Бестселлер на троих

Эпилог

Анита

Поражаюсь крепкости своей нервной системы и нехилому самообладанию. Перенести сегодняшний день, целой вернуться домой и, наконец, поставить точу в книге. Моя наивная девочка отмотала целый срок между молотом и наковальней. Перенесла ревность, презрение, столкнулась с осуждением и предательством, забеременела от хамоватого парня и согласилась родить этого малыша для заледенелого босса.

А дальше, как в сказке, или как в лучших реалиях любовного романа. Ледяная душа начальника растаяла, приоткрыв лазейку для влюблённой девушки, эгоистичный друг одумался и стал точкой «С» в любовном треугольнике. Не обошлось без мордобоя, разборок и принуждения, не постеснялись прибегнуть к шантажу и к мести. Но…

Разве можно заставить сердце принять одного и выдрать другого? Как отрезать ненужную часть и продолжать жить полноценно? Что есть нормальные отношения, делающие тебя счастливым? И, нормально ли любить сразу двух мужчин?

На этот вопрос я ответила ещё несколько месяцев назад, сдавшись упёртым сталкерам, и подтвердила сегодня, приведя в дом родителей Артёма с Маратом, представив их совсем не друзьями и не соратниками по письму. Обожаю свою маму. Такой больше нет ни у кого.

— Ну, много не мало, — всплеснула она руками и погнала всех к столу, ломящемуся от выпечки и деликатесов.

С папой оказалось сложнее. Он молчал, осматривал пришедших смертников из-под бровей, с укором хмыкал и опрокинул сразу три стопки сливовой настойки. Опасный и напряжённый момент, особенно, когда звонко щёлкали суставы в сжатых кулаках, размером с приличные арбузы.

— Ян, прекрати, — одёрнула его мама, поставив перед носом большую порцию запечённой свинины с картошкой. — Вспомни Сергея, выпей пятьдесят грамм и выдохни.

Как-то с родителями Марата у нас проще получилось. Те настолько обрадовались, что сы́ночка нашёлся и вернулся в родные пенаты, что согласны были хоть на чёрта с отрядом бесов, лишь бы он больше не срывался никуда и был всегда рядом.

— На месте мальчишек я бы тоже не отступил и не отпустил, — обнял меня старший Башаров. — А что одна на двоих… Внука нам роди, с остальным справимся.

Мило, правда?

К Верховиным мы ехали готовые бороться за свои отношения со всем миром, особенно осознав, что чуть не потеряли большую часть себя. Никогда не забуду увиденное мной, когда Тёма открыл дверь. Побитый, словно столкнулся с толпой хулиганов, небритый, будто вышедший из зоны, в потёртой куртке с чужого плеча, в стоптанных, летних мокасинах, с побелевшими от мороза руками и лицом. Таким бомжеватым и пошарпанным стоял Башар на коврике и с поблескивающим голодом в глазах перебегал с меня на друга взглядом.

— Пустите осознавшего всё идиота? Насовсем… — хрипло произнёс, не двигаясь с места.

Господи… Что за бред я несла когда-то Артёму? Ушёл, и ушёл. Зачем возвращаться? Я, по-твоему, девочка, с которой можно поиграть и бросить? Дура! Сколько раз проклинала себя за брошенные со злости слова, ища в списках его фамилию? А сейчас он стоял передо мной. Грязный, худой, с ссадинами на лице, в непонятном и непригодном для зимы одеяние, но зато живой, мой, наш.

Если бы родители Тёмы хоть как-то намекнули бы на неприемлемость нашего трио, не задумываясь ограничила бы с ними общение, вплоть до ухода в глубокий минус. К всеобщему облегчению, они поступили мудро, сдержав негатив при себе. Да, было видно, что они не в восторге от выбора сына, но им оказалось проще принять нас как временное увлечение Артёма, которое само собой со временем сойдёт на нет.

Боюсь загадывать, но в конце концов им либо придётся смириться, либо продолжать обманываться всю оставшуюся жизнь, тем более обстоятельства с двумя полосками, спрятанные на полочке за не понадобившимися средствами гигиены, требовали скорейшей расстановки всех точек и запятых.

— Сразу не убил, и то хорошо, — сунула мама в руки Марата контейнеры с едой, провожая нас. — А как только узнает, — невзначай коснулась моего ещё плоского живота, — Растает, подобреет и будет совсем мягким и ручным.

Как догадалась?

Марат

Стоял на месте своего бунгало, смотрел на столбы фундамента и обломки разметавшихся досок, и благодарил ангела хранителя, чудом сохранившего мне жизнь. Опустился на песок, не понимая, что делать, куда идти? Ни документов, ни денег, ни связи, ни вещей. Остаться в чужой стране с дырами в пляжных шортах и с осознанием какой-то болезненной обречённости.

