Безрассудный наследник

Глава 10

Николай

Я знал какую хуйню они задумали, пока вели меня через один из клубов, которые мы только что открыли в Десолейшене.

Я должен был сказать им всем отвалить. Мальчишник был последним, чего я хотел. Если бы хотелось надраться, я мог бы сделать это в комфортной обстановке собственного дома, без всех этих полуголых стриптизерш, которых они, без сомнения, наняли для сегодняшнего вечера.

Но я знал, что если бы попытался отказаться, это выглядело бы как неуважение. Лично мне было глубоко наплевать, кого я не уважаю, но мы с Дмитрием пытались укрепить Братву Десолейшен, а не вывести из себя еще больше солдат.

От одной мысли о том, что сегодня ночью меня ожидает обнаженная женская плоть, мой член чертовски сильно сжался. И это само по себе меня тоже бесило.

Константин и Арсений оглядывались на меня, пока мы проходили мимо основной части ночного клуба в дальние коридоры, ведущие к офисам и комнатам персонала. Я удержался от закатывания глаз, глядя на то, какими нетерпеливыми и взволнованными они выглядели. Черт, да это, наверное, будет самое активное мероприятие за последнее время.

Потому что если что и умели русские в Десолейшене, так это веселиться. Неограниченное количество выпивки, наркотиков, сисек и задниц всегда было в избытке.

Константин остановился у закрытой двери, посмотрел на Арсения, потом через плечо на меня. Он повернулся лицом вперед с идиотской ухмылкой и трижды сильно долбанул по двери. Через секунду ее открыли.

Я не удивился, увидев в комнате солдат Братвы, высокопоставленных представителей преступного мира и женщин всех возрастов и форм.

С каждой секундой шум становился все громче, а когда я переступил порог, он превратился в оглушительный рев. Комнату заполнили крики поздравлений и шлепки по спине.

— Ах, мой друг Николай, — сказал Кирилл, невнятный от переизбытка водки, его русский был едва ли законным для того количества, которое он выпил.

Я зыркнул на него за упоминание «друга».

— Ты расскажешь нам, как грубо и жестко трахнул эту итальянскую сучку, да? — проговорил он и откинул голову назад, чтобы рассмеяться. — Вернись и расскажи нам, как сильно она истекала кровью и плакала.

Я оскалился. Обернулся к нему и схватил за горло, сжимая так сильно, что его лицо из красного превратилось в фиолетовое. Я притянул его к себе и глубоко вдохнул, мои ноздри раздулись, когда я увидел его широко раскрытые глаза, испуганное выражение лица и вонь страха, исходящую от него.

Хорошо, у этого ублюдка были причины бояться прямо сейчас.

— Повтори, — процедил я достаточно тихо, чтобы только он меня услышал.

Хотя я понял, что суматоха в комнате уменьшилась, почувствовал на себе все взгляды, мне было абсолютно все равно, кто услышит или увидит то, что сейчас произойдет.

— Давай, Кирилл. Еще раз скажи эти слова о моей будущей жене, черт возьми.

Его глаза расширились, и он покачал головой, его рот открывался и закрывался, пока он пытался вымолвить слова.

Я крепче сжал его горло, давая понять, что именно я должен контролировать ситуацию. Именно я был сильнее. Я наклонился еще на дюйм, пока наши носы почти не соприкоснулись, и прорычал по-русски:

— Если ты еще хоть раз скажешь о ней хоть слово, я отрежу твой язык, поджарю его на гриле и скормлю собаке Дмитрия. Понял?

Ему стало еще труднее дышать.

— Скажи мне, что понял. Кивни своей ебаной башкой, — закончил я по-английски.

Он мгновенно кивнул, его лицо приобрело более глубокий пурпурный оттенок, а его попытки ослабли. Я еще секунду удерживал его взгляд, прежде чем наконец ослабил хватку настолько, что он смог глубоко вдохнуть.

