Зимняя мантия

Глава 35

Закусив губу, Сабина впустила отца Жильбера в комнату, где лежал Симон. Лихорадка съела всю его плоть, оставив только кости, и она боялась, что он может умереть. В юности она легко лечила соколов, спасала слабых от голода, насильно кормя их, промывала воспаленные глаза, расправлялась с паразитами. Но она не смогла спасти детей от лихорадки, а мужа от смерти в воде. Теперь человек – первый, в кого она влюбилась в молодости, – умирал у нее на глазах.

Священник пришел, чтобы отпустить грехи Симону на случай, если тот умрет. Сабина закрыла за ним дверь, вышла во двор и села на скамейку у фонтана. Но беспокойство терзало ее, она поднялась и стала ходить по двору. Нормандский костоправ, побывавший у Симона утром, сказал, что ничего нельзя сделать, разве что взять топор и отрубить зараженную ногу. Симон, будучи в ясном уме, заявил, что он лучше умрет, чем потеряет ногу. Костоправ ушел, бормоча под нос, что в городе есть византийский лекарь, но крестоносцы не верили в его лекарства и не доверяли ему, как они вообще не доверяли грекам. Поговаривали, что они поддерживали неверных. Оруженосец Симона отказался звать его, сказав, что не позволит иностранцу калечить своего хозяина. Но терять уже было нечего, и Сабина все больше склонялась к решению позвать его.

Из комнаты Симона вышел мрачный священник. Сабина все это уже видела, когда умирали дети.

– Я не позволю этому случиться, – решила она, сжав кулаки и не опасаясь, что ее слова звучат как богохульство. Ведь некоторые священники утверждали, что человек живет или умирает по воле Господней, и, ухаживая за больным, надо стремиться только облегчить его страдания, а не спасти. Но она с этим не могла смириться.

Когда отец Жильбер вышел из дома, она поспешила за ним. Он обернулся и вопросительно взглянул на нее. Сабина вытерла потные ладони о юбку.

– Пожалуйста, – умоляюще обратилась она к нему, – не подскажете, где я могу найти византийского лекаря?

Он задумчиво взглянул на нее.

– Ты хочешь помочь милорду, но я сомневаюсь, что кто-либо, кроме Бога, способен это сделать. Он не соглашается, чтобы ему отняли часть ноги, а только это могло бы его спасти.

– Все равно.

– Твое усердие похвально, дочь моя. Но все зря.

Сабина выпрямилась.

– Пусть, но ведь я не буду знать, так ли это, если не попытаюсь. Я слышала, что этот византийский лекарь знает много старинных рецептов. Если он не сможет помочь, я все равно ничего не теряю. А если сможет, значит, я упущу единственную возможность.

– Ты слишком смело говоришь для женщины. – Но тон у священника был задумчивым, невраждебным.

– Я должна попытаться. Господин Симон был безмерно милосерден ко мне в Бриндизи. Я должна отплатить ему тем же.

Священник кивнул.

– Значит, ты не его любовница, – сухо заметил он.

– Конечно нет! – возмутилась Сабина. – Я вдова с добрым именем. – Собственные слова резанули ей ухо. Останется ли у нее доброе имя, когда она вернется домой?

– Тогда твоя преданность этому человеку вдвойне похвальна, – одобрил священник. – Я знаю, где живет византийский лекарь, и отведу тебя туда. – Он жестом прервал готовый вырваться у нее поток благодарных слов. – Хочу предупредить: он дорого ценит свои услуги и презирает нас не меньше, чем мы его соплеменников.

– У меня достаточно денег, чтобы заплатить за его услуги, – ответила Сабина. – И мне безразлично, кто он, был бы хорошим лекарем.

Священник пожал плечами.

– Это тоже сомнительно, дочь моя, ты рискуешь. – Он двинулся в путь, поднимая сандалиями тучи пыли. Сабина шла за ним по узеньким улочкам Никаи, пока они не добрались до аллеи, с обеих сторон которой стояли дома с дверями, выкрашенными в яркие цвета, и каменными стенами – толстыми, как в крепости. Темноглазые, смуглые ребятишки играли в мяч на улице. Женщина выбивала вязаный половик на подоконнике второго этажа, и пыль и грязь сыпались прямо на головы.

