Копенгаген, шестнадцать лет назад
«Поездка всей жизни» — обещала брошюра. "Культура, ночная жизнь, приключения и романтика в самой жизнелюбивой столицы Европы".
Двадцатидвухлетняя Элизабет Рэмси усилила хватку на ремешке своей сумочки. Быть остановленной у танцевального клуба в Копенгагене — могло рассматриваться как приключение. Но как романтика?
Она смотрела на мужчин, преграждающих ей дорогу назад в клуб. Она насчитала троих — с веснушками, с плохими волосами и с дрянными манерами.
Не вариант.
Она прикусила губу, предавая пиар туристической фирмы и свои ожидания. Ее щеки пылали. Голова, все еще пытающаяся отойти от техно, вибрировала от чавкающих шагов. Тощий парень в середине сделал приглашающий жест, двигая свои бедра вперед с намеком. Красная неоновая вывеска на входе в клуб подсветила линию его нижнего белья и кусочек волосатого живота.
О, нет.
Она снова поглядела на дверь клуба, надеясь на спасение. Может быть какие-нибудь женщины или другой американец. Если бы только Элисон осталась верной их дружеской договоренности… Но ее соседка по комнате подцепила тем вечером шведского аспиранта, Ганнера или Гондора или как-то так. Рано или поздно Лиз должна была вернуться в их отель одна.
Она поискала взглядом такси. Или полицейских. Копенгаген был безопасным городом, так все говорили, даже в три утра. Но она не говорила на их языке. Она не проконтролировала ситуацию. Она ненавидела все это. Плюс это был бы полный отстой, если бы в первый раз когда она наплевала на советы своих родителей, они оказались в конце концов правы.
Лиз переминалась с ноги на ногу в босоножках на платформе.
«Лучше сбежать», — рассуждала она, — «и не бороться с Гранжевыми Тройняшками». Она была всего в одном или двух кварталах от площади. Там много такси.
Она сунула под мышку свой крошечный клатч и пошла вдоль потрескавшегося, выбоистого тротуара, высматривая такси.
Ошибка. Она поняла это почти сразу. Поскольку вместо того, чтобы оставить ее в покое, раз она отказалась от игры внутри, эти трое мужчин последовали за ней. Кожу покалывало на ее плечах, открытых откровенным коротким топом. Ей был нужен пиджак. Ей нужно было убираться отсюда.
Она услышала их позади себя, шарканье ног и свист, не требующий перевода. Ее дыхание сбилось. Она ускорила свой шаг, взгляд заметался в поисках освещенного окна, двери, света и суеты Норрэброгейд [прим. пер. Норрэброгейд (Norrebrogade) — улица в Копенгагене]. Ничего. Только гладкие, черные воды канала и ряд мелких, закрытых магазинчиков, их светлые фасады казались ночью выцветшими серыми пятнами.
Под ее кожей забегал нервный ток. Что если она повернула не туда? Ей следует повернуть назад? Но они были прямо за ее спиной, тяжелые шаги приближались, почти переходя на бег… Ее схватили за шею и потянули. Голова дернулась назад.
Ой-ой-ой.
Вспыхнули боль и паника. Слезы начали жечь глаза. Парень следующий за ней схватил ее за волосы и потащил к платформе. Она обернулась, обороняясь, нанося удар, контрудар. Ее сжатый кулак попал во что-то твердое и влажное. Ее суставы горели.
Она ударила лысого парня. Большого. Он схватил ее за руку, она потрясенно смотрела, как кровь расцветала по его рту. Его компаньоны смеялись. Насилие витало в воздухе.
О, Боже. Вот, дерьмо. Что она наделала?
Медленно, нападавший прижал ладонь к кровоточащей губе. Он уставился на ее запястья, потом посмотрел ей в глаза. И улыбнулся, его зубы были окрашены кровью. Страх сжал ее грудь. Она набрала в легкие воздух, чтобы закричать. Прежде чем звук слетел с ее губ, периферийным зрением она уловила движение. Что-то большое, что-то быстрое вытекало из темноты позади нее. Она вздрогнула от этой новой угрозы. Но человек-тень, проплывший мимо нее, как акула в воде, сбил ее с ног, и она плюхнулась на задницу. Она жестко приземлилась, потирая запястья и ладони.
Тьма циркулировала на узкой улице. Ошеломленно она услышала глухой стук, хруст, сдавленные звуки боли или удивления. Борьба. Ее внутренности скрутило от страха и облегчения. Они боролись. Она схватила свою сумочку, ища в ней свисток, который она носила в кампусе.
