Зимняя роща

27

1

– А я еще жалел о своих словах. Думал, что поступил плохо, что действительно дочь в чем-то виновата. Оказалось – нет, просто ее мать сошла с ума, – сказал Чернобог.

– Когда-то ты был прекрасным божеством, но теперь тьма проела твою душу. Позволь мне покончить с твоими мучениями, – Белбог протянула к нему руку.

Чернобог отшатнулся так, будто она коснулась его раскаленным железом.

– Я собираюсь вернуть себе силы и разобраться с проклятьем. В новом мире ты мне не нужна, – отчеканил он.

– Понимаю, – Белбог опустила взгляд на его жертву, присмотрелась к ней. – Красивая, молодая. Ей бы еще жить, да жить.

– Не тебе меня жизни учить. Уходи отсюда, и никогда не возвращайся.

– Как бы ты ни хотел вновь стать богом, твое тело смертно. Оно будет стареть, в один день заболеет и погибнет, а твоя душа без сосуда долго не протянет. Да и кроме той горстки выживших в Залесье о тебе никто не вспомнит. Как ты сможешь прожить, когда станешь никому не нужен?

Теперь промолчал Чернобог. Он внимательно смотрел на меня ярко-красными глазами.

– Я все же попытаюсь, – сказал он. – Найду нашу дочь, помогу ей стать той, кем она должна была стать. Из-за тебя я был вынужден выживать в теле волка, не заботиться о ней. Она думает, что я бросил ее.

– Ты и бросил, когда позволил себе поднять руку на смертного, – тон Белбога был поучительно надменным. – Не поднял бы, я бы вернулась к тебе, возможно, через несколько сотен лет. Но теперь мне ясно, что наши судьбы разошлись, когда Макош погибла. И ты знаешь сам, что в этом виновата Мара.

2

– Ты так думаешь или знаешь, что это ее вина? – спросил Чернобог, перекидывая нож из одной руки в другую. – Я вот знаю, что было на самом деле.

– Если ты думал, что пустые слова пробудят во мне любопытство, ты ошибался. Я могу предложить только обмен: ты рассказываешь мне правду, я не трогаю тебя и позволяю принести жертву, – Белбог и бровью не повела.

После ее слов мне стало противно. Девушка, лежащая на столе, отчаянно закричала. Чернобог прикрыл ей рот рукой.

– Я убью ее независимо от твоего желания, – сказал он. – Но ради Мары я расскажу тебе, как было дело. Макош потеряла дочерей, наших внучек, по вине ее мужа, Велеса. Он взял их с собой в Затуманье, и строго наказал ждать его на одном из островков.

Так случилось, что заигрались они с туманными червями. Когда Велес вернулся, их тела лежали на острове, а души похитил туманный червь. Много сил тогда потратил безутешный отец, и в конце концов позвал Мару. Она помогла ему вернуть души дочерей, но оживить их была уже не в силах. Тогда они с Велесом решили, что отправят их в мир смертных, чтобы они смогли прожить долгую и счастливую жизнь.

Когда Макош узнала о смерти Доли и Недоли, то была безутешна. Ты еще помнишь, как она приходила к тебе, падала в ноги, умоляла вернуть их. И когда ничего не вышло, она покинула свое божественное тело и отправилась следом за ними, чтобы переродиться в смертном мире и вновь стать счастливой матерью своих девочек.

Это был выбор Макоши. Мара же пыталась вернуть ее, но не успела. И тогда ты взвалила на ее хрупкие плечи непосильную ношу вины, которой у нее не было. Заставила верить, что все произошло из-за нее. Так Мара и озлобилась, доверяя секреты только мне. Ты же ее слушать не желала, а должна была.

У меня на сердце что-то надломилось. Трагичная история богов Залесья сумела растопить во мне лед. Я бы заплакала, если бы контролировала свое тело…

– Что было, то прошло, – сказала Белбог. – Как и обещала, я оставлю тебя наедине со своей жертвой. Но ты ничего не сможешь изменить. Судьба Залесья уже написана.

3

«Слава, очнись», – голос показался ему приглушенным, будто доносился из телевизора, что стоял в комнате деда.

Слава открыл глаза. Он очутился на диване, пропахшем табаком, и с сильно продавленными пружинами. Комната подернулась дымкой от сигар. Обычно дед при внуках не курил, но, видимо, забыл о том, что он у него гостит.

