на него сердитый взгляд через плечо. – Ты унижаешь себя, общаясь с конюхами, садовниками и кухарками. Как могут люди тебя уважать, если ты не ведешь себя соответственно рангу?
Презрение в ее взгляде возмутило его.
– Когда я не веду себя как нормандец, ты хочешь сказать?
– Когда ты не ведешь себя так, как подобает человеку благородной крови! – ответила Джудит. – Наши дочери по рождению высокого ранга, а ты водишь их на конюшню и в сараи, ты поощряешь их общение со слугами и солдатами, как будто они им ровня, причем говорят они с ними по-английски! – Она презрительно взмахнула рукой.
Уолтеф выпрямился – он уже не мог сдерживать гнев.
– Выходит, величие статуса покоится на невежестве, – съязвил он. – Ты сама себя приговорила, миледи. Ты – ничто. Пока ты стоишь на коленях и молишься, не мешало бы тебе вспомнить, что наш Господь Иисус Христос родился в семье простого плотника. – Он повернулся и выбежал из комнаты. Он имел полное право ударить ее, и эта мысль заставила его ускорить шаг. Все знали, что Вильгельм Нормандский поколачивает свою жену, если та выведет его из себя. Он знал людей, чьи ремни были в пятнах крови жен и детей. Но Уолтеф был другим.
В опочивальне Джудит боролась с тошнотой, сопровождавшей ее беременность. Она старалась дышать медленно и глубоко, пока сердце не перестало колотиться и тошнота не прошла. Снова повернувшись к аналою, она попыталась найти утешение в молитве, но ей мешали слова Уолтефа о том, что Спаситель был простым плотником.
Она перекрестилась, поднялась на ноги и устало вернулась в постель.
Матильда следила за тем, как отец готовится к отъезду. Стояло прохладное сентябрьское утро. Туман стелился низко, оставляя чистые, как бриллианты, капли на паутине, запутавшейся в перекладинах забора, отделяющего конюшню от внутреннего двора. Но Матильде было не до красот природы, она не сводила глаз с отца, уезжающего вместе со своим другом и бросающего ее.
Он подобрал поводья, сунул ногу в стремя и вскочил в седло. Солдаты из его свиты тоже оседлали лошадей, смеясь и дружески перебрасываясь словами. Ральф де Гал выглядел впечатляюще в алой тунике с блестящей оторочкой, перевязью через плечо, на которой висел охотничий рог, украшенный серебром.
– Папа скоро вернется, – попыталась утешить ее Сибилла, крепко держа девочку за руку, чтобы та не вырвалась и не кинулась к отцу.
– Я хочу с ними. – Нижняя губа Матильды задрожала.
– Надо немного подрасти, золотко. – Сибилла ласково погладила ее по темно-рыжим кудрям.
Уолтеф натянул поводья. Матильда уже было решила, что он забыл про нее, но он поискал их глазами и подъехал поближе.
– Дай мне ее, – попросил он Сибиллу. Наклонившись, он взял Матильду на руки и посадил перед собой.
На одно прекрасное мгновение девочка решила, что она поедет с ним. Она откинулась назад и положила голову на белую меховую оторочку его плаща.
– Обещаю, я скоро вернусь, милая, – сказал он, обнимая ее.
– Я хочу с тобой, – надула губы Матильда.
– Сейчас нельзя, но, когда я вернусь, обещаю, что буду ездить с тобой и Хани, сколько ты захочешь.
– Сейчас, – настаивала Матильда, и у нее снова появилось то же ужасное чувство, что и вчера, когда она начала кричать и никак не могла остановиться.
– Мне взять ее, милорд? – предложила Сибилла, протягивая руки, и Матильда приготовилась вопить и лягаться.
Уолтеф покачал головой.
– Все хорошо, я немного проеду с ней по дороге. Кто-нибудь из моих людей привезет ее назад.
Сибилла кивнула и, хотя она волновалась, виду не подала и отступила на шаг. Уолтеф пустил лошадь рысью и скоро опередил других всадников. Когда де Гал хотел его догнать, он махнул рукой, останавливая его.
– Теперь, – тихо сказал он Матильде, наклоняясь так низко, что его борода щекотала ей ухо, – будешь ты вопить или нет, но мне нужно оставить тебе. Я знаю, ты не хочешь, чтобы я уезжал, но я не могу, ты еще ребенок, не понимаешь…
– Я не ребенок! – выкрикнула Матильда и повернулась, чтобы посмотреть на отца возмущенным взглядом синих глаз.
Он улыбнулся и поцеловал ее в щеку.
– Ну, конечно, ты совсем большая девочка, – согласился он, – и ты будешь терпеливо ждать, когда я вернусь домой.
Матильда нахмурилась. Противное чувство гнева все еще копошилось внутри, но слова отца о том, что она «большая девочка», дали ей силу сдержаться и согласно кивнуть. В награду он снова ее обнял и поцеловал. Так она и ехала в его седле через весь город. Люди стояли в дверях своих домов и смотрели, как они проезжают мимо. Раздались крики «Да благословит Бог нашего господина и юную госпожу!» Отец отвечал им по-английски и бросал горсти мелких серебряных монет. У Матильды снова потеплело на душе.
Отец перестал бросать монеты, когда они проезжали мимо замка и сердитых часовых в латах и кольчугах. Их приветствия были короткими и недружелюбными. Ее отец отвернулся, и, хотя Матильда не понимала почему, она чувствовала, что тут что-то неправильно.
Едущий за ними Ральф де Гал кланялся горожанам и заигрывал с женщинами.
– Тебе надо поставить на место этих солдат де Сайя. – Он попытался дать совет. – На твоем месте я бы из горла вырвал у них уважение к себе.
Лицо отца потемнело. Она знала, что он сердится, но не понимала почему и на кого. Предупреждающе взглянув на Ральфа, отец покачал головой. Потом наклонился над Матильдой.
– Тебе пора возвращаться, дорогая, – пробормотал он. – Сибилла, наверное, уже беспокоится, куда это мы подевались. Да и мама тоже. – Он поднял ее и передал одному из сопровождавших.
Подбородок у Матильды задрожал, но она не заплакала – отец одарил ее улыбкой.
– Ты моя храбрая девочка, – похвалил ее отец. – Я вернусь – ты соскучиться не успеешь… обещаю.
Матильда чуть шею не вывернула, глядя вслед отцу, пока тот не исчез из виду. По дороге домой она махала рукой людям, те тоже махали ей, но девочку это уже не радовало.