Два набора шагов протопали по тротуару, и напавший на нее оказался в грязи в канаве с другой стороны улицы, а другой человек стоял в луже лунного света.
Человек-тень. Ее спаситель.
Она моргнула. Со своего места на земле он казался крупнее, чем в жизни, выше и немного мускулистым в длинном черном кожаном пальто. Он повернулся, пальто развивалось у его лодыжек, и ее сердце подпрыгнуло в горло. Его лицо было повернуто, холодное и бледное, а волосы были лунного цвета.
Лиз с трудом сглотнула, ее взгляд заскользил вверх по длинному, сильному телу к лицу. Его черты были слишком сильными, чтобы быть действительно красивыми, нос был слишком широким, а челюсть — слишком острой. Его верхняя губа была тонкой, а нижняя — полной, изогнутой и убедительной.
Она вздрогнула от страха и чего-то еще. Просто потому, что он был чище и лучше одет, чем панки, которые следовали за ней из клуба, это не делало его менее опасным.
Она переместила взгляд на напавшего на нее, который неподвижно лежал в грязи.
Ладно, еще более опасным.
Она не могла видеть глаза спасателя, они были в тени линии его бровей. Он постоял мгновение, наблюдая за ней, ожидая… Чего? Благодарности? Слез? Истерики? А затем отвернулся.
Неблагоразумная срочность захватила ее острее, чем страх.
— Подожди.
Он остановился. Ее сердце затрепетало. Он говорит по-английски?
Она встала на ноги, вытирая ладони о джинсы на бедрах.
— Я… Спасибо за… э… то, что помог мне.
Он проигнорировал ее, опускаясь на корточки у тела в канаве. Она смотрела, как он похлопывал злоумышленника, ища пульс. Или, может быть, его бумажник. Она крепче вцепилась в сумочку.
— Зачем ты сделал это?
Он бросил быстрый взгляд через плечо.
— Вряд ли это была честная борьба. Я обычно стараюсь не вмешиваться в дела вашего рода.
Лиз сузила глаза.
Ее рода?
Ладно. Она заставила себя рассмотреть ситуацию с его точки зрения, темная улица, ее мизерная одежда для клуба. Он не знал ее. Ведь она могла быть кем угодно. Чем угодно. Проститутка, убегающая от сутенера.
— Ты англичанин, — сказала она.
— Нет. — Он не уточнил.
— Но твой акцент… — Не английский, не совсем. Но точно не американский.
Он выпрямился и пошел прочь.
— Подожди.
Он повернулся, выделяясь темным силуэтом на фоне луны, нетерпение в каждом жесте его тела выдавало нетерпение.
Она сглотнула.
— Ты не можешь просто так уйти.
— Могу.
— Но… — Она обхватила себя за локти, разрываясь между инстинктом самосохранения и здравым смыслом. — Разве мы не должны позвонить в полицию?
— У меня нет желания, быть задержанным вашей полицией.
Ей стало интересно и беспокойно, что именно он делал ночью, один, на этой безлюдной улице.
«Несправедливо», — подумала она. Она тоже не хотела связываться с полицией. Не то, чтобы она ожидала, что очень вежливые датчане запрут ее в какой-то клетке для иностранцев из-за того, что она была достаточно глупа, чтобы гуляться ночью одной. Но что, если они связались бы с посольством? Или с ее родителями?
Ее взгляд переместился к телу, растянувшемуся в грязи.
— А что насчет него?
— Ты хочешь, чтобы его еще наказали?
— Нет. — Предложение ужаснуло ее. — Но он… Послушай, если он умрет, то ты попадешь в беду.
Его глаза немного расширились, как будто она удивила его. Его зрачки были большими и очень темными, окаймленными бледной радужкой.
«Не синей», — подумала Лиз, несмотря на то, что у него были белокурые волосы. У нее не было времени ломать голову над цветом его глаз, когда практически у ее ног лежал человек без сознания.
Подойдя к нему, а соответственно к ним обоим, она опустилась на колени на улицу, радуясь, что на ней были джинсы. Ей было неуютно чувствовать своего спасателя, стоящего над ними. Его тепло. Его рост.
— Он не умрет, — сказал он тихо.
Осознание кольнуло ее в шею. В ее голосе прозвучала нервозность.
— Откуда ты знаешь?
— Я мог бы спросить тоже самое у тебя.
Она преодолела свое отвращение перед телом перед ней, вынуждая себя провести терпеливую оценку его состояния. Дыхательные пути, дыхание, кровообращение…
— Я собираюсь стать врачом. — Еще семь лет или около того, но просто произнесение этих слов дало ей немного уверенности и часть контроля.