Остановившись у красной двери, отец Жильбер громко постучал и крикнул:

– Я ищу лекаря Алексиуса. У меня больной, который нуждается в его искусстве.

Женщина, выбивавшая половик, бросила на них враждебный взгляд и с шумом захлопнула ставни. Дети куда-то исчезли.

– Греки! – фыркнул священник. – Теперь ты понимаешь, почему это пустая трата времени?

Сабина сжала губы.

– Я не сдамся так легко, – возразила она и снова постучала в дверь.

Она еще не успела опустить руку, как из-за дома вышел мужчина с недовольным выражением на лице. Он был одет в просторное одеяние, похожее на мантию, с шелковой окантовкой. В его роскошной бороде застряли крошки хлеба.

Он оглядел пришедших темными глазами. Сабина виновато опустила руку и спрятала ее за спину.

– Может человек спокойно поесть? – угрюмо спросил мужчина. – Вы, франки, настоящие варвары. – Он говорил на нормандском французском с сильным акцентом, но, поскольку Сабина не знала ни слова по-гречески, она не собиралась ставить ему это в вину.

– Простите, что побеспокоили, – с некоторым напряжением произнес отец Жильбер, – но есть больной, который нуждается в ваших услугах. Мы пришли из христианского милосердия.

– А почему вы пришли ко мне? У вас есть врачи, вполне способные на «христианское милосердие». – Он говорил с явным презрением. – У меня нет желания вмешиваться в их лечение. – Стряхнув крошки с бороды, он начал поворачиваться, чтобы уйти.

– Подождите… пожалуйста… Они сказали, что нужно отрезать ему ногу, а это точно убьет его, – вскричала Сабина.

Алексиус фыркнул.

– Ваши целители всегда так говорят. Они отрубают от человека куски с большей легкостью, чем мясник рубит мясо. – Но было заметно, что он слегка оттаял. – Я пойду, но ничего не обещаю. Вы, франки, посылаете за мной только в крайнем случае, когда обычно уже поздно. Подождите, пока я доем и возьму свою сумку. Несколько минут ничего не изменят. – Он снова исчез.

– Я предупреждал тебя, дочь моя, – кисло пробормотал отец Жильбер.

Сабина с трудом улыбнулась.

– Честно говоря, я смирюсь с его манерами, если он сможет помочь моему господину.

– На прошлой неделе я стоял и смотрел, как ваши костоправы убивают человека, – рассказывал Алексиус, входя за Сабиной в ворота дома, где лежал Симон. – Он был ранен стрелой в бедро, и я лечил его припарками, но ваши люди считали, что он поправится, только если отнять ему ногу. – Он презрительно хмыкнул. – Что сказать, он расстался с жизнью даже быстрее, чем понадобилось, чтобы отрубить ему ногу боевым топором.

– Милорд отказался расстаться с ногой, – пояснила Сабина. – Он решил, что если умрет, то умрет с неповрежденным телом.

– Мудрый человек, – заметил Алексиус. Они вошли в комнату к Симону, где было темно из-за закрытых ставен. Он метался в горячке. Тюрстан, дежуривший у его постели, вскочил и с тревогой взглянул на Сабину и незнакомого человека.

– Не беспокойся, – быстро сказала Сабина. – Мастер Алексиус здесь, чтобы помочь милорду.

– Если ему еще можно помочь, – пессимистично заметил грек, подошел к окну и распахнул ставни, впустив в комнату жаркое желтое солнце. – А я ничего не могу сказать, пока сам не посмотрю.

Симон закричал и закрыл глаза рукой от неожиданного света. Тело его блестело от пота, как будто он только что вышел из воды.

Лекарь подошел к постели и, откинув легкое покрывало, осмотрел Симона, прищелкнул языком и покачал головой.

Сабине едва не стало дурно.

– Вы можете ему помочь? – спросила она.

– Я много чего могу сделать для него, но выживет он или нет – другой вопрос. – Алексиус взял свою сумку и закатал рукава. – Мне понадобятся горячая вода и чистые льняные повязки.

Сабина кивнула и пошла к двери.

– И если у вас есть хорошее чистое вино, принесите и его. – Он наклонился над перевязанной распухшей ногой Симона и еще раз прищелкнул языком.

– Вы не собираетесь ее отрезать? – спросил пришедший в себя Симон и попытался сесть.

