Золотое утро

18

После минутного замешательства Фиске рванулся за ней, но, повернув за угол дома, обнаружил, что Кэти исчезла. Не обращая внимания на фейерверк, стал пробираться сквозь толпу, высматривая стройную фигурку. Лица людей были устремлены в небо, где разноцветными шарами вспыхивали огни. Расстроенный, он пересек лужайку и наконец заметил Кэти. Вместе с братом она садилась в машину Лаурингов.

Изумленный, Фиске остановился и так стоял до тех пор, пока за поворотом не скрылись огни машины. Злость кипела в нем. В темноте кто-то толкнул его, и он едва сдержался, чтобы не выругаться. Кэти сбежала от него, словно от какого-то монстра. Дала ясно понять, что не желает иметь с ним ничего общего. Ну хватит! Он тоже вычеркнет ее из своего сердца. Постепенно злость уступила место печали. Сейчас даже трудно было поверить, что вечер начинался с отличного настроения; радость испарилась, душа сжалась от тоски.

С угрюмой улыбкой Фиске заказал водку с тоником, потом еще и еще.

Очнувшись, он с удивлением обнаружил, что Джунно и Джози выгружают его около Мэнор-хауса. Они смеялись, но их голоса едва доходили до него. Фиске с трудом поднялся, попрощался с друзьями и пошел прогуляться.

Очнулся в лодочном сарае, смутно вспоминая, как сюда попал, побрел к пляжу, кляня себя за то, что так поддался непокорной девчонке. Ни одна женщина не стоила этого.

"Кэти — не любая", — признался Фиске сам себе. С самой первой встречи он почувствовал, что она отличается от всех других женщин, с которыми раньше ему приходилось иметь дело. Фиске уважал ее преданность профессии, потому что сам так относился к своему любимому делу. Старался не обращать внимания на ее привлекательность, но обмануть себя был не в силах. Встречаясь с этой девушкой, чувствовал себя околдованным.

Нет смысла себя обманывать! Джози права — он влюблен в Катерину Уилкокс. Вопреки всякой логике и собственному желанию. А она? Похоже, спутала твердость с упрямством. Вряд ли она могла бы так страстно ответить на его поцелуй, если бы не любила; дрожащее тело Кэти выдало ее. Интересно, догадывается ли она сама об этом? Фиске воспрянул духом и, облегченно расправив плечи, повернул к дому.

Он показался ему слишком тихим. Свет горел только в родительской спальне. Но Дороти стояла на пороге в халате и тапочках на босу ногу.

— Фиске, что ты там делаешь?

— Не могу заснуть и решил прогуляться до пляжа. А ты что делаешь в такой ранний час?

— Не могу найти твоего отца. Проснулась внезапно, а его нет.

Мать выглядела обеспокоенной…

— Он в мастерской, — убежденно сказал Фиске.

Иногда отец поднимался с первыми солнечными лучами и шел рисовать. Улыбнувшись матери, чтобы скрыть нарастающую тревогу, Фиске повернулся и побрел через лужайку к мастерской. Подойдя к окну, заглянул внутрь.

Отец неподвижно сидел на низком стуле перед мольбертом. Фиске постучал по стеклу, чтобы привлечь его внимание, но Дуглас не обернулся. Подошла Дороти, остановилась сзади. Обеспокоенный, Фиске заслонил от нее окно. Нехорошее предчувствие нарастало с неимоверной быстротой, сердце стучало в груди.

— Наверное заснул. Сейчас разбужу, — сказал Фиске матери. — Возвращайся домой.

— Ты уверен, что с ним все в порядке?

— Конечно.

Осторожно обойдя мастерскую, Фиске подошел к двери, нажал ручку. Дверь легко открылась.

— Папа, — тихо позвал он, всем сердцем надеясь услышать ответ.

Отец сидел, прислонившись к мольберту, голова его покоилась на полотне, он действительно походил на спящего человека. Рядом лежали нетронутые кисти и краски. Фиске пощупал пульс на руке Дугласа и не обнаружил его.

И тут низкий стон пронзил тишину. Дороти зарыдала. Он обернулся, обнял мать, и они молча стояли, прижавшись друг к другу.