Она глубоко вдохнула. Кислый запах просочился из сточной канавы. Возможно застоявшийся пот или немытые ноги. Или Бритоголовый мог употреблять какие-то наркотики. Она видела много небольших стеклянных пузырьков, разбитых на тротуаре возле клуба.
Он растянулся на спине, это было опасно, он мог подавиться языком. Она осторожно проверила его шею и позвоночник на предмет повреждений прежде, чем повернуть его голову, чтобы очистить дыхательные пути. Он застонал, когда она начала.
Голос ее спасателя вырвался из темноты.
— Если твое сострадание не распространяется на то, чтобы быть здесь, когда он проснется, я предлагаю тебе, теперь уйти.
Она сглотнула.
— Верно. Хорошая идея. — Она качнулась на пятки и встала, ее ноги немного задрожали, реагируя на подъем.
Над зубчатыми крышами небо было тяжелого фиолетового цвета с едва начинающимся рассветом. Некому было сказать ей, что сделать или как идти, только грязные окна, темные двери и зловонные лужи. Тени пролегали через улицу как решетки, собранные между зданиями сугробы выглядели как мусор.
Она нервно поглядела на своего компаньона, его лицо было совершенно в черно-белых тонах луны. С широкими плечами и в длинном черном пальто, он выглядел темным и твердым. Она хотела спрятаться под его пальто.
Она откашлялась.
— Ты не мог бы меня проводить до Норрэброгейд?
Эти странные, бледные глаза посмотрели на ее лицо, зрачки расширялись, как пропасть у ее ног, ничего не отражая, ничего не показывая. Они притягивали ее, как гравитация. Она представила, как тонет в его глазах, падает вниз, ниже, ниже.
— Я провожу тебя. — Его голос, его низкий, глубокий, насмешливый голос. Слова звучали почти сексуально. — Так как ты просишь.
Ее щеки вспыхнули, когда она схватилась за край ее… чего?
— Только на главную улицу, — разъяснила она.
Он наклонил свою голову в странно формальном жесте. Иностранец.
— Как ты пожелаешь.
Ее сердце ударилось о ребра.
«Он спас тебя», — напомнила она себе. Она может доверять ему.
Она была не очень уверена, должна ли она была доверять своему собственному суждению. Она получила «А» по всем предметам (это по системе Эллисона), или «С» (по системе оценивания у мужчин).
Этот мужчина стоял как защитник в лунном свете, блокируя смрад луж, сильный запах из переулков. Его аромат дразнил ее чувства, новые и дикие как море.
Она выдохнула.
— Я ценю это.
Он снова посмотрел на ее лицо.
— Ты интересная, — пробормотал он.
Она отметила его слова. Он был так близко. Если она встанет на цыпочки, головокружительно подумала она, она сможет поцеловать его. Не то, чтобы она сделает это. Не то, чтобы она хочет сделать это.
Он повернулся и зашагал прочь. Ее колени просели от разочарования и облегчения. Она почувствовала его отсутствие, как холодок прошел по телу. Но, по крайней мере, казалось, он знал, куда шел. Он шел так уверенно, как кошка в темноте. Она поспешила за ним, завидуя и его уверенности и его обуви. Ее сандалии с открытым носом были прекрасны на танцполе. Но не настолько хороши для этих неровных улиц.
Она споткнулась о бордюр и ухватилась за его руку, чтобы не упасть. Его кожа была гладкой под ее пальцами, а мускулы были твердыми, как железо. От ее прикосновения он замер.
Морган посмотрел вниз, остановившись, на женщину, цепляющуюся за его руку. Знала ли она, что она пригласила его? Особи его вида не трогали друг друга. Только, когда сражались или когда спаривались. Его кровь понеслась, как вода подо льдом. Возможно, сегодня он будет делать и то и другое.
Он пришел на берег не для того, чтобы утолить свое желание. Он не воздерживался как его принц, Конн, но у него были свои правила. В отличие от своей сестры Морвенны и других обитателей моря, он не часто тратил впустую свое семя на человечество.
Горло женщины дернулось, когда она сглотнула.
— Прости, — сказала она и отпустила его руку.
Он заметил, что она была очень молода. Привлекательна, со здоровой кожей и блестящими каштановыми волосами. У нее было овальное лицо со слегка квадратной челюстью, ее стесненная грудь была высокой и приятной. В ее карих глазах был проблеск интеллекта. В этом не было большой нужды, чтобы потакать ей и ему.
— Не извиняйся. — Беря ее руку, он заменил рукав своей рукой. Ее ногти были чистыми и неотполированными, а пальцы — тонкими.
