Безрассудный наследник

Глава 18

Амара

Весь остаток полета я находилась как в тумане, и это не помогло прояснить ситуацию, когда я оказалась на коленях у Николая, где он, конечно же, заставил меня сидеть на протяжении всего полета. Его рука лежала на моем бедре, а большой палец задрал мою рубашку настолько, что он мог погладить обнажившуюся полоску кожи.

И я все еще думала об этом — даже чувствовала это. От взлетно-посадочной полосы до места назначения, которое оказалось подземным гаражом, расположенным в здании из красного кирпича, было двадцать пять минут езды. Черный роскошный автомобиль плавно затормозил, и я откинулась на спинку сиденья, чтобы посмотреть на длинные полосы света, освещавшие серый цемент, которым было покрыто все вокруг.

Все, что я знала о Десолейшене, Нью-Йорк, до того как приехала сюда, — это пугающие слухи и ужасающие фрагменты, которые удалось найти в интернете. Но даже тогда я понимала, в этих рассказах и фотографиях показаны лучшие стороны, а это не так уж много, поскольку город в полной мере оправдывал свое название.

Поездка от аэродрома до дома Николая прошла в относительной тишине, Николай сидел рядом со мной и работал на своем телефоне, хмурясь, когда печатал электронные письма и отправлял сообщения. Но я была не против тишины, более того, я ее приняла, чтобы дать себе возможность осознать все.

Моя новая реальность.

И когда я уставилась в тонированное окно и хорошенько рассмотрела город, ставший моим новым домом, он оказался таким, каким я его себе представляла.

Холодный. Беспощадный. Разбитый.

Мы проехали через двойные ворота, у каждых из которых стоял человек, одетый во все черное. Они пропустили машину, и я уже собиралась спросить Николая о том, что это за охрана, когда машина остановилась перед единственным серебристым лифтом. Я успела только выдохнуть, как водитель вышел и открыл дверь для Николая.

Николай протянул мне руку, и я машинально прижалась к его ладони, позволяя ему вытащить меня из машины. Дверь захлопнулась со звучным щелчком, и я услышала эхо, отразившиеся от низкого потолка. Я огляделась и заметила несколько роскошных автомобилей, выстроившихся по обе стороны. Все темные, все гладкие.

— Кому нужно столько машин, — пробормотала я, прежде чем поняла, что произнесла эти слова вслух, и в очередной раз благополучно заткнула рот.

А потом машина отъехала от обочины, и мы остались одни. Я слышала стук своего сердца, когда Николай скользнул рукой по моей спине, перебросил длинные волосы через плечо и провел рукой по моей шее, явно выражая собственнические чувства.

Оказавшись в лифте и дождавшись закрытия дверей, Николай ввел код на клавиатуре, а также вставил в маленькую щель изящную серебряную карточку. Но другую руку он держал, обхватив мой затылок, и от тяжелого, теплого ощущения его присутствия у меня сводило живот, а между бедер разливалось тепло.

Все, что я слышала, вдыхала и чувствовала, — это Николай. Он был темным, поглощающим и таким опасным, но это приводило меня в восторг.

Я чувствовала себя собакой Павлова, становясь влажной и нуждающейся только от нахождения с ним в одном помещении, только от его вида и запаха.

Очень скоро лифт остановился, и двери открылась.

Он провел меня вперед, в прихожую, где царил минимализм. Несколько абстрактных черно-белых картин покрывали стены, а плюшевый ковер ласкал ноги, когда мы углублялись в комнату. Николай убрал пальцы с моего затылка так медленно, что я поняла: он сделал это специально, чтобы дать мне почувствовать его.

Он подошел к большой двери из темного дерева с серебряной изогнутой ручкой. Когда он протянул руку в сторону, я заметила на стене еще одну маленькую клавиатуру, похожую на ту, что была в лифте.

После серии звуковых сигналов он открыл входную дверь и отступил в сторону, пропуская меня первой. Сначала внутри было темно, но как только я полностью переступил порог, фойе озарилось мягким светом, словно сработал датчик движения.

В остальной части квартиры свет был выключен, а мои глаза адаптировались к темноте. Я смогла разглядеть жилое помещение, расположенное ниже, нежели то, где я стояла, и выполненное в том же минималистичном стиле, что и прихожая.

Я услышала шорох за спиной и, оглянувшись через плечо, увидела Николая, который уже снимал куртку и вешал ее на серебряный крючок у двери, а затем залез в карман, чтобы достать мобильный телефон и связку ключей. Он бросил их в небольшую миску, стоявшую на длинном узком столике у стены рядом с дверью.