Как назло, в памяти не отложилось ни одного номера телефона. Более того, после удара по голове перепутались буквы электронной почты и доступы ко всей информации. Единственное, что пришло на ум, лишь податься в полицейский участок и попробовать получить там помощь.

Крепкое, каменное здание пострадало несильно. Сорванная местами крыша, латаемая бригадой рабочих, выбитые окна, затянутые плёнкой, и кое-где потрескавшаяся штукатурка, оголившая серые стены. Стоило войти в прожаренное помещение, воняющее потом и грязью, взгляд упёрся в стенд с погибшими сотрудниками. С пробковой доски улыбались Сукаф и Бали, позирующие в парадной форме.

Наверное, именно тогда я в полной мере осознал совершённую ошибку. Представил, как лежу в уютной кровати, которую мы поменяли, как только перебрались к Аните, обнимаю карамельку, натыкаюсь на руки друга и закатываю глаза от удовольствия. Мудак. По-другому назвать себя не поворачивался язык.

В участке меня направили в малюсенький кабинет, переделанный временно из кладовки или другого подсобного помещения, где упитанная дама средних лет заставила заполнить анкету, выдала бумажку с адресом и с временем отправки автобуса, выделенного для перевозки пострадавших туристов, и талон на горячий ужин в ближайшей ночлежке.

Несколько дней ушло на то, чтобы добраться и попасть по списку в самолёт. Три тысячи рублей, лёгкая курка, спортивные штаны и мокасины — всё, что было при мне на выходе из аэропорта. Пришлось показать деньги водителю на убитой хонде, чтобы в моём бомжатском облике сумасшедшего меня кто-нибудь довёз до города.

Некоторое время стоял у дома, совсем не ощущая холода. Внутри всё сжималось от страха. До жути боялся, что Анита пошлёт на хер. Скорее всего, проторчал бы здесь до утра, грозя отморозить торчащее и висящее, но моральный пинок поддал мужик, выходящий из подъезда.

Семь лестничных пролётов, обтянутая пластиком дверь, тишина, нарушаемая моим сиплым дыханием. Надавил на звонок, проваливаясь куда-то в пропасть. Только когда карамелька бросилась на шею, заливая куртку слезами, выдохнул, ощущая себя там, где надо.

Плевать, что подумает и скажет окружение, о чём будут шептаться друзья. Главное, быть с Анитой вместе, даже если придётся всю жизнь её делить. Всегда можно купить дом и отгородиться высоким забором, а родители смирятся и поймут. А если не поймут, то привыкнут.

Дальше звонок матери, яичница с колбасой на скорую руку, ванная с горячей водой, и всё это время Туманова не выпускала мою руку, переплетала пальцы, закусывала губы и жадно смотрела влажной карамелью.

Хотелось многое рассказать. И о том, что пережил, и о том, как ловил глюки, и о том, как всё естество рвалось к ней, и о том, что Тёмыч — лучший друг и напарник, который мог случиться в нашей ситуации. Только все слова подёрнулись сонной дымкой, стоило лечь, прижать к себе любимую и столкнуться ладонями с Верховиным.

Странно, но я совсем не боялся встречи с Яном Марковичем, хоть хорошо помнил внушительные размеры мужчины и гигантские кувалды вместо кулаков. Больше волновался за Аниту. Для неё одобрение родителей было важно, несмотря на решение прервать контакты, если придётся выбирать между нами и ними.

Оказалось всё не так страшно, благодаря золотой тёще. И порадовалась, и стопочку придвинула, и еду подсунула вовремя, и успокоила, и намекнула на что-то.

Смешно, но свой нервоз после встречи мы выплёскиваем в книгах. Разошлись по разным комнатам и финалим истории. Гай в последний момент разворачивается, поддаёт тяги и выпрыгивает из чёрной дыры. Давид до последнего пытается починить челнок и заправляет кислородные камеры, Рокси сожалеет, что не успела сказать любимым о маленькой крохе, притихшей в животе.

Давид запихивает её в кабину пилота, прижимает собой, даёт команду двигателю и вылетает в открытый шлюз, подталкиваемый взрывной волной. На большее машине не хватает сил, и она медленно крутится, уплывая в даль чернеющей бесконечности.

И когда температура опускается до критического минимума, на внутренней обшивке проступает паутина льда, кислород настолько сгущается, что его невозможно вдыхать, когда времени и удара сердца хватает только на последний поцелуй, Гай находит их и пристыковывается, практически выдирая свою семью из лап смерти.

А был ли выбор? Была ли возможность уйти? Только если вообще не рождаться, потому что при любом раскладе вселенная всё равно их столкнула бы лбами.

Так на что там тёща намекала?

Артём

«Марат вернулся. Всё хорошо», — отписался Надежде, пока готовил поздний ужин или ранний завтрак измученному Башару.

Надя единственная, кто знал о нас. Теперь круг осведомлённых увеличился, и мне абсолютно наплевать на их реакцию.

