Артём
Ощущение, что меня тянет куда-то к земле и придавливает гранитной плитой. Куда бежать и звонить? Новый год, разница во времени, перегруженная сеть. Не уверен, что можно первого января получить визу, тем более с заканчивающимся через месяц сроком действия загранника.
— Я не должна была его отпускать. Я должна была вцепиться в него и заставить остаться, — шепчет Анита, переходя по спирали на отчаянный скулёж.
Согласен, что Марата нельзя было отпускать, но сделать это должен был я. С самого начала, как он заговорил про спор и свой отъезд, именно мне надо было начистить придурку морду и доказать обратное, а не радоваться шансу построить с Музой семью на двоих.
— Анита, уверен, что с ним всё хорошо, — обнимаю её, проводя ладонью по спине и волосам. — Это ж Башар. Он живуч, как таракан. Небось напивается в каком-нибудь баре и за новостями не следит.
Вряд ли такое объяснение успокоит Туманову, но, кажется, я говорю это больше для себя. Внутренняя дрожь того гляди вырвется наружу и сдаст с потрохами моё истеричное состояние. А мне нельзя показывать свою слабость. Не сейчас, когда любимая напугана и ей нужна моя поддержка, а Никитка растерянно наблюдает за нами и не понимает — с чего это тётя Анита так убивается из-за дяди Марата.
— Па, я посмотрю немного телевизор в своей комнате и спать лягу. Устал с перелёта, — поднимается из-за стола сын, поняв, что праздник кончился.
С благодарностью киваю ему, прижимая к себе Туманову теснее. Совсем взрослым стал мальчишка, способным чувствовать ситуацию и принимать правильные решения. Удивительно, как он не скопировал характер и поведенческие особенности матери. Провожаю его взглядом и параллельно пытаюсь вспомнить, как действовать при катастрофах в других странах, когда речь идёт об иностранных туристах.
— Нам надо чего-нибудь делать, искать Марата, трясти его агента и выяснять адрес, — бьёт в меня женская паника, под которую я очень боюсь попасть.
— Первое января, Анит. В данный момент у нас связаны руки, — немного отстраняюсь, беру телефон и ищу в мировой паутине инструкцию к действию. Сидя здесь, нам доступен только сайт российского посольства в Индонезии, где каждый час пополняются списки погибших и пропавших без вести граждан нашей страны.
Прижавшись щеками, мы в десятый раз перечитываем опубликованные фамилии. Список с чёрной рамкой не очень большой, имён на двадцать, а с неизвестными на четыре листа офисного формата. К утру пополнение и там, и там, но Башаров так и не появился.
— Нам надо отдохнуть хотя бы пару часов, — поднимаюсь и тяну за собой Аниту.
Её знобит, и на ней нет лица, как будто Марата уже похоронили. Поднимаю на руки и несу в спальню, окидывая напоследок праздничный антураж. Заветренные салаты, нетронутый дессерт, полные бутылки алкоголя, серебристые звёзды на морозном узоре, пульсирующая гирлянда на ёлке в углу. Были предположения, что Новый год пройдёт непросто, но такого не мог представить даже в страшном сне.
В комнате ставлю Аниту на ноги, помогаю снять платье, стянуть бельё, избавляюсь сам от одежды и подталкиваю к кровать, стянув покрывало и отогнув край одеяла.
— Поспим и попробуем позвонить на горячую линию, — уговариваю Туманову, сгребая и прижимая спиной к груди. — Как в сказке: «Утро вечера мудренее».
Просыпаемся часа через три и сразу лезем перечитывать списки. Марата нет, и мы синхронно выдыхаем. Дальше начинается хомяковый бег в колесе. Такой же бесполезный, с отдышкой и с полным выматыванием сил. Парадокс… И не остановиться, и не соскочить…
Индонезийское посольство здесь спокойно отдыхает, не посадив даже дежурных сотрудников на телефон, там на горячую линию не дозвониться — либо занято, либо включается факс. На сайте появилась информация о экстренном рейсе для родственников погибших и пострадавших, но в нашем случае проблема в том, что в чёрной рамке Башара нет, а списка пострадавших не существует.
