Безрассудный наследник

Глава 22

Амара

«Яма» не была похожа на то, что я ожидала, когда Николай сказал мне, что мы должны сделать остановку в одном из заведений, которыми он владеет. Он сказал, это один из его бойцовских клубов, что мне было не совсем понятно, но, стоя у входа в «Яму», я не совсем понимала, где этот «бойцовский клуб» находится.

Интерьер ресторана, бара или, может быть, джентльменского клуба точно не кричал о незаконных боях. И я должна была предположить, что они были незаконными, учитывая характер бизнеса Николая.

Он провел рукой по моей спине, обхватив мою талию, и повел нас вглубь заведения. По всему помещению были эстетично расставлены кожаные диваны и кресла, слева от входа — пылающий камин, а напротив — длинная барная стойка. На стеклянных полках стояли бутылки с прозрачной и коричневой жидкостью, а из-за зеркальной стены за спиртным бар казался гораздо больше, чем был на самом деле.

Мужчины были в костюмах, между губами — толстые сигары, а в воздухе витал сладковатый дымный аромат выдержанного табака. Женщины были великолепно одеты: бриллианты в ушах, драгоценности на шеях и толстые кольца на пальцах. Хотя я могла бы принять их за клиентов, гостей дорого одетых мужчин, я наблюдала, как они порхают по залу, словно маленькие бабочки, переходя от бара к сидящим мужчинам и раздавая напитки.

Некоторые из них даже сидели на коленях у джентльменов. А когда я заметила руки, исчезающие ниже пояса или ласкающие явные эрекции, то поняла, что это за место.

Что-то вроде борделя.

Николай провел нас через комнату и коридор, на стенах — слабо освещающие бра, под каблуками — мягкий ковер. Его пальцы сжались на моем бедре, когда мы остановились у одной из дверей. Через секунду он открыл ее и завел меня внутрь. Это был обычный офис с письменным столом и шкафом для бумаг, темным кожаным диваном и журнальным столиком перед ним.

— Николай?

Он повернул голову, чтобы посмотреть на меня сверху вниз, его рука все еще была на моей талии. Он крепко сжал пальцы, и мне показалось, это было сделано для поддержки. Может быть, он видел смятение, написанное на моем лице. Мне казалось, оно присутствует, как неоновый знак, свидетельствующий о том, что я ничего не знаю о реальном мире. Не совсем. Не там, где это действительно имело значение.

— Мне нужно кое о чем позаботиться. Это будет быстро. Я хочу, чтобы ты оставалась в этом кабинете.

Я открыла рот, не зная, что именно хочу сказать. Запротестовать? Легко согласиться? Но прежде чем слова успели вырваться, он опустил голову и провел губами по моим губам. Маленькие волны удовольствия наполнили меня от этого нежного давления. Поцелуй не был мрачным или требовательным, как другие его поцелуи. Он был мягким, нежным.

— Ты просто оставишь меня здесь? — сказала я и снова оглядела офис. Я сказала это не потому, что мне нужно было, чтобы кто-то остался со мной, но я была потрясена тем, что он предоставил мне такую свободу, так сказать. Меня никогда не оставляли одну, без охраны или сопровождения. Поэтому я была немного… ошарашена.

— Милая, — он произнес это ласковое слово так сладко, что оно растеклось по мне, как топленое масло. — Я доверяю тебе.

Мое сердце заколотилось. Он не знал меня, не настолько, чтобы доверять, но все равно было приятно слышать это от него. А тон его голоса подсказал мне, что он имел в виду то, что сказал.

— И, — сказал он и нежно прикоснулся к моей щеке. Боже, так нежно. — Это заведение принадлежит мне. Мне принадлежат все люди здесь, включая солдата в конце коридора, который проследит за тем, чтобы никто не доебался тебя.

Боже, его использование ненормативной лексики, чтобы подчеркнуть свои слова, не должно было заставлять меня намокнуть. И все же я сжимала свои бедра.

Он провел большим пальцем по моей нижней губе, сосредоточившись на действии. А потом вышел из кабинета, прежде чем я успела сориентироваться. Я подняла руку и прикоснулась к своим покалывающим губам, наблюдая, как он выходит за дверь и поворачивает налево. Не знаю, что заставило меня двигаться дальше, но я оказалась на пороге, глядя в коридор и наблюдая, как он исчезает в дверном проеме в конце.

Я снова оглядела комнату, затем повернулась и прошлась по ней, касаясь стола и проводя пальцами по гладкой коже дивана. Я простояла в этой комнате минут пять, после чего снова направилась к выходу.