— Постарайся не светить своим увлечением в университете и в наших кругах. Не позорь себя и нас, — сказал напоследок отец, отловив и затащив в кабинет, пока мама пыталась поддержать неловкую беседу с Анитой и с Маратом.

— Вряд ли я останусь преподавать на следующий год, — пожал плечами, стараясь не принимать близко к сердцу пренебрежение, звучащее в голосе.

В принципе, родители у меня неплохие. Никогда не давили, не лезли в отношения с бывшей, хоть и были не в восторге от неё, всегда с радостью занимались внуками, особенно мама, но старое, слишком правильное воспитание и неприемлемость всего, выходящего за привычные рамки, усложняло общение с ними.

— Так и будешь строчить никому ненужные стихи? — раздражённо поинтересовался он, открыв дверцу в баре и достав графин с коньяком.

— Нет, — качнул головой. — Перешёл на прозу, и первый опыт оказался очень удачным.

Никому не говорил, но моя мелодрама оказалась успешна на площадках самиздата, несмотря на незавершённость и неизвестность финала. Ведь что может быть крепче семьи врачей, привыкших ко всем неприглядным и неудобным сторонам работы? Да и у поэта жена, дети. Хочешь не хочешь, а над отношениями в браке надо работать.

— Совсем не думаешь об опыте и о стабильности, — поморщился папа, отпивая приличную порцию янтарной жидкости. — На что в старости будешь жить?

— Ближе к старости разберусь, отец. У меня к тебе просьба. Организуй мне встречу с Савеличем. Хочу Никитку забрать, чтобы он учился здесь.

— С вами? — скептически выгнул бровь.

— Он умный парень, и всё правильно поймёт, — ответил и вышел, спеша присоединиться к своим.

— Знаешь, от Марата ожидал такого, но не от тебя, — донеслось в спину, но возвращаться я не стал.

Что ему сказать на это? Мы с Башаром лучшие друзья, почти братья, и ничего удивительного, что влюбились в одну девушку. Когда-нибудь это должно было случиться. И, если раньше я не понимал, как нам повезло сродниться благодаря Музе, то после случившегося осознал в полной мере. Не ревновать надо Аниту друг к другу, а любить вдвойне, отдавая себя полностью.

На следующий день Пётр Савельевич перезвонил сам. Видно, деду с бабкой тоже не терпелось завладеть внучиком. Уже это давало стопроцентную гарантию, что Ник летом переедет к нам. Он примет и порадуется за нас. Почему-то не сомневался в этом.

После встречи с Яном и Таисией меня до сих пор бьёт мандраж. Но, кажется, знакомство прошло сносно. По крайней мере, лучше, чем с моими родителями. Особенно впечатлила мама Аниты. О такой тёще мечтает каждый мужчина. Заботливая, мудрая, мягкая, проницательная. Понаблюдав за дочерью пару часов, сразу догадалась о беременности.

Не стал говорить, что утром нашёл тест за прокладками. Случайно смахнул упаковку с полки, а у стенки пластиковая штуковина с двумя полосками. Чуть не захлебнулся от накативших эмоций, с трудом устояв на ослабших ногах. Весь день сдерживался, чтобы не поделиться новостью с Маратом, а вернувшись домой, в уме нарисовалась концовка книги.

'Стоило поэту случайно столкнуться в аптеке с любимой женщиной и увидеть покупаемый ей тест, ценность несчастливого брака, в котором они с женой уже много лет просто мучают друг друга, сошла на нет. В конце концов, настоящая любовь случается раз в жизни, и упускает её только глупец.

Кажется, супруга облегчённо выдохнула, когда надоевший супруг заговорил о разводе. Этот союз был изначально провальным, и даже дети не могли его укрепить. Он стал ширмой для прикрытия позора, так и не прозрев, что дети не от него, а она оказалась в то время в том месте, проявила настойчивость и качественно сыграла свою роль.

Вечером почти бывший муж стоял у порога, уверенно жал на звонок и подбирал нужные слова. Какая разница, что их будет трое? Зато у малыша с рождения окажется два отца'.

— Тём, пойдём ужинать, — заглядывает в комнату Анита, загадочно улыбаясь. — Мама сгрузила в лотки всё, что в нас не влезло. Надо доедать.

Сохраняю файл и иду следом за ней. На столе бронзовые подсвечники, игриво мерцающие от живого пламени, бутылка вина и кувшин с соком, салаты, пироги, картофельная запеканка и посередине маленькое лукошко с пинетками и с торчащим тестом из них.

Думаю, что слово «любовь» слишком маленькое, плоское и безликое для нас. Происходящее между нами намного больше, ярче, объёмнее и значительнее. От него можно сдохнуть, если перестать сообща в такт дышать, и я сделаю всё, чтобы наше дыхание было общим вечно.