Он представил, как эти маленькие ноготки впиваются в его плоть, его кровь заревела в венах. Никакой нужды, вообще.
Он оглядел узкие здания, выходящие на улицу. Он не стал бы ее брать здесь в этом грязном человеческом густонаселенном районе. Но были другие места, менее вредные и рядом. Подстраиваясь под ее шаг, он повел ее прочь, ища дорожку, окруженную зелеными насаждениями, и открытую воду.
Огни и шум ночного города кружились и стихали вокруг них, янтарный свет уличного фонаря, зеленый жар вывески бара, лампа в окне второго этажа.
На следующем перекрестке она заколебалась, ее взгляд бросился вниз по улице к кафе, где деревья, опутанные крошечными огоньками, укрыли группу пустых столов.
— Разве мы не хотим пойти там?
А она смышленая. Или, по крайней мере, умеет ориентироваться.
— Если хочешь, — Морган пожал плечами. — По направлению к гавани спокойнее.
Она нахмурилась. Ее глаза были большими и темными. Он смотрел на тихое сражение между женским чувством осторожности и женским желанием, почувствовал момент молчаливого согласия, когда ее рука расслабилась на его предплечье. Он боролся, чтобы не показать вспышку триумфа на лица.
— Спокойнее, — повторила она.
— Более… живописно, — сказал он, подыскивая слово, которое могло быть обращено к ней.
— О. — Ее язык коснулся нижней губы с сомнением или приглашением. — Я еще не видела гавань. Это моя первая поездка в Копенгаген.
— В самом деле. — Тепло шло от ее руки вверх по его руке. Ожидание текло по его жилам густое и настойчивое. Она не входила в его цель здесь. Но она была передышкой, в некотором роде компенсацией, за долгие годы испытаний и разочарований.
Ее голые плечи мерцали в лунном свете, сладко изогнутые как завиток раковины. Ночь кружилась вокруг них, как морские водоросли, пойманные приливом, запах пива, мочи, автомобильных выхлопов, цветочный аромат и бриз моря.
— Я почти чуть не отказалась от поездки, — продолжила она, как будто он выражал интерес. — Не часть Плана, знаешь ли?
Он не знал, и его это не волновало. Но ее голос был низким и приятным. Чтобы снова его услышать, он спросил, — У тебя есть план?
Она кивнула, касаясь кончиков своих волос, где они проходили по ее гладким плечам. Он отметил маленький предательский жест с удовлетворением. Сознательно или нет, она предупреждала о том, что воспринимает его как мужчину.
— Я начинаю обучение в медицинской школе осенью, — сказала она. — Мой папа хотел, чтобы я осталась дома, закончила бакалавриат и получила преимущество. Моя мать хотела, чтобы я провела еще одно лето в Младшей Лиге по теннису, прежде чем я плавно войду во взрослую жизнь.
Он понятия не имел, о чем она говорила.
— И чего же ты хочешь?
Она поморщилась.
— Перерыв, — сказала она с такой жалкой честностью, что он почти улыбнулся в ответ. — Все всегда вращается вокруг школы. Как будто я не живу своей жизнью, а готовлюсь к ней. Я хотела… чего-то другого. Приключения, я думаю.
Он подумал, что мог дать ей что-то другое. Он даже бы убедился, что она наслаждалась этим.
Зарешеченные витрины уступили место мощеными улочками и домам с тесными садовыми участками. Запах стоячей воды и лилий чувствовался в бризе.
«Не очень далеко», — подумал он.
— А ты? — спросила она с дружественным интересом.
Он удивленно посмотрел на нее.
— Что привело тебя сюда?
Его цель был такой же горькой как морская вода во рту, такой же глубокой и холодной как море. Поскольку Морган был начальником северных глубин, ему было приказано потерянным царем вести безнадежную борьбу. В течение тысячи лет он служил сыну морского царя, сражаясь с демонами в глубинах, защищая его владения от хитрых вторжений сидхе. Но его силы оказались бесполезными против бесчинств человечества. Больше века слив отходов с улиц и каналов этого города загрязнял лагуну и море, превращая порт в дом дерьма. Только теперь, когда люди, наконец, научились обуздывать свои отходы, Морган мог начинать медленный процесс восстановления. Восстановление морского дна заняло бы века.
Он не винил эту девушку в том, что сделал ее вид. Она был здесь, женщина, желающая. При данных обстоятельства он был готов пропустить большую сделку.
— Бизнес, — сказал он.
Ее большие карие глаза оглядели его.