Взглянув направо, я увидела крупного, мускулистого мужчину, стоящего в конце коридора в центре, расставив ноги и скрестив руки. Его поза была пугающей, угрожающей. Впрочем, один только его размер заставил бы любого отступить. А я смотрела только на его спину. Я могла представить застывшую суровую гримасу на его лице. Но он не смотрел на меня, просто оставался неподвижным. Словно статуя.

А потом я свернула налево от кабинета, прошла по мягкому ковровому покрытию коридора и остановилась прямо перед дверью, через которую прошел Николай. Я должна была его послушаться, я знала это. Знала, что должна была остаться в той комнате и ждать его. Но меня переполняла энергия, опасная энергия, которая, возможно, убьет меня.

Я повернула ручку и толкнула дверь. Меня встретила ведущая вниз лестница, по обеим сторонам которой горели промышленные светильники.

Я ухватилась за перила и пошла вниз, воздух становился все холоднее. Я не была дурой, думая, будто меня не встретят какие-нибудь препятствия. Все будет не так просто, как я надеялась, как это было до сих пор.

Это стало ясно, когда я добралась до нижней ступеньки и, обогнув угол, остановилась в выложенном цементом помещении. С потолка свисала лампа небольшого размера, металлическая клетка защищала лампочку.

Прямо передо мной была еще одна дверь, а перед ней стоял массивный мужчина с неровным шрамом через всю щеку. У него была такая же стойка, как и у человека наверху. Ноги расставлены в стороны. Руки скрещены на груди. Его неприятное выражение лица было направлено прямо на меня.

Разумнее всего было бы просто развернуться и уйти обратно наверх. Николай не должен был знать, что я здесь; не должен был знать, что я не подчинилась его прямому приказу.

Но я ничего этого не сделала, потому что в любом случае знала, что кто-нибудь ему расскажет.

Я шагнула ближе, испытывая болезненное желание узнать, что находится за этой дверью. Мое глупое любопытство заставляло делать то, чего я никогда бы не сделала раньше, даже не задумывалась.

Если Николаю нужна была женщина, которая могла бы стоять рядом с ним и смотреть на обломки его разрушений, то я должна была стать такой женщиной.

Он сказал, что ему нужна сильная жена, королева, которая будет стоять рядом с ним. И вот я делала это, хотя не знала, каковы будут последствия, и была чертовски напугана, потому что понимала, что, скорее всего, не хочу знать, что находится за этой дверью.

Я уже собиралась открыть рот, не зная, что сказать, может быть, сообщить ему, что я жена Николая, чтобы как-то отвлечься, но прежде чем я успела что-то сказать, охранник отступил в сторону, протянул руку за спину, не отрывая от меня взгляда, и повернул ручку, открывая дверь.

Ну что ж. Тогда ладно.

Меня встретила очередная комната. Очередная дверь. Очередной охранник. И все было точно так же. Он посмотрел на меня, как будто знал, кто я, и возможно, так оно и было. Николай занимал высокое положение в Братве, был Положенцем (прим. перев. — имеющий право принимать решения в отсутствии и от имени Пахана), наследником. Я должна была предположить, что такая серьезная новость, как его женитьба, особенно на дочери члена Коза Ностры, попадет на мельницу слухов среди его солдат.

Из-за закрытой двери доносился ровный стук музыки, а может, и крики. А потом она распахнулась передо мной, и звук вырвался наружу и окружил меня. Я шагнула внутрь, и, когда мои глаза привыкли, дыхание перехватило в горле.

Дверь с лязгом захлопнулась за мной, и я так испугалась, что подпрыгнула и оглянулась через плечо, чтобы посмотреть на красную стальную баррикаду, которая теперь заключила меня в клетку с хаосом, на порог которого я добровольно вступила.

Я не могла поверить, что это было так… легко.

Ни охранников, ни няньки, стоящей за спиной. Просто двери открывались передо мной, как будто у меня была сила.

Сила Петровых.

Я сделала шаг вперед и еще один, мои каблуки застревали в крошечных реечках металлического пола, на котором я находилась. Остановившись перед стальными перилами, я сняла туфли, позволив ремешкам повиснуть на кончиках пальцев, и посмотрела на нижний уровень, на клетку, расположенную в центре.

Боже правый.

Чему я стала свидетелем?

Людей было так много, их хаос не укладывался в голове. От криков закладывало уши, в воздухе витала потребность в насилии, крови… в смерти, пока вы не ощущали ее вкус на языке, пока она не попадала в горло и не вызывала рвотный рефлекс.