— Да. Да, я понял. Мои извинения. Я не хотел проявить неуважение.

Я полностью отпустил его, почувствовав удовлетворение, когда он опустился на землю и начал растирать шею, задыхаясь и пытаясь отдышаться. Люди отодвинулись от него, но никто не сказал ни слова.

На его горле уже красовалась красная отметина от моей руки — синяк, который завтра будет напоминать о себе. Я поправил куртку и оглядел комнату, заметив, как все придурки быстро отвели взгляд.

— Ну, — сказал я скучающим тоном. — Если это гребаная вечеринка, то давайте ебашить.

Несколько мужчин прочистили горло и переступили с ноги на ногу, когда из них вылилась явная нерешительность. У меня была репутация «вспыльчивого человека» или человека с коротким запалом, который может переломать кости, если кто-то обидит меня. Это заставляло других помнить об осторожности. Бояться меня.

Но через несколько секунд после того, когда я снова не вышел из себя, музыку включили, и голоса снова зазвучали. Стриптизерши, а скорее всего, проститутки, начали набрасываться на мужчин и срывать с них одежду. Я слышал, как руки шлепают по задницам, и видел, как пальцы тянутся к любой доступной женской свежей плоти.

Я знал, до конца ночи на полу будут валяться презервативы, одежда будет разбросана по диванам, а воздух наполнится тошнотворным запахом выпивки, пота и грязного секса.

Одна из девушек подошла ко мне, но я решительно покачал головой, и она сделала разворот, тут же ухватившись за талию одного из мужчин. Я нахмурился, оттолкнув нескольких парней со своего пути, и подошел к Дмитрию, сидевшему на кожаном стуле. В одной руке он держал стакан с виски, в другой — толстую сигару.

Оказавшись перед ним, я посмотрел на него ухмыляющегося. Этот ублюдок думал, будто это дерьмо смешно?

— Как тебе званый вечер?

Скотина.

Он знал, что я не люблю подобное дерьмо, и не сомневался, особенно по его наглому выражению лица, что ему кажется забавным, как меня раздражает этот мальчишник.

Когда я ничего не ответил, Дмитрий выдохнул облако сигарного дыма и засмеялся. Я опустился и сел на другой стул рядом с ним.

Прошли долгие секунды, прежде чем он сказал:

— Никогда не считал тебя защитником, — его голос был низким, а внимание было сосредоточено на толпе.

— Она — продолжение меня, — сказал я категорично.

— Хм, — ответил он, и я издал хриплый звук в горле от раздражения.

— Оскорбление ее ничем не отличается от того, что ублюдок говорит мне прямо в лицо, и ты знаешь, как я поступаю с наглыми ублюдками, которые так делают.

Дмитрий посмотрел на меня, выражение его лица не выражало никаких эмоций, за исключением одной вздернутой брови.

— Хорошо, — сказал он, но в его голосе слышалось веселье.

Я стиснул зубы и сузил глаза.

— Думаешь, я не заметил, как ты пялился на нее, когда мы были в доме Бьянки? Или как хотел сломать руку ее отцу, когда он схватил ее? — Дмитрий снова поднял бровь и поднес сигару ко рту, сделав несколько затяжек, из уголков его рта потянулось густое облако дыма.

Я сжал челюсти и отвернулся, наблюдая за Кириллом у барной стойки с частично обнаженной женщиной, сидящей у него на коленях. Он ласкал одну из ее сисек, а другой рукой обхватывал бутылку водки. На его шее виднелся адский отпечаток руки, и я ощутил, как меня наполняет садистское удовольствие.

— Не делай вид, словно не смотрел бы на нее так же, — пробормотал я. К счастью для Дмитрия, я не заметил, как он пялится на Амару. Если бы это было так, я бы, наверное, бил его по заднице до посинения. — Она прекрасна.

Я не мог выбросить ее из головы с тех пор, как мы покинули Восточное побережье, и сама мысль о любой другой женщине заставляла мой член подражать черепахе, боящаяся и прячущаяся в себя. Жалкий пример, но он был чертовски точен.