— Ты не выглядишь, как бизнесмен.
Он был одет в черную и серебряную одежду финфолков, немного измененную, чтобы он мог сойти за человека этого места и времени.
— Нет?
— Нет.
Он не ответил. Небо было тяжелым от влаги, пылающее огнями города и обещанием рассвета. Луна была одета в золотой пар как в вуаль.
— Ты не хочешь говорить об этом, — предположила она.
Он улыбнулся, показывая края своих зубов.
— Ты не искала мою компанию для того, чтобы просто побеседовать со мной.
Она остановилась на тротуаре, ее подбородок был наклонен под манящим углом. Несмотря на ее более ранние сигналы, он был слишком тупым. Женщины, человеческие женщины, требовали некоторых подготовительных мероприятий. Или возможно ее женская гордость была оскорблена.
— Действительно? Ты думаешь, что это то, чего я хочу от тебя?
Ее щеки покраснели. Ее аромат заполнил его ноздри. Под резкими нотами ее раздражения он мог почувствовать запах сладости ее тела, подготавливающего себя для него. Его член стал твердым как камень.
— Мою защиту, — предложил он.
Она кивнула один раз, ее глаза были большими и осторожными.
— Да, — призналась она. — Ладно.
Он подошел поближе, тщательно всматриваясь в ее лицо.
— И возможно… приключение?
Он услышал предательское изменение ее дыхания. Ее маленькие круглые груди поднялись. И внезапно он захотел их, захотел ее, не по привычке или по причине, не из-за инстинктов или целесообразности. Интенсивность его жажды удивила его. В конце концов, она была только человеком.
Лиз вдохнула, ее дыхание больше не было под ее контролем, ее сердце пело от нервов и тоски. Она не должна… Она никогда… О, но она хотела.
Он был прямо перед ней, он олицетворял приключение в лунном свете и черной коже. Эти странные, бледные глаза были темны от обещания, его рот изогнулся в понимающей улыбке.
Она облизнула губы.
— Я даже не знаю твоего имени.
Он опустил голову, разжигая ее ощущения тепла его тела, вкус его дыхания.
— Морган.
— Лиз. — Он собирался поцеловать ее, поняла она. И она собиралась позволить ему это. — Элизабет Рэмзи.
— Элизабет, — повторил он, шепот пламени метнулся ко рту. Ее кости плавились. Ее тело покалывало и таяло. Ее веки закрылись в ожидании. Холодный ветер сменился теплом там, где был он.
— Пойдем со мной, — сказал Морган.
Она открыла глаза.
— Что?
Он стоял в нескольких футах, темное небо окружало ореолом его серебристые волосы. Позади него она видела мост, простирающийся по зигзагообразному рву, и иглу церковного шпиля, возвышающуюся как сцена из какого-то романтичного кино. За исключением фильмов, где девушку всегда целовали.
Она обхватила себя руками за талию.
— Куда?
— Пойдем.
Она шла за ним под деревьями и плоскому узкому мосту; недоуменно глядя вниз в воду, а затем в конец моста, где дорожка заканчивалась арочными воротами сторожки и короткой белой стеной с крутыми травянистыми берегами с обеих сторон.
— Что это?
— Крепость Кастеллет.
Небольшая дрожь удовольствия и волнения пробежала вверх по ее рукам.
— Замок?
— Цитадель. Да.
Тщательно продуманные железные подсвечники обрамляли сводчатый проход, отражаясь в воде.
— Это место выглядит действительно старым.
Он пожал плечами.
— Несколько веков, не больше.
Она подошла ближе, всматриваясь в железные ворота с разочарованием.
— Закрыто.
Она не планировала осмотр достопримечательностей в четыре утра. Она должна вернуться в свой отель. Но теперь, когда проход был закрыт, цитадель была прекрасным соблазном запретного. Лунный свет превратил гладкие каменные стены и черепичные крыши в сказочную крепость, полную волшебства, только за пределами ее досягаемости.
Морган сверкнул зубами.
— Там нас не побеспокоят.
Ее пульс участился.
— Но ворота…
Одним плавным движением он залез на перила моста, балансируя.
— Это не единственный путь внутрь.
Он спрыгнул на берег. Ее желудок оказался в горле.
— Ой, осторожнее!
Он приземлился без скольжения, без брызг. Обернувшись, он протянул к ней руки.
— Прыгай.
Она покачала головой.
— Я не из тех девушек, которые прыгают, куда им скажут.
Никогда. Эта мысль сделала ее смутно обиженной.
— А из каких ты девушек? — Его голос был спокойным и удивленным.