Они снова и снова скандировали одно и то же.

Разорение.

Я уже наполовину спустилась по ступенькам, когда поняла, что сдвинулась с места. Я сосредоточилась на движении людей взад-вперед, руки подняты вверх, кисти скручены в кулаки, они накачивают воздух, выкрикивая «Разорение».

Разорение. Разорение. Разорение.

Когда я добралась до подножия лестницы, передо мной было всего несколько футов, прежде чем толпа поглотила бы меня целиком. И как бы мне ни хотелось подобраться к клетке поближе, темное и беспокойное любопытство переполняло меня, все-таки я не была безрассудной.

Если бы я упала, меня бы затоптали — под всеми этими ботинками не было бы ничего, кроме осколков.

С каждой секундой я отчетливо слышала все более яростные крики. Энергия в помещении нарастала. Боже, это место было огромным. Все стены из камня, как будто их выкопали и просто оставили на произвол судьбы. Пол был из обычного серого цемента, потолок — из красных балок, проводов и флуоресцентных ламп в клетках.

И еще была клетка — массивная конструкция, которая, казалось, доминировала над всем помещением. Я поднялась на носочки, чтобы получше рассмотреть ее. На том, что, вероятно, когда-то было белым настилом в клетке, виднелись пятна ржавого цвета.

Разорение. Разорение. Разорение.

Это имя выкрикивалось снова и снова, звеня у меня в ушах.

Что бы ни случилось, это должно было произойти в ближайшее время.

Тот, о ком они кричали, должен был вот-вот дать о себе знать.

Я держалась у самой дальней стены, но мое внимание было приковано к клетке. С каждой секундой толпа становилась все более неистовой, как будто все, что должно было произойти, было тем, ради чего они сюда пришли.

Остановившись в углу зала, я встала на носочки, чтобы хорошо видеть клетку. Диктор начал что-то говорить сверху, но толпа не затихала в достаточной степени, чтобы я смогла понять или услышать. А через секунду толпа разразилась криками и ревом, и, клянусь, все внутри зала задрожало, стены грозили рассыпаться от силы напряжения.

Я ничего не могла разглядеть — ни из-за большого количества людей, ни из-за моего роста. Я подумывала о том, чтобы переместиться еще выше, когда увидела макушку темной головы и широкие, голые татуированные плечи.

Толпа немного успокоилась, когда диктор снова заговорил, и на ринг поднялся человек-зверь.

— Единственный. Ебаный в рот только один. Разорение на этом блядском ринге для уничтожения.

Раскалывающий череп шум поднялся такой, от которого пришлось закрыть уши.

— Я знаю, сегодня у нас в толпе есть новички. Приготовьтесь, больные мудаки, посмотреть на человека, которого они называют Руиной, русская машина для убийства, которая является признанным социопатом.

После этого толпа взорвалась от восторга.

И тут я увидела его, громадного зверя, по сравнению с которым Николай казался почти… хрупким. А все потому, что, заглянув в его лицо, я не увидела там абсолютно ничего.

Ничего, кроме сосредоточенности, концентрации и явной потребности в разрушении, от которого произошло его имя.

Всю переднюю часть его груди занимала массивная волчья голова — рычащий зверь со смертью в глазах и кровью на морде. Его тело покрывали знаки принадлежности к Братве, вытатуированные на его покрытой шрамами, загорелой плоти.

Я застыла на месте, наблюдая, как в клетку входит его противник — мужчина не такой высокий и мускулистый, но все равно крепкий, его руки были похожи на наковальни, а лысая голова покрыта размашистыми чернилами.

Не знаю, сколько времени я простояла там после того, как они начали драться, но когда кровь и слюна окрасили пол, когда посыпались удары, откушенная плоть, треск ломаемых костей, крики и рев боли и насилия, я поняла, что совершила ошибку.

Ужасную ошибку. Я должна была послушать Николая. Не стоило приходить сюда, не стоило лезть туда, где мне не место.

Я отступала назад, держась одной рукой за спину, пока не коснулась холодной стены. Другой рукой я обхватила ремешки своих туфель, сжимая их с такой силой, что костяшки пальцев болели.

Я не отвлекалась от клетки, пока не продвинулась на десять футов или около того, не считая, что зашла так далеко в этот подземный гроб. Вот чем было это место. Дом смерти.

Я уже собиралась повернуться и бежать обратно наверх, на верхний этаж, чтобы забаррикадироваться в кабинете. Но когда я заметила Николая, стоящего в стороне от клетки, его темную голову, низко склоненную, когда кто-то что-то говорил ему на ухо и передавал толстый желтый конверт, то снова застыла на месте.