Потом Фиске перенес тело отца в библиотеку, аккуратно уложил на диване, прикрыл пледом. Почему-то хотелось сделать так, чтобы Дугласу было удобнее. Обернувшись, опять обнял мать, помог ей сесть на стул перед камином, опустился рядом на колени. Он не мог думать об отце как об умершем и сейчас твердил себе, что не должен поддаваться горю, потому что мать и Барбара будут искать в нем опору.

Барбара. Кто-то должен ей сказать. С трудом справляясь с невыносимой болью в душе, Фиске подумал, что предстоит связаться с родственниками и знакомыми на острове, в Штатах, по всему миру. Необходимо организовать похороны, пригласить адвокатов, сообщить в газеты и фонды. Хотя Дуглас и вел весьма скромный образ жизни, тем не менее являлся главой одной из богатейших и влиятельных в стране фирм, его смерть потрясет деловой мир.

Тихий голос матери вернул его в реальность:

— Дорогой, оставь меня наедине с отцом. Хочу попрощаться с ним прежде, чем придут люди.

Он помог ей подняться.

— Я хочу, чтобы ты сказал своей сестре. Приведи ее сюда. Мы останемся с ним, пока ты не подготовишь все для возвращения в Нью-Йорк. — Дороти притянула к себе голову сына и нежно поцеловала.

Фиске с большой неохотой подчинился ее желанию, вышел из комнаты на веранду.

Наступал самый обычный день. Ветер раскачивал верхушки деревьев, сад цвел как ни в чем не бывало, где-то лаяла собака. Казалось невероятным то, что отец теперь уже никогда не выйдет из дома, не похлопает его по плечу, не пошутит и не попросит прокатить его на лодке. Фиске взглянул на часы: прошел всего час с тех пор, как он осторожно подошел к дому, надеясь, что никого не разбудит.

Устало полез в карман за ключами от машины, не найдя их, решил отправиться пешком. Как сообщить Барбаре? Отец обожал ее, у них были такие отношения, какие могут быть только у самых близких людей. Даже замужество Барбары и рождение двух детей не изменили их. Сестра не перенесет смерти отца.

Тревожась все сильнее, Фиске ускорил шаг. Вскоре его взору открылся широкий луг, на краю которого стоял коттедж, окрашенный в белый цвет и густо поросший вьюном. В окне кухни горел свет. Он постучал в стекло.

— Фиске? Что ты здесь делаешь в такой ранний час? — спросила Барбара, открывая дверь. На ней был старый фланелевый халат, а в руках она держала кружку с дымящимся кофе.

Фиске постарался улыбнуться, но ничего не вышло.

— Бабс… отец…

— Ему плохо? Вызвать врача? Что случилось? — сестра беспокойно смотрела на него.

Фиске приложил неимоверные усилия, чтобы сказать спокойным голосом:

— Я думаю, у него был сердечный приступ. Он…

— С ним все в порядке? — перебила Барбара, с ужасом глядя на брата.

— Нет, дорогая, с ним не все в порядке. Он умер.

— Умер? — Она с недоверием уставилась на него. — Нет!..

Фиске взял из ее рук кружку, поставил на подоконник, затем обнял сестру. Она горько заплакала.

Потом они долго сидели молча рядом на маленькой скамеечке у окна, пока на лестнице неожиданно не заскрипели ступени. Это спускался Хэнк. Несмотря на ранний час, полностью одетый, выбритый.

— Каким ветром тебя занесло ни свет ни заря? — обратился он к Фиске.

— Дуглас умер сегодня утром.

Меньше всего Фиске хотел сейчас говорить с Хэнком, выслушивать его лживое сочувствие.

— Ужасно. Как это случилось? Как Дороти? — Хэнк не смотрел на жену, не сделал даже попытки подойти к ней. Глаза его бегали, будто он что-то прикидывал в уме.

— Мы и сами не знаем, вероятно, сердечный приступ, — коротко ответил Фиске, переводя взгляд с него на сестру и стараясь понять, что между ними произошло.