Она сглотнула.
— Я больше — «смотри прежде, чем прыгнешь» и «шагай осторожно».
— Я мог бы изменить это, — сказал он.
Она резко вздохнула. Ее взгляд переместился за трехфутовые перила на ярды струящейся воды, которые были между ней и берегом, и до которых было восемь футов в высоту. Она вцепилась в перила.
— Слишком далеко.
— Я поймаю тебя.
— Это очень опасно.
Он не ответил.
Ему и не нужно было. Она беспокойно стояла на мосту, на грани, на краю, взвешивая место и время.
— Я не живу своей жизнью, — сказала она ему правду. — Я готовлюсь к ней.
Морган ждал ее внизу в темноте, ее личное приключение. Она чувствовала его в своей крови как каждое правило, которое она никогда не нарушила, каждый риск, который она не взяла на себя, каждый импульс, который она отрицала. Каждый мужчина, о котором мать ее предупреждала.
Вода смеялась и текла. Вцепившись в верхнюю перекладину обеими руками, она перекинула одну ногу, нащупывая точку опоры с другой стороны. Ее ладони были влажными. Сердце гремело. Она готова была совершить преступление и еще Бог знает что еще. Она заколебалась.
— А что если нас кто-то увидит?
— Никто не увидит. Прыгай, сейчас. Прыгай.
Небо было достаточно светлым, чтобы она могла увидеть бледное пятно его лица в темноте. Затаив дыхание, она прыгнула, пролетая через ров в его объятия.
Небо и вода кружились. Ее уши заложило, желудок свело, дыхание перехватило, когда она упала-свалилась-ударилась обо что-то твердое и несгибаемое. Об него. Об его грудь. Он схватил ее, благополучно втаскивая на берег, прижимая к себе.
С головокружением от собственной смелости, она откинула голову назад, смеясь в ответ и с облегчением.
— Я сделала это.
Его глаза мерцали.
— Еще нет, — сказал он. — Но мы сделаем это.
У нее отвисла челюсть. Он поцеловал ее в открытый рот, сильно и неторопливо, как будто он имел полное право и все время в мире. Он пробовал дикую и соленую как море конфетку, и она почувствовала прилив крови, смывающий ее сомнения, заставляющий колени подгибаться. Она была ошеломлена, запустила руки в скользкую прохладу его волос, держась для равновесия и изо всех сил, в то время как его горячий рот опустошал ее.
Его язык поглаживал, исследовал, погружался, отвлекая ее от игры его рук, его ладони обнажили ее груди, его пальцы блуждали по ее голой спине. Она прижалась ближе, желая большего. Требуя большего. Он одобрительно что-то пробормотал, прижимая ее бедра к себе, его член, длинный и толстый упирался в ее живот. Она забыла как дышать.
Он отпустил ее, повернул так, что она уставилась на склон и слегка шлепнул.
— Вверх.
Она споткнулась, ошеломленная. Он удержал ее, подталкивая вверх по крутому травянистому склону, поддерживая ее, касаясь спины, даже с его твердой рукой на пояснице, она поскользнулась. Наверху набережной она выдохнула. Ниже, длинные, низкие бараки мерцали под покровом ночи и деревьями. Небо над головой было наполнено рассветом и возможностями. Она заполнила легкие воздухом, удерживая его в себе до тех пор, пока холодный ветер не пришел с гавани, заставляя ее вздрогнуть.
Что она здесь делает?
Морган обхватил ее за талию.
— Сюда.
Он привел ее к укрытию у низкой каменной стены и пестрой пустоты под деревьями. Пути назад нет. Куда она могла пойти? Она никогда снова не переберется через ров.
Он остановился и обхватил ее лицо руками, притягивая ее ближе. Она чувствовала его всем телом, там, где они соприкасались и даже там, где нет. Грудь, живот, бедра. Подушечкой большого пальца он провел по ее бровям, потом прошел вниз по щеке, прежде чем слегка опереться своими руками вокруг ее шеи.
Лиз сглотнула под слабым давлением его пальцев, ее дыхание громко звучало в ее ушах. Он лениво погладил большим пальцем ее горло к чувствительной ложбинке чуть ниже ее челюсти. Ее пульс участился от его прикосновения.
— Ты нервничаешь, — пробормотал он.
— Это сумасшествие, — сказала она. — Я даже не знаю тебя.