Не то чтобы у меня было время, энергия или, черт возьми, даже гребаное желание проверять теорию о том, что мой член теперь полностью принадлежит Амаре, очевидно. У меня просто не было аппетита ни к кому, кроме моей симпатичной молодой невесты.

Но мы были по уши в дерьме Братвы, разгребая хаотичные и непродуманные дела нашего отца — такие, от которых отделение Десолейшена развалилось бы, останься оно на том же пути. Хотя мы знали, насколько безумен был наш отец, мы не понимали масштабов его безумия, пока не начали разбираться во всем.

— Ты знаешь, я был бы полностью согласен и выполнил бы план независимо от того, была бы дочь Бьянки каргой или красавицей.

Дмитрий издал горловой звук, и я перевел взгляд на него, чтобы увидеть, как он делает затяжку сигарой, а пальцами другой руки постукивает по бокалу, осматривая комнату.

— Ты знаешь, я никогда не сомневался в тебе и твоей преданности, — он посмотрел на меня. — Я знал, ты бы довел дело до конца, несмотря ни на что. Просто плюс в том, что она — горячая штучка, да?

Я почувствовал, как рука, обхватившая подлокотник, крепко вцепилась в кожу, а ногти впились в материал, когда меня охватило раздражение.

— Осторожнее, — прорычал я. Дмитрий посмотрел на меня и ухмыльнулся.

Черт, что со мной происходит?

Даже то, что мой брат так говорил об Амаре, отмечая, насколько она великолепна, вызывало во мне ревнивую ярость. Этому ублюдку нравилось влезать мне в душу.

Я снова перевел взгляд на Кирилла. Он потягивал водку, время от времени поднимая руку, чтобы потереть шею. Но ему хватало ума не смотреть в мою сторону. Я все еще кипел от его слов, готовый снова сорваться с катушек при малейшей провокации.

— Мне нужно убираться отсюда, — я резко встал и посмотрел на Дмитрия, заметив, что он уже наблюдает за мной.

— Это твоя вечеринка, а ты собираешься просто встать и уйти?

Хотя брат и спрашивал меня, его тон говорил о том, что ему абсолютно все равно, буду я здесь или нет.

Я промолчал, и он протянул руку. Я хлопнул своей ладонью по его, сказав, что поговорю с ним позже, а затем направился к выходу. Я чувствовал, как закипает моя кровь, агрессия все еще бурлила в моих венах после того, как я не только услышал, как Дмитрий говорил о том, какая горячая у меня невеста, но и из-за дерьма с Кириллом, из-за стресса в Братве, и из-за гребаного дерьма, которое все еще гложет меня из-за отца Амары.

Я знал — Амара боится Марко. Я видел по ее взгляду, как она смотрит на него, по робкому поведению, которое было присуще ее матери и сестре. Этому их научил страх.

А я не хотел, чтобы моя будущая жена боялась. Мне нужен был кто-то, кто был бы так же силен, как я, кто стоял бы рядом со мной и смотрел, как я сжигаю город дотла и подсчитываю трупы, лежащие у наших ног.

И я чувствовал — ощущал — в ней это есть. Мне просто нужно было вывести ее на свет, дать понять, что даже темноты не нужно бояться, если ею управляешь.

Не обращая внимания на всех, я вышел из подсобки, повернул налево, закрыв за собой дверь, и направился к черному ходу, который вел в переулок за клубом.

Я толкнул засов на двери и вышел наружу, раздался гулкий удар, отразившийся от кирпичного здания позади меня. На задней аллее клуба стояли мусорные контейнеры, два почти перегоревших уличных фонаря, по одному на каждом углу, и ограда из цепей, протянувшаяся по всей длине здания впереди.

Мусор вывезли еще в начале недели, но в воздухе еще витал запах гниения в сочетании с моторным маслом, автомобильными выхлопами и терпким ароматом, напоминающим запах крови.