— Ты должен знать: мы разводимся, — сухо объявила Барбара. — Хэнк возвращается на материк.

Фиске замер.

— В такой ситуации я не поеду, — перебил ее Хэнк.

— Поедешь, — холодно ответила она. — У тебя нет причин задерживаться здесь. Отца ты никогда не любил, не будь лицемером.

— Барбара! — Фиске поднялся и укоризненно посмотрел на сестру.

Решительно сложив руки на груди, она почти сердито посмотрела на него.

— Все кончено! Слава Богу, отец теперь этого никогда не узнает. Он бы не перенес развода в семье.

— Я по-прежнему считаю, что имею право остаться, хотя бы ради детей, — заявил Хэнк таким тоном, словно они обсуждали устройство вечеринки.

Фиске тяжело вздохнул и внезапно почувствовал жуткую усталость от бессонной ночи и обрушившихся на него утренних событий. Тем не менее он, взглянув на сестру, моментально принял решение.

— Не знаю, что между вами произошло, но если Барбара не хочет, чтобы ты остался, лучше уезжай, — сказал Фиске твердым голосом.

Хэнк, избегая его взгляда, надел шляпу и вышел, хлопнув дверью. Зазвенело оконное стекло. Вскоре они услышали шум мотора.

— Спасибо, — мягко проговорила Барбара.

— Не за что. — Фиске попробовал улыбнуться. — Ты не хочешь рассказать мне, в чем дело?

— Не сейчас. Надо идти.

— Тем не менее я бы хотел услышать, что здесь произошло.

Она снова начала всхлипывать:

— Мы разводимся.

— Это я уже знаю. Почему?

— Руфус Кинкайд потерял рассудок и память. Хэнк узнал об этом и подстроил так, что Руфус подписал незаконные бумаги о продаже своей земли. Вот и все.

— Все?! Черт возьми, о чем ты говоришь? — Фиске был потрясен и взбешен.

— Я обо всем знала, но притворялась, что все в порядке. Заставляла себя поверить, что это никому не повредит. Просто Хэнк заключил сделку, зарабатывая деньги для семьи. Это было так важно для него! Ему всегда не хватало денег, хотел все больше и больше…

Она еще что-то говорила о любви, о детях, о компромиссе с собственной совестью. Фиске не прерывал сестру. Но ярость, бушевавшая в нем, не давала ему возможности сосредоточиться на ее словах. Он едва слышал Барбару, изливающую душу. Пока, наконец, его не привлекло имя Кэти. Он заставил себя вникнуть в суть того, о чем говорила сестра.

— …когда она ушла, я поняла, что Хэнк недостоин любви, а я просто дура. И дело даже не в том, что он помогал Ашеру купить Кинкайд, хотя это ужасно. Делал это незаконно, как преступник, как подлец.

Борясь с усталостью, Фиске спросил:

— Ты хочешь сказать, что прошлой ночью Кэти уже все знала? Почему же она ни слова не сказала мне?

Невозможно было поверить, что, узнав столь важную новость, она не удосужилась его проинформировать.

— Я с трудом упросила ее никому не говорить. Не знаю, но мне показалось, ей можно верить. — Отодвинув стул, Барбара поднялась. — Пойду оденусь и подниму детей. По дороге расскажу им о деде.

Фиске попробовал подняться, но не смог. Каждый мускул тела, казалось, налился свинцом. Он долго сидел в одиночестве, безуспешно пытаясь привести в порядок мысли и эмоции. Затем с трудом, словно дряхлый старик, встал, вышел на воздух.

Глаза резануло яркое солнце. Небо было голубым, деревья — зелеными, луг — усыпан цветами; ничто в природе не говорило о трагедии, произошедшей в семье Спенсеров.

Между тем, уже никогда не будет того, что было прежде. Отца больше нет. Теперь наступила очередь Фиске встать во главе семьи, вести ее по жизни, как это делали его отец, дед, прадед… На него ложится весь груз ответственности за дальнейшие дела семьи и фонда. Будущее представлялось чередой бесконечных серьезных решений, которые ему придется самостоятельно принимать. Он грустно вздохнул.