– Дед? Ты чего надымил? – спросил Слава, заходя в гостиную.

Тот повернулся к нему, раскачиваясь в кресле-качалке. Натужный скрип резанул по ушам. Слава поморщился.

– Ярик, посиди-ка, не уходи никуда. Я тебе сейчас чаю с молочком принесу.

– Не надо, я не хочу пить. Что случилось?

– Ты пришел ко мне и сразу упал на диван. Устал, наверное, голубчик, – дед улыбнулся, сверкнув желтыми зубами.

Он дотронулся жилистой рукой до плеча внука, некрепко сжал его. Посмотрел на него водянистыми глазами.

– Мой мальчик, когда же ты наконец поймешь, что любить надо не сами сказки, а смысл, который в них заложен?

– Не начинай, – Слава закатил глаза, – мы говорили об этом тысячу раз. Я не люблю сказки, и не хочу искать в них смысл…

Дед говорил что-то еще, и до Славы постепенно стало доходить. Этот разговор и вправду был в его жизни множество раз.

– Дед, какой сейчас год? – спросил он.

– Осьмнадцатый, а что?

Слава пожал плечами. Почудилось. Они сидели и разговаривали, выдавали друг за другом фразы, о которых он знал заранее, и ему захотелось снова вернуться на тот неуютный диван, и заснуть крепко-крепко.

«Слава, ты должен спасти ее», – прозвучал женский голос у него в голове.

– Кого? – он сказал это вслух.

Дед вдруг схватил его за запястье и изрек не своим голосом:

– Спаси Вилу, иначе ее убьют.

4

Слава очнулся в своем теле. Он увидел Вилу, привязанную корнями к каменному алтарю, заметил ее блестящие от слез глаза. Хотел закричать, но не смог даже рта раскрыть.

– Вот, что будет, Вила, – услышал он собственный голос, затем увидел, как склоняется к ней, облокачиваясь на алтарь, – ты умрешь – быстро и безболезненно – а я получу то, что мне нужно. Все честно.

– Не честно! Ты останешься жить, а я нет! – закричала она.

Слава попытался сжать кулаки, ничего не вышло. Его рука держала нож, лезвие которого блестело под лучами солнца. Непогода не касалась Лукоморья, здесь даже пели птицы. Будто и не было никакого проклятья.

– Зачем тебе этот мир, дорогая моя? – Чернобог засмеялся. – Он и без того прогнил.

– Если оставишь меня в живых, обещаю, что буду молиться тебе и помнить о тебе до конца своих дней! – заторговалась Вила. – Я буду рассказывать о тебе своим детям и внукам, чтобы только ты не лишился своей божественности.

– Заманчивое предложение, – Чернобог покрутил нож в руке, – но нет. Одна жертва в разы окупит все твои старания.

«Если ты позволишь ему убить ее, нам всем конец», – прошептала Кикимора.

«Это, блин, никак не помогает!» – возмутился Слава.

«Я отвлеку его, а ты придумай, как избавиться от ножа».

Не успел Слава ничего понять, как Кикимора натравила на его же тело несколько крепких корней.

– Ах ты предательница! – взревел Чернобог, отбиваясь от пут. Он стряхивал их с себя, и корни обращались в пепел.

Слава попытался управлять рукой с ножом, и у него получилось.

«Есть! Как мне его остановить?» – в радостном волнении спросил он.

Кикимора не ответила. Она боролась с Чернобогом и рисковала пострадать сама. Слава пошевелил рукой, нож дернулся.

– Это еще что за червь в моем теле? – рявкнул Чернобог, перепугав его. – Немедленно убирайся туда, откуда пришел, мальчик, иначе…

Он замахнулся и всадил нож в грудь Виле. Она закричала. Не от боли, от страха. Нож завис в миллиметре от нее. Слава держался из последних сил. Он чувствовал, как его сознание затягивает все дальше к дедушке, на тот хлипкий диван. Слава взглянул Виле в глаза, она тоже смотрела на него. Он хотел сказать ей, как много она для него значит, но побоялся, что Чернобог переборет его, стоит ему отвлечься.

Корни дерева ударили его по затылку. Чернобог на мгновение утратил контроль над телом. Слава резким движением поднял нож и всадил себе в грудь по сердце.