— Ты знаешь, чего ты хочешь. — Он наблюдал за ней теми странными, бледными глазами, теми глубокими, темными зрачками, проглатывающими ее. — Возьми то, что тебе нужно. Ты жаждешь жизни. Сколько времени ты ставишь себе нормы, пробуешь жизнь крошечными глотками, осторожными укусами? Всегда голодная. — Он коснулся теплыми губами ее шеи, его шелковистые волосы прошлись от ее подбородка до ключицы. — Всегда не удовлетворенная.
Его голос разошелся как наркотик по ее венам. Она запрокинула голову в тяжелом молчаливом согласии, когда он стал прокладывать путь по ее горлу, заставляя ее губы хотеть и ждать, заставляя ее грудь болеть от его прикосновений. Она сжала бедра вместе, чтобы ослабить ужасную пустоту там. Он поцеловал ее в губы.
— Я могу удовлетворить тебя, — прошептал он, прикусывая ее губу.
Она застонала и вздрогнула, беспомощно попадая в его поцелуй, под его чары, под его тело. Он провел ладонями вниз, медленно положил их на ее ягодицы и опустил ее на землю, топя ее голод. Кормя его. Хватая его плечи, она поцеловала его в ответ, запутывая свои пальцы в его волосах, касаясь его языка своим языком. Он сжал руки на ее бедрах, прежде чем мягко оттолкнуть ее.
Ее дыхание выходило со свистом, как у утопающей.
— Что? — спросила она в отчаяние. Смущенная. Лишенная. — Слишком настойчиво? Я просто подумала, что должна стоять здесь и взять свою жизнь?
— Взять ее, да. Но не стоя. — Он снял пальто и бросил его на землю.
Ее глаза расширились. Он не носил рубашку. Только штаны и какое-то ожерелье, текстурированный диск на серебряной цепи. Он должен был выглядеть смешным. Но нет. Выше черных штанов, на фоне темных деревьев, его тело выглядело белым, гладким и очень сильным. Его плечи были сильными, а грудь — мускулистой.
Она задохнулась, когда он подхватил ее и положил на его раскинутое пальто под усыпанным звездами небом. Он встал над ней на коленях, между ее ног. В тот момент, когда он свои снял брюки, ее топ с рюшами и ее джинсы, она покраснела и замялась. Его член стоял. Он был без рубашки. Без нижнего белья.
Она протянула руку — чтобы прикрыться? чтобы оттолкнуть его? — ее руки скользнули по его животу, а затем на широкую гладкую головку его пениса. Он дернулся от ее прикосновения. Морган издал звук сквозь зубы и накрыл рукой ее руку, прижимая ее ладонь к себе. Ончувствовался замечательно, толстый и жесткий. Она заерзала, подвижная и беспокойная, как вода, ее свободная рука прошлась по его груди, его бедрам. Он ласкал ее живот, заставляя мышцы там сжиматься, прежде чем он широко раздвинул ее ноги. Нагнувшись над ней, он провел членом потихоньку вверх и вниз по ее промежности.
Она приподняла к нему; выскользнула.
— Подожди.
— Зачем? — Он засунул в нее один длинный палец, затем второй. — Ты готова.
Прежде чем она успела сказать «презерватив», он вошел в нее. Она была потрясена от шока. Слишком много, кричал ее ум. Слишком быстро. Слишком… прекрасно.
Она не знала, что была так пуста, что она могла чувствовать себя настолько полной. Она чувствовала его везде, в ее груди, между ее ног, и глубоко, глубоко внутри. Он ничего не делал ничего сверхъестественного или неловкого, не использовал ни одну из уловок, которые она пробовала со своими немногими парнями. Она была рада. Ей не нужна была техника, только это, только он, его горячая кожа, его подавляющий размер, сильное изящество его тела в ее. Он прижал ее и пульсировал в ней, вбивался в нее, скользкий и сильный, в то время как холодная земля вырывалась под ее плечами, небо вертелось и меняло цвет за его головой. Она кричала, впивалась ногтями и достигала оргазма снова и снова.
Он застыл над ней с жесткой спиной, с губ слетело рычание. Она не могла помочь ему. Она лежала слишком полная, чтобы сделать хоть что-нибудь, напрячь мышцы. Это, похоже, не имело значения. С рычание и стоном, он разразился внутри ее, нажимая глубоко в ней и заставляя ее взорваться снова.
Она дрожала, когда он опустил свой вес на нее, его тело было тяжелым и скользким от пота, он уютно расположился между ее бедер.
Она закрыла глаза, ошеломленная. Оцепенелая. Ее тело трепетало, когда ее мозг изо всех сил пытался обработать то, что только что произошло. Что могло произойти в результате.
О, Боже Мой.
