Анита
Никогда не краснела при словах «вагина», «член» и «трахаться». Что говорить. В своих книгах использовала выражения и покрепче. Но после бурной ночи понимаю, что мои описания секса — детский лепет. Чувствую, как горят щёки и шея при воспоминании, что позволяла творить с собой. Господи… Надеюсь, больше никогда не пересекусь с парнями и не покажу, как смутило меня отрезвление.
Тихон озверел от одиночества, нервно трясёт хвостом, ходит по пятам и орёт дурниной. Присутствие соседки, забегающей подсыпать корм, ему явно не хватило. Злится, что оставила его. Сам не знает, чего хочет. И погладиться, и прикусить за руку, зарывающуюся в шёрстку.
— Обалдел? — восклицаю, когда его зубы впиваются в ладонь, а хребет встаёт веером. — Сейчас быстро отправлю туда, где подобрала. Будешь блох собирать.
Он смотрит на меня исподлобья, подёргивает усами и всем своим видом демонстрирует обиду. Типичная особь мужского пола. Бесится по каждому поводу. Если по первости он жил у меня. То теперь ощущение, что оборзевший кот именно мне позволяет с собой существовать.
— Кастрировать тебя надо, — достаю кофейные зёрна и заправляю машинку. — Может, поспокойнее станешь.
Зараза протестующе мякает, запрыгивает на стол, ложится и начинает вылизывать то, на что я пытаюсь покуситься. Не люблю, когда он так делает, но сейчас я слишком сильно увлечена своими мыслями, чтобы заниматься воспитательной деятельностью. С удовольствием вдыхаю горьковатую дымку напитка и, закатив глаза, делаю небольшой глоток.
На природе не хватало чашки дорогого кофе, его аромата и бодрящей кислинки, остающейся на языке. Могла спокойно обойтись без типичных удобств и маленьких радостей, но за годы ночной работы над текстами привыкла к крепости хороших зёрен.
Чтобы занять себя чем-то нейтральным, набираю родителям. Несколько дней с ними не говорила, а в гости заезжала последний раз ещё до развода. Желание повидаться с их стороны пресекала на корню, не хотела погрязнуть в их сожалении и в нравоучениях, что они меня предупреждали по поводу Сергея.
Никогда его не любили, особенно отец. Почему-то с самой первой встрече не зашло у них общение. Папа считал Липатова прохвостом, женившемся на мне из-за квартиры и прописки. Я была ослеплена яркими чувствами, красивыми ухаживаниями, а в результате осталась с дворовым котом почти у разбитого корыта.
— Доченька, ты как? — распускает нюни мама, шмыгая носом. До сих пор волнуется обо мне, словно я маленькая девочка. Как что, так слёзы на пустом месте.
— Всё хорошо, мам, — улыбаюсь в трубку, будто она меня видит. — Побывала с Надюшей на озере. Ночевали в палатках. Было весело.
— Может приедешь на неделю? — уговаривает. — Папа бассейн почистил, а у меня новые розы зацвели.
— Приеду, — соглашаюсь. — Разберусь с делами и приеду.
Мы ещё некоторое время делимся новостями, пока звонок со второй линии не начинает раздражающе пиликать в ухо. Прощаюсь и принимаю вызов от Надюхи, томно вздыхающей в динамике.
— Чего уехала так срочно? — скучающе тянет, прежде чем вывалить наболевшее или внезапную радость. Она всегда затягивает прелюдию перед тем, как начать насиловать мозг.
— Кран потёк. Вернулась, пока никого не затопила, — вру безбожно, потому что своё наболевшее рассказывать не собираюсь. Не для нежных фиалок такая информация, да и стыдно признаться в своём разврате.
— А я думала, от Артёма сбежала, — роняет, а я напрягаюсь. Сколько людей стало свидетелями моего позора? Вдруг наш тройничок стал новостью дня?
— Он искал меня? Спрашивал что-нибудь у тебя? — осторожно интересуюсь, сгорая заживо. Сердце бешено скачет в грудной клетке, пламя пожирает внутренности, кожа побагровела даже на пальцах, вцепившихся в столешницу.
— Да я не видела его, — хитро хихикает, и меня чуть отпускает. — Юре позвонила мама и попросила купить лекарства, так что мы сбежали, пока все были заняты сборами. Слушай, ты была права, Анит. Он такой хорошенький. Так поёт, так рассказывает истории, а в постели…
Час слушаю дифирамбы Гузману, изредка вставляя интересующие вопросы. Вроде мне ничего не грозит. Регистрировалась Надюха на свой паспорт, а меня записала по псевдониму. Саму Надюху по прописке не найти. Там коммуналка, наполненная тараканами и алкашами.
Отвязавшись от настойчивой подруги, залезаю под одеяло. Вроде хочется спать, а сон не идёт. Сто́ит закрыть глаза, и пошлые картинки мелькают одна за другой. Это какой-то кошмар. Не понимаю, чем выбить видения из головы. Самое страшное, что мне понравилось. И не только сам процесс.
Несмотря на наше короткое знакомство, казалось, мы были на одной волне. Они не мешали, не перетягивали внимание, а будто дополняли друг друга. Не думала, что могу быть такой озабоченной, голодной до ласк, требовательной до поцелуев, с диагнозом — острый недотрах. Возбуждало пошлое осознание, что Артём имеет меня на глазах Марата, а потом первый смотрит, как берёт второй.
Измучившись и наворочавшись, подскакиваю и пакую спортивную сумку. Собираю зарядки, ноутбук, кошачий корм, миску, лоток, сажаю упирающегося Тишку в переноску и всё забрасываю в машину. Завожу движок, и сама себе киваю. Правильно. Отдохну у родителей, проветрю мозги и как раз начну новый роман.
Правда, сюжет немного меняется. У надменного босса появляется лучший друг, такой же аморальный тип, как беспринципный Марат. Они оба заинтересовались хорошенькой секретаршей, а она грезит о чистой и вечной любви. И, вроде, её добиваются два принца на разномастных конях, а она всё никак не может выбрать и решиться на прыжок в пропасть страсти.
Вокруг завязывается нешуточная борьба. Друг красиво поёт, соблазняет цветами, заговаривает зубки. Босс от ревности срывается на ней, отдаёт приказы, издевается. То орёт и оскорбляет, то внезапно прижимает к стене, а дурная голова кружится, и проклятые бабочки в животе бьются в припадке.