Никита отказывается уезжать к бабушке с дедом и шуршит по интернету, заразившись паникой и выискивая возможные следы. Конечно, сын не так мечтал провести каникулы, но из солидарности он не показывает вида, что поездка ко мне не оправдала ожидания.
— Прости, Ник, — треплю его по голове, виновато закусывая губу. — Вместо культурной программы вынужден сидеть с нами.
— Да брось, па, — криво усмехается. — Плохо, что дядя Марат пропал, но с вами мне даже так лучше, чем терпеть общество Вадима и истерики матери.
— У них не всё ладно? — лезу не в своё дело, пользуясь доверчивостью ребёнка, но эгоистичное мужское эго хочет услышать, что Ксюха ошиблась, уйдя от меня, хоть сейчас я и рад, что она освободила место.
— Мама подозревает, что Вадик ей изменяет, и устраивает скандалы, стоит ему задержаться на работе или улететь в командировку, — отвечает со всей детской непосредственностью, продолжая открывать окно за окном на экране ноутбука. — Кстати, списки пропавших россиян закрыли, и появилась закладка с тяжело пострадавшими.
Для нас это как команда «фас». Мы бросаемся к монитору, вытесняя Ника, и вчитываемся в каждую букву, ища Башарова. Анита медленно ведёт пальцем по строчкам, боясь пропустить долгожданную информацию.
— Пострадавший лучше, чем погибший, — шепчет как мантру, но ни на «б», ни на «м» нужного не находим.
На почве общих поисков и переживаний Туманова сильно сдружилась с родителями Марата. Никогда не общавшиеся раньше, они созваниваются по несколько раз на дню, поддерживают друг друга и подбадривают, что всё будет хорошо. Глядя на их тёплые отношения, прихожу к выводу, что пора знакомить Аниту со своими и идти с поклоном к её.
Праздники проходят, и я провожаю сына в аэропорт. Мы, конечно, провели время вместе, но оно вертелось полностью вокруг поисков. Собирался проконсультироваться по поводу его постоянного проживания у меня, да только всё вылетело из головы.
— Доучись этот год, а к лету я постараюсь добиться твоего переезда, — обещаю ему, прощаясь.
— Хорошо, — кивает и обнимает. — Напиши, как найдётся дядя Марат.
— Обязательно.
Дожидаюсь, пока взлетит самолёт, отзваниваюсь бывшей и тороплюсь вернуться домой, беспокоясь за оставшуюся наедине Аниту. Благодаря Нику она держалась, чтобы совсем не потонуть в слезах, и сейчас моё сердце не на месте. Не зря… Влетев в квартиру, застаю её плачущую на кровати. Лёжа на боку и прижав колени к груди, обнимает потрёпанную рукопись — единственное, что осталось от Башара.
— Мы его найдём, — ложусь рядом, зеркаля позу и обволакивая собой. — Завтра напишу заявление на отпуск и попрошу отца поднять связи, чтобы выбить срочную визу или посадить нас на рейс для родственников пострадавших.
Анита касается мокрыми губами запястья, выражая смазанным поцелуем благодарность, и постепенно успокаивается, расслабляясь и уплывая в сон. Проваливаюсь вместе с ней, поддавшись моральной усталости, скопившейся за эти дни. Из сна выдирает трель звонка, слишком резко режущая по ушам. В темноте не могу сориентироваться во времени суток, но оглушающая тишина намекает на глубокую ночь.
Муза вскакивает, щёлкает выключателем, зажигая настенный бра. Она, так же как и я, не может стряхнуть морок со сна, трясёт головой, вытягивает шею, прислушиваясь к тишине. Синхронно дёргаемся, когда по стенам проносится птичий перелив, закатывающийся щебетом в спальню. Срываемся вместе и бежим в коридор, то ли сталкиваясь, то ли таща друг друга. Отпираю дверь, намереваясь высказать пришедшему за поздний визит, и зависаю, потеряв дар речи.
— Пустите осознавшего всё идиота? Насовсем…