Змея и Крылья Ночи

Глава

30

Винсент всегда предупреждал меня о том, что может случиться, если впасть в безумие.

— Они не будут ждать, пока ты умрешь, — говорил он. — Нет никакого чувства. Нет мыслей. Есть только голод.

Я много думала об этих словах в дни после смерти Иланы. То, что я слышала в ту первую ночь в Лунном дворце, звучало точно так же, что описывал мне Винсент. Ее пожирали заживо, и она была бессильна что-либо с этим сделать. Ее последние минуты преследовали меня.

Сейчас, когда мое тело бросило меня в толпу голодных животных, когда мои мышцы в решающие секунды оказались вне пределов моей досягаемости, только одна мысль засела у меня в голове:

— Так вот что она чувствовала, когда умирала?

Магия Айвана парализовала меня. Я не могла двигаться, но я была в сознании, когда эти звери набросились на меня.

Животные были доведены до исступления насилием и голодом. Они образовывали плотные группы, все с дергающимися мышцами и пеной изо рта, как будто какая-то часть их знала, что это их единственный шанс на выживание.

На долю секунды мне показалось, что это очень грустно. В конце концов, они были всего лишь животными. Убийцы, превратившиеся в добычу для развлечения. Как и все мы.

Я почувствовала это, когда первый из них, демон, схватил меня за ногу. Меня окружило столько демонов, что они полностью заслонили небо. Я видела только зубы и когти.

Я даже не могла кричать.

— Орайя!

Паника Райна захлестнула меня. Она была такой же сильной, как и моя собственная.

Я не знала, что с этим делать.

Но что-то в этой панике всколыхнуло во мне, вспышка ее была достаточно резкой, чтобы рассечь остатки магии Айвана. Мои руки раскинулись в стороны, нанося дикие удары.

Этого было недостаточно.

Их было так много. Я слишком сильно истекала кровью. Кровь — это плохо. Кровь была опасна. Я отбивалась клинками, но это была бесполезная паника в бесконечном море плоти, кожи, меха и перьев.

Я собиралась умереть. Матерь, я собиралась умереть. Мое сердцебиение было диким. Каждый толчок крови приближал их.

— Я иду за тобой, Орайя.

Мне это не нравилось. Как испуганно говорил Райн. Ему удалось ускользнуть от Анжелики, и он бежал, бежал, бежал, пробиваясь сквозь толпу на своей стороне стены.

Ему не хватило бы скорости.

— Используй свою магию, — призывал он. Я видела вспышки его видения, когда он бежал, подпрыгивая на зыбком камне своего пути.

— Ты еще не дошла до конца. Используй ее прямо сейчас.

Я не могу. Я не могу использовать свою собственную силу — даже когда я могла, от меня исходили лишь слабые лучи света. Я боролась, билась, пыталась успокоить себя, и…

Я говорила себе: «Страх — это совокупность…»

— Страх — это гребаный КЛЮЧ к этому, Орайя! — Голос Райна, наполненный собственным страхом, заполнил оба наших разума. — ИСПОЛЬЗУЙ ЭТО. Представь, что ты выбрасываешь меня из гребаного окна. Представь, что ты вытаскиваешь Мише из горящего апартамента.

Стыдливые слезы навернулись мне на глаза.

Я не знала, как. Не знала, как отпустить эту стену внутри себя. Я так долго строила ее, заделывала каждую трещину. Теперь я цеплялась за нее. В ужасе от того, что случится, если я позволю себе упасть.

— Я с тобой, Орайя. Прямо сейчас. У тебя нет на это времени. Мы пойдем вместе. Хорошо? Я с тобой.

Это должно было меня напугать.

Звери одолели меня. Я упала спиной на песок. Один демон прополз по мне, его лицо было в нескольких дюймах от моего. Он набросился на мое горло, прямо там, сбоку, на том месте, где у меня был шрам, напоминавший мне о парне, о котором я старалась не думать каждую ночь.

Теперь я позволила себе. Позволила себе думать о нем впервые за столько лет.

Позволила себе подумать о моих родителях, раздавленных в разрушенном здании во время войны, которая не имела к ним никакого отношения.

Позволила себе подумать о маленькой потерянной девочке с темными волосами, за которой охотились в лабиринте. О маленькой девочке с темными волосами, оставшейся одной в разрушенном городе.