Что-то аккуратно задело ее лоб, прежде чем он скатился с нее, его член вышел из ее влажной и пресыщенной плоти. Она сконцентрировалась на дыхании: вдох, выдох. Рассвет пытался залезть под ее веки. Она слышала шорох, когда он встал на ноги, шелест, когда он оделся. Она открыла глаза.
Он стоял полуголый в синей тени деревьев, спиной к ней. Она смотрела на сильные отметины вдоль его позвоночника, слабые царапины на его лопатках, и ей хотелось плакать.
Он повернулся, его лицо было спокойным, сосредоточенны, вежливым, и он что-то ей предлагал. Свою руку? Она сморгнула внезапную влагу с глаз. Носовой платок. Абсурдный пузырь смеха поднялся в ее горле.
«Не рубашку или нижнее белье», — подумала она, — «он нес гребаный носовой платок».
Ей удалось сесть и взять его, радостно отмечая, что ее рука не дрожала. Доказательство ее удивительного самообладания, подумала она и вздрогнула.
— Ты в порядке. — Его голос был глубоким и без выражения. Она не могла сказать, спрашивал ли он ее или говорил ей.
— Хорошо, спасибо. — Она закончила с носовым платком и, после небольшого внутреннего спора, стиснула его и сунула в свой карман.
— Мы можем уйти сейчас, — сказал он.
Пустота открылась в глубинах ее живота. Она уставилась на него безучастно.
«Его глаза вообще не были синими», — несвязно отметила она, — «цвет потускневшего золота».
— Ворота открываются в шесть, — объяснил он. — Проход по мосту будет открыт.
— О. Это… — Она изо всех сил пыталась заставить слова выйти из своего сдавленного горла. — Удобно.
— Ты захочешь вернуться к своему месту проживания. — Еще одно утверждение.
— Думаю, да. — Она взяла себя с руки.
— Я провожу тебя.
Она хотела сказать ему, что она не нуждалась в его благотворительности или в его компании. Но это было глупо и несправедливо. Он ничего не обещал ей. Только свою защиту, за которую она была очень благодарна. Что еще могло произойти с ней, блуждающей по улицам чужого города в ранние утренние часы.
Она посмотрела на его жесткое красивое лицо, у нее внутри все болело, сердце сжималось. Вообще все.
— Спасибо, — сказала она.
Они вышли через открытые ворота без происшествий и через мост к парку. Береговая линия просыпалась с урчащими лодками, грохочущими автобусами и ранними утренними бегунами. Лиз причесала пальцами свои волосы, неловко зная о ее голых плечах и голой груди ее компаньона, великолепно видной в его расстегнутом кожаном пальто. Странно, правда, что никто, казалось, не заметил этого. Возможно, датчане привыкли к туристам, бредущим домой с восходом солнца.
Золотые облака исполосовали небо. Солнечный свет искрился на синих водах гавани. Здания были плоскими и яркими как кукольные домики на картинке или открытке.
Лиз подняла голову, на мгновение пробужденная от своей паники картинкой.
— Это Русалочка.
Морган кинул взгляд на скалистый берег и статую в натуральную величину, пристально смотрящую на море.
— Факсимиле.
Она остановилась. Это все еще была поездка всей ее жизни. У нее, может быть, больше никогда не будет еще одного шанса, чтобы посмотреть на культовую статую, ее бронза горела и краснела от восходящего солнца.
— Она выглядит печальной.
— Она была такой дурой, — сказал Морган.
— Извини?
Он посмотрел вниз, — Чтобы пожертвовать морем.
— Ну, у нее была веская причина, не так ли? Она влюбилась. В принца.
— Еще один дурак.
Она не собиралась позволить ему испортить ей сказку.
— Суть в том, что она выбрала любовь.
— Она предпочла смерть.
Лиз посмотрела на него с иронией.
— Насколько я понимаю, ты не веришь в версию Диснея.
Его лицо не выражало эмоций.
— Ты знаешь, Ариэль и концовку «жили они долго и счастливо»?
— Э. Нет, — сказал он. — Я не сторонник счастливого конца. Не тогда, когда есть такое… различие между двумя людьми.
Довольно много всего было сказано? Они были настолько разными. Поэтому, она не была удивлена, когда он бросил ее в отеле, не спросив номер телефона. Или когда он не появился на следующий день, или не пришел, чтобы повидаться и пригласить ее на пиво и хот-дог. Она спросила консьержа. Он даже не оставил сообщения.
«Это просто еще одна ночь», — сказала она себе. — «Просто летний роман. Просто самый лучший секс в ее жизни. И как ее каникулы, которые закончились, все закончилось».
Господи, как же она ошибалась.