— Я думал, ты оставишь свою прелестную новоиспеченную жену в гостиничном номере хотя бы на неделю. Сломав ее старым добрым русским способом.

Я испуганно пискнула и перевела взгляд в ту сторону, откуда доносился мужской голос. Я почувствовала, как Николай мгновенно переместился ко мне за спину — тяжелое, теплое присутствие, словно защитная стена.

И тут я заметила крупное тело, сидящее в углу комнаты, тени скрывали его почти полностью.

— Думал, придется переносить ее через порог, потому что из-за тебя она не может ходить.

Я отступила на шаг и врезалась в твердое тело Николая. Его руки легли мне на плечи, пальцы слегка сжали их.

Николай прорычал:

— Осторожно, Дмитрий.

Прошло несколько секунд тягостного молчания, прежде чем Николай заговорил снова.

— Я больше не буду напоминать тебе о необходимости проявлять уважение к Амаре.

Последовала напряженная тишина, настолько плотная, было трудно даже дышать, когда Дмитрий просто смотрел на нас, все еще покрытых тьмой, свет Десолейшена едва освещал его. Но тут он едва заметно наклонил голову, и я выдохнула все напряжение.

— Придется перестать чувствовать себя здесь как дома, — Николай сказал это сквозь стиснутые зубы.

— Вот как? — в голосе Дмитрия слышался почти… юмор.

Тело Николая за моей спиной стало еще тверже.

— Да, — это единственное слово было произнесено с усилием, сквозь стиснутые зубы.

Еще громче тишина. Еще больше густого воздуха.

— Прекрасно. Думаю, то, что ты теперь женат, дает тебе возможность уединения.

Николай издал позади меня глубокий звук, напоминающий рычание.

— Как долетели? — спросил Дмитрий, пытаясь сменить тему.

Я почувствовала, как тело Николая немного сдвинулось, а затем ощутила его теплое дыхание, касающееся моей шеи.

— Полет прошел отлично, — еще более теплое дыхание вдоль моего горла… еще большее сжатие моих внутренних мышц. — О, но как же нам хотелось большего. Не так ли? — его голос был тихим, слишком тихим, чтобы кто-то, кроме меня, мог его услышать. — М-м-м, как же я хотел сделать с тобой так много, маленькая куколка.

У меня перехватило дыхание, а лицо стало пылать от того, что он говорит эти слова тогда, когда Дмитрий может легко услышать.

Дмитрий негромко рассмеялся и через секунду уже поднимался с кресла.

— Я же просил тебя подождать в прихожей, — голос Николая потерял всю эту сексуальную русскую глубину, когда он вышел из-за моей спины и теперь загораживал вид на остальную часть квартиры.

— Саша хотела пить.

Я оглянулась на Николая, ожидая увидеть женщину, вышедшую из тени, не исключено, как Персефона к Аиду, но там был только звук часов, отсчитывающих секунды.

— Надо было тогда оставить ее у себя.

И тут я заметила легкое движение рядом с ногой Дмитрия. Гладкое, подтянутое тело, примостившееся рядом с хозяином. Саша была собакой.

— Ты же знаешь, Саша не любит оставаться одна, — Дмитрий протянул руку и провел по ее голове. Теперь, когда мои глаза адаптировались, я могла видеть более отчетливо… могла видеть, что он наблюдает за мной.

Дмитрий сделал еще один шаг вперед, и свет, активированный движением, вспыхнул. Я уставилась на брата Николая, увидела его ухмылку, а затем посмотрела на его собаку-компаньона. Гладкий черно-коричневый доберман сидел рядом с ним, его уши были направлены прямо вверх, а черные глаза смотрели на меня. Если бы я не была в курсе, что она живая, не видела, как она двигалась несколько минут назад, то могла бы принять ее за статую, настолько она была неподвижна.

Он продолжал гладить ее по голове, его рукав задрался на предплечье, и я смогла разглядеть татуировки, которые тянулись вдоль его запястья и поднимались вверх, исчезая под рукавами рубашки. Но даже эти темные узоры не могли скрыть очень четкие и многочисленные шрамы, которые проступали под чернилами.

— Почему бы тебе просто не перейти к сути вопроса, почему ты здесь? — Николай снова переместился так, что оказался рядом со мной, и я сразу почувствовала тепло, когда его рука легла мне на поясницу. Но он продержал ее там лишь мгновение, после чего медленно провел вверх, между лопаток, и снова обхватил пальцами мой затылок.