– Конечно, нет, – ответил Алексиус, раздувая ноздри от возмущения. – Я не ваш варварский французский живодер. – Он приложил руку ко лбу Симона. – У вас жар, но не настолько сильный, чтобы вы не понимали, что с вами происходит. Я дам вам питье, оно притупит боль, а я вычищу вашу рану и приложу примочку.

Симон лег и оскалил зубы в ужасном подобии улыбки.

– Так вы бросаете вызов священнику, который приходил, чтобы приготовить меня к смерти?

Алексиус ответил ему такой же безрадостной улыбкой.

– За мной приходили священник и женщина, – пояснил он. – Отец Жильбер занимается утешением и спасением душ. Я же врачую плоть.

Вернулась Сабина с водой, повязками и вином. Она думала, что вино нужно для смешивания снадобий, и оказалась права, но большая его часть быстро исчезла в горле Алексиуса, и только небольшая чаша была оставлена для больного.

– Выпейте, – врач протянул Симону чашу с горячим вином и настойкой трав. – Это поможет вам уснуть.

– Что это? – с подозрением спросил Тюрстан, положив руку на эфес меча.

Алексиус раздраженно взглянул на него.

– Думается, это то, что вы, франки, называете сонным зельем. Тут сок травы болиголов, белый мак и белена вместе с уксусом и брионией.

– Господи, да вы его отравите! – Тюрстан двинулся на врача, вытаскивая меч.

– Остынь! – приказал Симон юноше. – Сам подумай, если он меня убьет, то не сможет выйти отсюда живым.

– Опасно количество, а не состав, – заявил совершенно спокойный Алексиус. – Человек может убить себя одним вином, если выпьет достаточно много. Это же лекарство только притупит болевые ощущения у вашего хозяина, пока я буду делать свое дело.

Сабина, тоже начавшая сомневаться, с тревогой смотрела, как Симон пьет снадобье.

Очень скоро его веки отяжелели, и когда лекарь поднял руку Симона и отпустил, она безвольно упала на постель.

Алексиус принялся очищать и промывать рану на ноге так быстро, что за ним невозможно было уследить. Запах был настолько ужасен, что Сабина вынуждена была прикрыть лицо платком. Тюрстан заметно побледнел, но оставался на месте.

– Вижу, нога была сломана много лет назад, – сказал грек. Он промыл рану подсоленной водой. – Теперь следует сделать примочку и перевязать. – Он щелкнул пальцами, давая понять, что ему нужны горячая вода и повязки.

Сабина, превозмогая отвращение, подошла со всем необходимым к постели. Даже промытая и очищенная, рана выглядела так ужасно, что Сабине не верилось, что она может когда-либо зажить.

Алексиус коснулся воды локтем, удовлетворенно кивнул и отлил примерно четвертую часть в чашу. Достал из сумки нечто подозрительно напоминающее сырой хлеб, разломал на куски, бросил в воду и размешал. Затем уложил эту массу в рану и плотно перевязал.

– Вот так, – пояснил он. – Менять повязки будем дважды в день и посмотрим, как пойдет дело. – Он удовлетворенно крякнул и вымыл руки в оставшейся воде. Затем занялся менее серьезными ранами Симона. Их он смазал толстым слоем меда и перевязал.

– Пусть спит, – сказал он. Он собрал свои инструменты и сложил их в сумку. – Я зайду вечером, перед комендантским часом.

Сабина проводила его до дверей и дала ему одну золотую монету из тех, что оставил ей де Гал. Алексиус довольно улыбнулся.

– По крайней мере, вы платите добрым византийским золотом, а не обычным серебром франков.

– Вы нас не любите, – не удержалась Сабина, – а ведь это ваш император призвал нас помочь ему в войне с турками.

– Я считаю вас варварами, – заявил Алексиус. – И наш император просил прислать нескольких опытных наемников, а не толпу одержимых, которую прибило к его стенам. Но я не могу не признать мужества и выносливости ваших воинов и женщин, которые следуют за ними в пыли. – Он склонил голову и вышел – высокий, худой, похожий на птицу.

Сабина вздохнула, закрыла дверь и вернулась к постели Симона. Она сделала что могла. Теперь все действительно в руках Божьих и в руках византийского целителя, который явно заботился о своей репутации, даже если ему был безразличен больной.