Я прислонился к зданию и достал из кармана куртки сигарету. Нахмурившись, я уставился на белую палочку. Мне действительно нужно было завязать с этим дерьмом. Но поскольку мой организм находился в состоянии стресса, а мой член проявлял внимание только к одной особе женского пола, к которой я еще не мог прикоснуться, единственной разрядкой, которую я мог найти, был этот маленький ублюдок.

Я зажал сигарету между губами, достал свою «зиппо» и зажег ее. Сделав длинную затяжку, кончик сигареты засветился ярко-оранжевым светом, я убрал зажигалку в карман и прислонился головой к зданию, глядя в залитое городскими огнями небо.

Закрыв глаза, я сделал еще одну глубокую затяжку и поднял свободную руку, чтобы провести ею по челюсти — щетина на щеке царапала ладонь. Когда я выдохнул и открыл глаза, все вокруг вернулось на круги своя.

Я уже собирался сделать последнюю затяжку, чтобы вернуться обратно, когда услышал звук чего-то громкого, ударившегося об один из мусорных контейнеров. Все мое тело напряглось, мышцы сжались. Я медленно выпрямился у кирпичной стены, выпустил сигарету из пальцев и затушил ее каблуком ботинка.

Я направил взгляд в сторону звука и несколько секунд контролировал дыхание, стараясь сохранять спокойствие и ровный ритм. А потом просто прислушался.

Я мог бы отмахнуться от этого, как от того дерьма, которое изо дня в день происходит в этом поганом городе. Убийства, нападения, незаконные сделки и прочее унизительное, мерзкое дерьмо. Но что-то не давало покоя, и когда я услышал тихое женское хныканье с другой стороны мусорного контейнера, расположенного по диагонали от того места, где я стоял, то почувствовал, как мои руки сжались в кулаки по бокам.

Во мне уже бурлил гнев, копилась энергия, нарастала агрессия от всего того дерьма, с которым я столкнулся за последний месяц. И эта агрессия только усиливалась во мне, чем дольше я позволял ей бурлить и кипеть. Мне нужен был выход. И когда я услышал отчетливый звук чьих-то ударов, то понял, что нашел его.

Я начал пробираться к тому месту, откуда доносился звук, и все яснее различал тихие женские мольбы и грубые мужские требования.

Его голос звучал невнятно, а звук его руки, бьющей, без сомнения, по ее лицу, становился все громче и громче, заставляя мой гнев выходить на первый план.

Все, что я могла представить, — это как Марко обращается с Амарой подобным образом, жестоко наказывает ее, заставляя подчиняться его правилам, его законам.

Кровь бурлила в моих венах, ногти впивались в ладони с такой силой, что я знал, что прорвал кожу. Грудь вздымалась и опускалась, потребность пустить кровь, сделать кому-то больно наполняла меня, подобно свирепому зверю, готовому вырваться из меня, ободрать кожу, вырваться на свободу.

Чтобы сохранить остатки здравомыслия, нужно было выплеснуть эту ярость из себя. Ведь если я этого не сделаю, она продолжит расти и разрастаться внутри. Я буду слишком опасен, чтобы находиться рядом с Амарой, слишком непостоянен. Я уже отчаянно хотел ее, жаждал ее, мучился и безумно нуждался в ней.

Я был бомбой замедленного действия, и мне нужно было подтолкнуть ее к детонации.

Ей не нужно было видеть эту сторону меня, ту, которая возбуждалась в предвкушении боли и смерти, насилия и крови. Но как бы мне ни хотелось быть с ней нежным и милым, как она того заслуживала, я знал, что это тоже напрасные надежды. Кем я себя возомнил, чтобы предложить кому-то такое?

Я обогнул край мусорного контейнера и увидел две фигуры, тени скрывали большинство их черт, но я мог различить его тело, гораздо крупнее, чем ее.

