28
1
Вурдалак привел Ягу в свои покои. Она обошла комнату, посмотрела в окно, присела на кровать. Закинув ногу на ногу, насколько позволяло платье, она с вызовом посмотрела на него.
– Ну? Рассказывай.
Вурдалак колебался. Он прислонился спиной к камину, безотрывно глядя Ягине в глаза.
– Я разбудил невест из-за тебя. Из-за своей ненависти к брату. Из-за того, что пять сотен лет здесь ничего не менялось, и кто-то должен был все изменить.
– Это все? – Яга фыркнула. – Не скрывай от меня ничего, иначе я заберу свои слова назад.
– Пока Кощей не умрет, твое сердце не успокоится. Я много думал об этом, и сделал свой выбор. Не спрашивай, легко ли мне далось это решение. Нет, не легко. Я сделал выбор, нарушающий волю моей матери. Она велела мне присматривать за Кощеем, а вместо этого я сведу его в могилу во второй раз.
Яга молчала, ожидая услышать продолжение монолога, но Вурдалак больше ничего не сказал.
– Какой смысл тебе убивать Кощея сейчас? Я ведь уже с тобой, – заметила она.
– В мыслях ты все еще с ним. И будешь с ним, пока он не исчезнет с лица земли. Это – мое проклятие, и я сам должен с ним разобраться.
– Ты понимаешь, что звучишь, как безумец? Ты говоришь мне, что убьешь того, кто мне не безразличен, и надеешься, что у меня к тебе появятся чувства? Разве в этом есть логика?
– Во всем есть логика, моя царица. Мужчины всегда так поступали и поступают. Забирают женщин силой, если те не хотят их любить.
– Большей глупости я от тебя не слышала, – Яга закатила глаза. – Впрочем, мешать не буду, мне все эти распри опостылели. А теперь – делай со мной, что хочешь, раз ты так долго желал сделать меня своей.
Вурдалак покачал головой, подошел к ней и погладил по макушке, едва касаясь ее головы ладонью.
– Однажды ты меня полюбишь. Но только не так.
2
Ночь они провели в одной постели. Вурдалак не тронул ее и пальцем, а она лежала к нему спиной, притворяясь, что спит. Дождь барабанил по крыше замка, гремел гром и сверкали молнии. Яга вдруг заскучала по своей избушке, по ее баюкающему скрипу, по своей ступе. Она совсем не походила на свою сестру, Кикимору. Стоило той напомнить про дом и родителей, как она в легкую могла расплакаться. Яга же хранила сентиментальность где-то глубоко в сердце.
Проснулась Ягиня от того, что дождь прекратился. Она повернулась, взглянула в окно – было светло, но солнце скрывалось за тучами.
«Неужели время пролетело так быстро?» – подумала она, потянулась, зевнула, и спихнула Вурдалака с его части кровати.
Яга сделала это не нарочно, и не пожалела о своих действиях.
«Так ему, будет знать, как со мной связываться», – ехидно подумала она.
Оперевшись рукой на кровать, Вурдалак поднял голову. Он сонно посмотрел на нее. Яга не могла оторвать от него взгляда. Кожа царевича стала нормального цвета, треугольные черные когти сменились аккуратными белыми ногтями; темно-серые глаза на молодом лице притягивали, а черные сальные волосы сменились золотыми слегка вьющимися локонами.
«Как Кощей, только мужественнее», – подумала Ягиня.
– И чего ты пинаешься c утра пораньше? – спросил он. Голос его стал мягче. Тянулся, словно мед.
– Ты всегда таким был? – спросила Яга.
– Каким?
– Ослепительно красивым? – она закатила глаза, притворяясь, будто ей все равно, но ей стоило больших усилий отвести взгляд от Вурдалака.
Царевич поднялся, потянулся до хруста позвонков. Он ополоснул лицо водой из таза, стоящего на прикроватной тумбе.
Вурдалак тряхнул головой, вытер лицо полотенцем. Его взгляд скользнул по поверхности воды, и он увидел свое отражение. Некоторое время он разглядывал себя, затем резко повернул голову в сторону Яги. Она отвела взгляд, но было поздно. Тут же разыгралось тщеславие Вурдалака.
– Оказывается, не только я падок на внешность, – сказал он, – иначе чего бы тебе так глаза прятать, м?
Изменилась и его манера общения. Если раньше царевич чувствовал себя рядом с Ягой некрасивым, принижал собственные достоинства, то теперь они были на равных. Почти…
Ягиня чувствовала себя униженной, некрасивой и недостойной его общества. Это случалось со всеми женщинами, когда-либо видевшими царевича в его юные годы.
– Одежда тут, – проскрипела жаба, появившись в проеме.
Только сейчас Яга заметила, что у Вурдалака не было дверей в покоях. Он даже ничем не завесил проход.
– Отлично, – он подошел к шкафу, вытащил оттуда старый, но сохранивший свежий вид красный кафтан. – Одевайся, Яга. Мы отправляемся на ритуал.
3
Я не понимала, как Белбог перемещается в пространстве. Только что мы были в Лукоморье, глядь – уже возле замка Кощея.
«Что вам нужно от нас на самом деле? – спросила я. – Не может же все быть так просто…»
– Ты права, девочка. Меня долго не было в Залесье, и я хочу оставить ему прощальный подарок. Как и тебе.