Боже, почему эта властная, доминирующая поза так чертовски возбуждает меня?

Я не могла отделаться от ощущения, что Николай поступает так, как будто демонстрирует некий знак собственности. И я не могла найти в себе силы, чтобы переживать. Потому что мне это нравилось. Мне нравилась тяжесть его ладони на моем затылке. Мне нравилось, как его большой палец поглаживает вверх-вниз боковую сторону моей шеи, над точкой пульса прямо под ухом.

— У меня есть дела за городом, которые потребуют моего внимания на несколько дней.

Еще одна долгая пауза.

— Мне нужно, чтобы вы присмотрели за Сашей, — ровным тоном сказал Дмитрий.

Я снова взглянула на добермана.

— У меня не питомник, Дмитрий.

— Не делай вид, будто тебе не нравится ее общество, — Дмитрий перевел взгляд на меня. — Только несколько дней. Кроме того, ты же знаешь, я не доверю ее никому другому, — Дмитрий тихонько усмехнулся, продолжая смотреть на меня. — У тебя ведь нет аллергии на собак?

Я медленно покачала головой.

— Отлично, — сказал Дмитрий с таким энтузиазмом, на какой только способен такой холодный человек, как он. — Тогда все решено. Максимум пара дней. Думаю, вы с ней отлично поладите, Амара.

Я услышала грубый голос Николая, почувствовала, как воздух в комнате стал жарче, напряжение усилилось.

— Нам с тобой нужно обсудить кое-какие дела, не так ли, брат?

Я взглянула на Николая, увидела, как жестко сжалась его челюсть, как напряглись мышцы под ней. Его ноздри раздулись, прежде чем он решительно кивнул в сторону брата.

А когда он посмотрел на меня, я увидела в его глазах правду. Какое бы дело они ни обсуждали, оно, скорее всего, было связано со мной… с моим отцом и тем огромным беспорядком, который остался на Восточном побережье.

— Ты справишься пару минут? — спросил Николай, и меня затянуло на его орбиту, как будто он был солнцем, притягивающим меня все ближе и ближе.

Хотя я не чувствовала, что со мной все будет в порядке. Я чувствовала, будто трещала по швам, и не знала, пугает ли меня это осознание или я, в конце концов, буду рада.

Я должна была стать сильнее.

Я обязана быть сильнее.

Не только ради себя, но и из-за сложившейся ситуации, из-за наиболее важных причин. Клаудия должна была выбраться из дома и уехать от Марко, чтобы из нее не пытались вылепить что-то и промыть мозги, заставляя думать, что именно такой должна быть ее жизнь.

Николай выглядел так, словно хотел сказать что-то еще, и, Боже, как же мне хотелось, чтобы он снова прикоснулся ко мне, пусть даже просто погладил по шее, заверяя, что он вернется.

Когда я успела так привязаться? Когда за столь короткий срок стала желать от этого человека гораздо больше, чем следовало?

Это казалось таким безумием, но я не могла убедить себя, что это неправильно.

— Дай мне минутку, а потом мы сможем устроиться на ночь.

Я кивнула, а когда он поднял руку и сжал пальцами мой подбородок, я почувствовала, что смягчаюсь. Он наклонился и нежно поцеловал меня, так нежно, как будто и не целовал.

А потом он ушел, они оба вышли в прихожую, оставив меня с Сашей, которая сидела неподвижно, наблюдая за мной, в этих темных глазах было гораздо больше ума, чем должно быть у любой собаки.

Я не любила собак, да и вообще никогда не росла с домашними животными, если честно. Отец никогда не разрешал. Поэтому я сидела в саду и разбрасывала перед собой семена, наблюдая, как воробьи, чикады и даже парные голуби набрасываются на землю.

Но Саша не была похожа на «домашнее животное». Она была очень похожа на спутницу Дмитрия.

Я держалась совершенно неподвижно, будучи уверенной, что резкие движения могут напугать ее, заставить обороняться. Так я и стояла, вцепившись в рубашку, чувствуя, как на висках выступили бисеринки пота.

Это было нелепо. Она была всего лишь животным, не подающим никаких признаков того, что желает мне зла. И уж точно Николай не оставил бы меня одну, если бы считал, что мне угрожает опасность.

Я не понимала, двинуться ли мне к ней или отступить, но не успела я принять решение, как она медленно поднялась и направилась ко мне, движения были ровными и медленными, словно она не была уверена во мне. Это было почти забавно.

Она была стройной и мускулистой, напомнив хищника, подкрадывающегося ближе.

