Бестселлер на троих

Глава 12

Марат

— Знаешь, я ведь не сразу заметил тебя, поэтому выбрал твою подругу. Надя на вид такая лёгкая, доступная, раскованная. А потом увидел самую красивую девушку на свете, и она не отпускает мои мысли. Словно наваждение. Будто заезженная пластинка. Всё крутится, крутится, крутится. И я держусь из последних сил, чтобы не зажать её, не наброситься с поцелуями, не подмять под себя и не сделать своей, наплевав на друга.

Первый раз в жизни говорю эти слова от сердца, а не для того, чтобы совратить очередную бабёнку. Какой-то крик души, измученной от ревности и недозволенности. Касаюсь её пальцев, и по нервным окончаниям бегут разряды электрического тока, разогревая кровь, остывшую в ледяной воде, пока плавал, приводя мозг в трезвое состояние, разгоняя темп сердечных импульсов, замерших под действием спиртного. Мой голос звучит болезненно хрипло, то ли от старательного чтения стихов, то ли от страха, что Анита сейчас меня пошлёт.

— Пытаешься откусить от пирожного, которое тебе не принадлежит? — после долгого молчания говорит она, отстраняя свою ладонь от моей руки. — Ты уже заказал бисквит с большим количеством крема и, если он оказался тебе не по вкусу, не стоит зариться на тарелку друга.

— А ты уже лежишь на тарелке моего друга? — продолжаю её афоризм, тщательно прощупывая намерение.

— Я ещё нигде не лежу, но Артём уже ткнул пальцем в меню, выбрав свой десерт, и кондитер упаковывает его в коробку, — поднимается, кидая последний взгляд на потускневшую луну, и уходит в сторону лагеря, не сказав на прощание больше ни слова.

Сижу ещё несколько минут, переваривая унизительный отказ. На хрена открыл рот и вложил в признание свои чувства? Что увидел в ней? От чего потёк так мозг? Не красавица, обычная. Мимо такой пройдёшь в толпе и не заметишь в яркой массе. Может дело в купальнике, или в плавном изгибе бедра, подчёркнутого глубоким вырезом? Возможно, всё дело в янтарной карамели глаз, возможно в том, что она ведьма.

Вернувшись в палатку, вижу чётко проявившийся дебилизм на роже Артёма. Он лыбится так, будто узнал тайну смысла бытия. А ещё его растянутое «Муууза». Бесит. Сука, гастрономически отбившая меня. Накрывает злость. Почему он, а не я? Мне что, Муза не нужна? Надоели одноразовые бабы, удовлетворяющие похоть, но неспособные одним своим видом сподвигнуть на творческий запой.

Отворачиваюсь, не желая слушать раздражающие сопли. На пробежку вставать через четыре часа, да и мозг перезагрузить надо, чтобы план действия состряпать. Девчонка думает, что отшила, а на самом деле разбудила охотничий инстинкт. Не хочет быть Музой, станет призом на одну ночь.

С такими греющими мыслями проваливаюсь в сон, где она подо мной, прижатая моим телом к траве, ездит по ней от глубоких толчков, а в колдовских, широко распахнутых глазах желтеют нереальным светом две луны. Точно ведьма.

Просыпаюсь весь в поту и с ощущением, что достаточно слегка коснуться члена, и привет пубертатный возраст, когда кончал от трения по простыне. Воздух под парусиной прогрелся от солнца так, что невозможно нормально дышать. За тканевой стенкой слышатся голоса, ритмичные щелчки по клавиатуре, женский визг и всплеск воды.

— Разоспался, — не отвлекаясь от экрана резюмирует Артём, продолжая строчить о размножениях единорогов. — Кофе в чайнике. Есть ещё растворимый и вода в котелке.

— А пожрать чего? — лениво потягиваюсь, плюнув на пробежку и зарядку. Оторвусь в зале после выходных, увеличив кардионагрузку.

— Девчонки бутерброды нарезали, — машет в сторону большого навеса, где жужжит основная масса участников конференции. — Ещё обещали кашу «дружба» на костре приготовить.

— Лучше бутерброды и кофе, — передёргиваю плечами от неприятно пробежавших вдоль позвоночника мурашек. Терпеть не могу дружбу пшена, риса и изюма. По-отдельности — пожалуйста, а вместе это уже гадость.

У костра крутится моя блондинка, помешивая варево в котле. С чем её ночью сравнила Анита? Бисквит с кремом, от сладости которого сводит зубы. Тоже не люблю. Прохожу мимо неё, стараясь не смотреть в сторону пышки. Признаю, что допустил вчера ошибку, потащив Надю в лес.

— Марат, доброе утро! — окрикивает Надюша, и по интонации слышно, как она улыбается. — Иди, я тебя кашей накормлю.

Разворачиваюсь к ней, собираясь уладить недоразумение. Обычно с лёгкостью расстаюсь с девицами, а тут будто ком поперёк горла встал, мешая говорить. Медленно сокращаю расстояние, продумывая речь. Девчонка не виновата, что её бисквит стал мне не по вкусу, и захотелось более диетического десерта в виде её подруги.

— Послушай, Надь, — оттягиваю неприятное признание. — Ты хорошая, красивая, очень соблазнительная девушка, достойная крепких и долгих отношений, а я тот мудак, который предпочитает разовый перепихон на заднем сидение автомобиля. И стихи мои… Понял вчера, что не стоит переступать черту и пользоваться твоей доверчивостью. В общем, ты не для меня, а я не для тебя.

Замолкаю и жду её реакции. Половником огреет? Приложится ладонью к щеке? Пошлёт в долгое, пешее путешествие туда, где темно и не светит солнце? Надежда смотрит, судорожно бегает взглядом по мне, по инерции продолжает мешать черпаком отвратительную кашу, а потом грустно усмехается, присев и подкинув в огонь полено.

— Ты прав. Меня не интересуют одноразовые связи. Кашу будешь?

Бросает половник в котёл, и белая жижа с коричневыми вкраплениями изюма выплёскивается, плюхаясь тошнотворной кляксой мне на кроссовки.

— Спасибо, Надь, — сам не пойму предмет своей благодарности. То ли за то, что не получил по морде, то ли за такую беспроблемную концовку, то ли за горячие шлепки на белоснежных кроссовках. — «Дружбу» не ем. Бутербродами позавтракаю.

Разворачиваюсь и ухожу подальше от обиженной женщины. Первый пункт плана выполнен. Одна помеха устранена. Танцуем дальше.