Позволила себе подумать о целой жизни, проведенной здесь, в ловушке собственного страха, в ловушке этих гребаных хищников, этих монстров, этих тварей, которые не видели во мне ничего, кроме скота…

И тогда я поняла. Я поняла, что страх — охватывает, закаляет и ожесточает.

Это превращается в ярость.

Чтобы она обратилась в силу.

Я не хотела умирать здесь.

Я позволила своей ярости выплеснуться наружу.

Я позволила ей выплеснуться через рот, глаза, пальцы и кончики волос. Я позволила ей взметнуться до самого неба, мимо звезд, луны, до самой Ниаксии.

И я почувствовала, как она потянулась ко мне.

Ночной огонь пронесся сквозь меня, окружая меня одеялом света, тепла и силы. Оно поглотило все: демонов, адских псов, вампиров. Поглотило мою кожу, мои глаза. Поглотило, прежде всего, мой гнев.

Я НЕ УМРУ ЗДЕСЬ.

Я схватилась за свои клинки, но мне не нужно было ими орудовать, когда я поднималась. Я едва помнила, как двигалась. Я едва помнила, как переступала через море белого пламени, через изъеденные ночным огнем трупы, которые могли быть животными, могли быть вампирами, по пути вверх, поднимаясь и поднимаясь.

Я остановилась только тогда, когда достигла вершины, когда я посмотрела на небо и увидела луну.

Внезапно я снова почувствовала себя такой маленькой. Осознание вернулось в мое израненное смертное тело. В животе забурлила тошнота. Ноги почти отказали, и я вытянула руку, чтобы устоять на ногах.

Пламя угасло. Мои глаза с трудом привыкали к темноте после такого ослепительного света.

Я была на вершине стены, в центре Колизея. Моя рука упиралась в раму единственных оставшихся ворот, остальные теперь представляли собой лишь обугленный, искореженный металл. Я чувствовала себя странно, неустойчиво и пусто. Позади меня на песке арены, на осыпающейся стене из выжженных камней и груды чистых белых костей, вырисовывалась картина разрушения.

Зрители молча наблюдали за происходящим, тысячи глаз смотрели на меня. Их лица слились воедино. Винсент был где-то там. Я собиралась поискать его, но вместо этого мой взгляд устремился вниз, всего в нескольких шагах от меня, туда, где тропинка с другой стороны арены упиралась в вершину стены.

Райн.

Он стоял на коленях и смотрел на меня. И то, как он смотрел на меня, было первым ощущением реальности.

Настоящим, непростым, и… запутанным.

Потому что он смотрел на меня в полном благоговении, как будто я была самым невероятным существом, которое он когда-либо видел. Как будто я была гребаной богиней.

Я моргнула, и слезы потекли по моим щекам. Все, что я вскрыла в себе, чтобы получить доступ к этой силе, кровоточило, как открытая рана.

Сначала Райн медленно поднялся.

А потом пошел так быстро, что я не успела среагировать, когда он закрыл пространство между нами несколькими длинными шагами, затем он сразу оказался вокруг меня в крепких объятиях, и мои ноги оторвались от земли, а мои руки были на его шее, и я позволила ему обнять меня. Позволила себе прижаться к нему. Позволила себе зарыться лицом, залитым слезами, в теплое пространство между его подбородком и горлом.

И сейчас ни одна вещь, ни зрители, ни арена, ни арка, ни Ночной огонь, ни сама Ниаксия не существовала, кроме этого момента.

— Ты на минуту меня встревожила, — пробормотал он мне в волосы, его голос был хриплым. — Я должен был догадаться.

Он опускал меня, пока мои ноги снова не коснулись земли, затем отпустил меня. Покачиваясь и испытывая головокружение, я смотрела на трибуны.

Винсент был прямо впереди, на полпути через арену. Он полустоял, его глаза были широко раскрыты и не мигали. Одной рукой он держался за перила. Другая сжимала его грудь, словно пытаясь удержать его собственное сердце.

Должно быть, я была слаба от потери крови. Потому что мне даже показалось, что, возможно, я увидела серебристую полоску на его щеке.

— Пойдем, — тихо сказал Райн, положив руку мне на спину.

Я повернулась к двери, и призрачная тишина Лунного дворца встретила нас с распростертыми объятиями.