Это напомнило мне, как однажды я встретила одичавшую кошку на задворках отцовского дома. Ее черно-белое тело, пригнувшись к траве, медленно кралось к маленькой птичке, которая ела семечки, брошенные мной на землю. Я бы не позволила кошке забрать птичку, но тем не менее наблюдала за ней с восторженным трепетом. Так незаметно. Так тихо, птичка даже не поняла, что у нее нет ни единого шанса.

Чем ближе подходила Саша, тем больше я напрягалась. Теперь она была всего в футе от меня, ее уши слегка подергивались, а кончик хвоста не двигался. Разве собаки не должны вилять хвостом, если у них хорошее настроение?

О, Боже. Она собиралась наброситься, просто разорвать мне горло и растерзать.

А потом она села на пол, подняла лапу и провела ею по моим леггинсам. Я настолько ошеломлена была, из меня непроизвольно вырвался небольшой звук. Она сделала так снова, и снова, и я дрожащей рукой осторожно провела пальцами по ее макушке, двигаясь медленно и уверенно, стараясь не напугать ее.

И когда она позволила мне провести пальцами по бугорку на макушке черепа и за ухом, я негромко рассмеялась.

Она выдохнула и издала тихий стон, и если бы я не ощущала столь сильные переживания в тот момент, то, возможно, и рассмеялась бы сильнее.

— Я знаю, девочка.

Через секунду входная дверь открылась, и Николай шагнул внутрь, закрыв за собой дверь. Я услышала слабый щелчок срабатывающего замка, а потом мы просто стояли и смотрели друг на друга.

Николай опустил взгляд, и я поняла, что он наблюдает за тем, как я глажу Сашу.

— Я знал, что она сразу к тебе привяжется, — сказал он почти про себя. — Давай, Саша, ложись.

Саша не шелохнулась. Более того, она тихонько зарычала, отчего брови Николая слегка приподнялись.

— Серьезно? — он зарычал в ответ и что-то негромко сказал по-русски, отчего Саша снова запыхтела, но все же перебралась к дивану и улеглась на ковер, не сводя взгляда с Николая.

— Что ты ей сказал?

— Я сказал ей, что если она не перестанет нести защитную чушь, я буду кормить ее мясом из магазина на углу, а не стейками, которые Дмитрий оставил для нее в холодильнике, — его губы дрогнули, и я поняла, что он дразнится. Николай Петров… дразнится. — Я сказал ей, что если кто-то и будет тебя защищать, то только я.

Мое сердце заколотилось, но Николай не дал мне шанса позволить его словам затрепетать во мне и распространиться, не дал впитать смысл. Потому что начал приближаться ко мне, преследуя, как это делала Саша… как лев преследовал газель, прежде чем наброситься и схватить ее.

Он стоял передо мной, пахнущий темными специями и остатками ледяного воздуха снаружи. Перелет был долгим, к смене часовых поясов придется привыкать. А когда город погрузился в вечерние сумерки, сон казался просто райским.

Так было до тех пор, пока Николай не встал прямо передо мной, мы остались вдвоем, мое сердцебиение участилось, а тепло его тела окутало меня, и все признаки усталости мгновенно исчезли.

Он протянул руку и стал теребить кончики моих волос, перебирая их между пальцами, а затем перевел взгляд на мое лицо. Долгие мгновения он просто смотрел на меня, и с каждой секундой я ощущала все больший жар, словно стояла под лампой накаливания.

Мокрая, мягкая и готовая к тому, чего никогда раньше не испытывала.

— Держу пари, ты чертовски красива, когда плачешь, — пробормотал он и провел большим пальцем под моим глазом, словно представляя, как скатывается вниз крупная слеза.

И хотя я могла предположить самое худшее, услышав его комментарий, — что он хочет сделать мне больно и вырвать из меня эти слезы, — я почувствовала правду в его словах.

Потому что от одной мысли о том, что он заставит меня плакать, становится жарко.

— Пойдем, я покажу тебе остальную часть твоего нового дома.

…остальную часть твоего нового дома.

Это должно было напугать меня больше, чем вызвать волнение.

Я не могла понять, как за столь короткое время мне стало так комфортно с Николаем. Мы практически ничего не знали друг о друге, но чем больше я думала об этом, чем больше открывала свой разум и пыталась собрать воедино все крупицы правды, тем больше понимала.

Я больше не чувствовала себя птицей, живущей в позолоченной клетке и поющей прекрасную песню не потому, что я довольна, а потому, что у меня разбито сердце.

Впервые в жизни я наконец-то была свободна. Могла дышать и расправить крылья.