Белбог взобралась по разрушенным камням, зашла во двор. Она огляделась, покачала головой. Обошла стены и остановилась у ворот, втоптанных в грязь.
– Так не пойдет, – она наклонилась, взялась за края ворот и махом подняла их. Они тут же встали в проем, как будто никогда и не падали.
Белбог взмахнула руками: грязь на воротах высохла и отпала, открыв взору двух коршунов. Словно из воздуха Белбог взяла крупные перчатки.
– Вернитесь, любимые мои, – прошептала она, протянула руки и сняла коршунов. Отлепляясь от металла, они становились живыми.
Коршуны тут же истошно закричали, сидя каждый на своей перчатке. Белбог поцеловала их, на что птицы блаженно прикрыли глаза и перестали шуметь.
– Долго же меня не было. Жаль, что с вами приключилась такая беда. Вы ведь поможете мне, птички мои верные?
Коршуны выкрикнули по очереди. В какой-то момент мне показалось, что я разобрала в их ответах слова, но они тут же ускользнули из моего разума.
– Видишь, Тая? Эти коршуны были подарены мне много веков назад. До них не было в Залесье ни дня, ни ночи. Люди не знали, чем они отличаются друг от друга. Проезжал мимо моего алтаря один богатый купец. Он и оставил там двух коршунов. Сказал, что зовут их День и Ночь, и что они друг другу брат и сестра. Берегла я их как зеницу ока, но стоило мне покинуть Залесье, как проклятье заточило их в металл. Мои птицы должны быть свободны.
Белбог махнула руками, коршуны расправили крылья и взмыли вверх в небо.
– Летите в далекие края, на волю, и не возвращайтесь! – крикнула она, помахав им напоследок.
Коршуны крикнули напоследок, и я разобрала в их речи: «прощай, Белбог».
4
Перчатки исчезли с рук так же, как и появились. Белбог прошла к рыночной площади, и увидела тело женщины. Я не узнала ее, но слова Белбога напугали меня.
– Бедная ведьмочка. Умереть не в родных краях – еще та мука. Надеюсь, перед смертью она хотя бы смогла осуществить свое желание.
«Какое? Кто она?» – спросила я. Белбог повернулась. На площади не было видно колодца.
– Думаю, ты и сама прекрасно знаешь ответ.
И я знала.
– Не волнуйся, – сказала Белбог, – она встретилась с сыном. Это было ее многовековой мечтой.
«И она умерла человеком».
Белбог хлопнула в ладоши три раза. Звук оказался резким, неприятным, похожим на хлопушку, взорвавшуюся под ухом. Откуда-то из-за развалин вышли скелеты бабки и деда. Они держались за руки и выглядели напуганными. Их походка, то, как они прижимались друг к другу плечом к плечу, говорили о многом.
– Не бойтесь, дорогие. Я пришла, чтобы даровать вам покой, – сказала Белбог, раскинув руки.
Скелеты подошли и обняли ее. Я вспомнила, как добры они были ко мне, когда я плакала, и как рады, когда я собрала их вновь.
– Вы прошли через многое, но не смогли увидеться с родным сыном, – Белбог улыбнулась, взяла стариков за маленькие руки. Они отдавали холодом. – Теперь ваше время пришло. Спите спокойно.
Она поцеловала в лоб сначала деда, потом бабку. Мне показалось, что они облегченно выдохнули, прежде чем превратиться в груду костей.
«Что с ними теперь будет?»
– Они отправятся в Затуманье, и встретят своего сына Колобка в Хранилище душ.
«Их сына действительно звали Колобок?» – я едва не засмеялась.
– У него было обычное имя, пока он не округлился. С тех пор его звали так все селяне.
Откуда-то из темницы донесся знакомый стрёкот. По земле к нам бежал василиск, успевший где-то наесть бока. Я вспомнила, как кормила его в темнице, и как он помогал мне.
–Это все для тебя, малыш. Наслаждайся, – Белбог проследила за существом взглядом.
Василиск исчез под грудой костей. Одна за другой они оказывались внутри него, а он увеличивался в размерах. Рос он не по дням, не по часам, а поминутно!
– Последнее волшебство, – сказала Белбог, повернулась к замку.
Осмотрела дыру в покоях, где я совсем недавно провела ночь, подняла руки. Земля вокруг тревожно загудела. Камни поднимались, складывались в единое целое, и возвращались на место, восстанавливая стены и замок. Черная земля становилась коричневой, скрюченные деревья наливались силами, распускали почки. На кустах расцвели розы. Некогда разрушенное покинутое всеми место теперь сияло.
– Ничто в Залесье не должно быть забыто, – сказала Белбог, склонилась к Василиску и погладила. Его кожа оказалась грубой и пупырчатой, как у игуаны. Его голова теперь напоминала морду дракона, только не была вытянутой. – Мой маленький друг, ты должен мне помочь. Без тебя мы не выстоим.
Василиск громко и хищно зашипел. Белбог забралась на него, погладила по широкой переносице.
– Отвези меня в Зимнюю рощу, малыш. Нам с тобой многое предстоит сделать.
И он побежал, страшно косолапя, извиваясь зигзагами, но с такой скоростью, что у меня слезились глаза. Я чувствовала ледяной ветер, знала, что у меня горят нос и уши, а тело от этого покрывается дрожью, но эта поездка была самой захватывающей после моего плетения пояска верхом на Буяне.