У меня был при себе пистолет, но сегодня все будет не так. Не так закончится этот бой. Я использую свои руки и сделаю это очень болезненно.

Я запустил руку в его волосы, прежде чем он понял, что я стою у него за спиной, а затем со всей силы впечатал лицом в бок мусорного контейнера.

Его череп треснул о металл и издал гулкий звук. Женщина вскрикнула и попятилась назад. Все, что я мог представить, — это Амару, кто-то причиняет ей боль, кто-то думает, что может взять у нее то, что она не может предложить.

Мне стало тяжело дышать, я ничего не видел, ничего не слышал, кроме бурления крови в жилах.

Он издал оглушительный рев, когда я отпустил его волосы. Я сделал шаг назад и увидел, как женщина убегает, ее одежда в беспорядке, волосы растрепаны на голове.

Я снова сосредоточился на этом куске дерьма: его верхняя часть тела выгнулась вперед, а руки закрыли лицо. Я был уверен, что сломал ему нос, и чувствовал запах крови, которая, несомненно, текла из его ноздрей.

— Что за хрень, — пробормотал он и поднялся, опираясь окровавленной рукой на металл и глядя на меня. Я держался в тени, и когда он моргнул, не понимая, кто перед ним, я понял, что он собирается наброситься на меня.

Хорошо.

От этого ублюдка несло пивнушкой, и, вероятно, в его венах тоже было полно всякого токсичного дерьма. Его движения будут медленными и небрежными.

Я позволил улыбке расползтись по моим губам, медленной, уверенной. Я видел, когда его зрение приспособилось к темноте, когда он смог разглядеть меня чуть более отчетливо. Он тяжело сглотнул и сделал небольшой шаг назад, но мусорный бак оказался на его пути, не давая отступить.

Ему некуда было деться от того, что я планировал сделать. Он будет лежать у моих ног разбитый, разрушенный, окровавленный и уничтоженный, как сам намеревался поступить с этой женщиной. Я никогда не был человеком, которого волнуют дела других людей. Если это не касалось меня, я шел дальше.

Но все было иначе, и я не мог объяснить это, не мог остановить себя, когда сделал шаг вперед и улыбнулся еще шире, когда он сделал шаг назад. Он поднял руки, кровь стекала по его ладоням и нижней части предплечий.

— Пожалуйста, пожалуйста, я не знал, что это ты. Я не собирался ничего делать.

Я ничего не ответил. Слова были не нужны. Это время прошло. На самом деле это время никогда не наступало. Он хотел боли и отвлечения прямо сейчас. И я давал ему это с удесятеренной силой.

Я ударил его кулаком в бок, и его череп снова ударился о мусорный бак. Он застонал, но не стал сопротивляться. Я хотел, чтобы он сопротивлялся. Мне это было нужно. И меня бесило, что он ведет себя покорно, потому что знает, кто я.

Я низко зарычал и обхватил его толстую, потную шею, крепко сжимая, делая с ним то же, что хотел сделать с Кириллом в клубе. Я с силой толкнул его назад, так что его тело ударилось о решетку, почувствовал, как его руки вцепились в мою спину, ногти впились в плоть, а я лишь смотрел ему в глаза.

Я сжимал его трахею, слушая беспорядочные звуки, с которыми он пытался дышать. Я наблюдал, как лопаются кровеносные сосуды в белках его глаз, как приглушенный свет уличного фонаря дает мне возможность наблюдать за его смертью в первом ряду.

И как я, блядь, упивался этим, словно огонь с горючей смесью, наркоман с очередной дозой, глоток кислорода после того, как не смог вдохнуть.

Я никогда не претендовал на роль хорошего парня. Я был злодеем в каждой истории, бугименом под кроватью. Я был мрачным жнецом, стремящимся забрать следующую жизнь.

И я никогда не извинился бы за это. Потому что никогда бы не остановился. Это был я. Монстр, который носил этот титул как ебаную корону.