Хотя Николай стоял неподвижно, нахмурившись, не предпринимая ничего угрожающего, он излучал силу и мощь, доминирование и суровость по отношению к тому, кто выходил против него.

Толпа взревела, и я переключила внимание на клетку, увидела, как Разорение повалил другого бойца на землю и начал бить кулаком по его голове. Кровь брызнула во все стороны, и, оглянувшись на Николая, я наблюдала, как он смотрит в клетку, на щеке у него брызги крови.

Он провел пальцем по этой крови, на его лице появилась медленная ухмылка, словно он получал удовольствие от насилия. Я снова сжала бедра, когда волна жара хлынула в меня.

А потом все закончилось, бой завершился, Разорение слез со своего неподвижного противника, его грудь вздымалась и опускалась, пот и кровь стекали с его тела. И я не думала, что последнее принадлежит ему. Ни капли.

Разорение подошел к краю клетки и обхватил руками ограждение, напрягая бицепсы. Николай шагнул вперед, и я видела, как шевелится его рот, как он кивнул один раз. Я сделала шаг вперед, какая-то невидимая сила потянула меня к мужу.

Но не успела я двинуться с места, как тяжелая рука обхватила меня за талию и дернула назад с такой силой, что моя голова запрокинулась назад, туфли выпали из пальцев, и я вскрикнула от боли.

Я инстинктивно потянулась к руке, вцепилась в нее, пытаясь оторвать от себя, но хватка была железной, как тиски. И чем сильнее я боролась, тем сильнее меня утягивало в темные дали.

Когда я провела ногтями по предплечью, прозвучал хрип, а когда я углубилась в тень, раздался негромкий смех.

За моей спиной раздалась череда грубых русских слов, затем последовал ответ второго мужчины, о котором я не подозревала. Снова смех, снова меня потянули дальше от толпы, пока не отбросили в сторону, и я упала на колени.

Еще один резкий крик вырвался из меня, когда мои ладони и колени соприкоснулись с немилосердным цементом. Они снова начали смеяться и говорить по-русски, и я быстро поднялась с земли и повернулась к ним лицом, держа их обоих в поле зрения.

Они затащили меня в какой-то закуток. Я видела, как в проем проникает свет из главной комнаты. Слышались крики и рев толпы, но они загораживали вход, и попытка пройти мимо них не увечится успехом.

— Вы совершаете ошибку, — сказала я с большей убежденностью, чем думала. Я открыла рот, чтобы сказать им, что Николай — мой муж, используя статус и власть супруга, чтобы вселить в них страх перед богом и Братвой.

Но прежде чем я успела произнести хоть слово, один из них набросился на меня, обхватил рукой за горло и с силой прижал к стене.

Он сказал что-то тихое, тягучее и, несомненно, отвратительное. Когда он наклонился ближе, я повернула голову и снова начала бороться с ним.

Мне удалось поднять ногу и ударить его коленом в пах, и мое удовольствие было удовлетворено, когда он застонал от боли. Он прорычал что-то неприятное в сторону моего лица, и я приготовилась к удару, который, несомненно, последует, но грубое ворчание и стон в коридоре заставили нас обоих напрячься.

Я услышала, как что-то ударилось о землю, а затем раздался мясистый, влажный звук. А потом человек, прижимавший меня к стене, отстранился от меня, и движение было таким неожиданным, что я обмякла.

Глазам потребовалось мгновение, чтобы адаптироваться, но затем я увидела массивное тело, стоящее в пяти футах от меня. Я чувствовала на себе взгляд этого зверя.

Разорение.

Я чувствовала запах пота и крови, которые прилипли к нему, и слышала, как они капают на пол.

Прошло несколько секунд, пока мы смотрели друг на друга, прежде чем он сделал шаг ближе. Я прижалась спиной к стене, собираясь закричать, когда он наклонился и схватил мужчину, которого оттащил от меня.

Огромная рука Разорения обвилась вокруг его шеи, и все время, пока он смотрел на меня, я знала, что он сжимает ее все сильнее и сильнее.

Он позволил телу упасть на землю, и я решила, что он убил человека, но когда тот застонал и попытался подняться, я снова переключила свое внимание на того, кого они называли Руиной.

Он отошел в сторону, как раз когда к нему приблизилось еще одно тело.

Николай.

Николай шагнул в угол, засунув руки в карманы, посмотрел на меня, потом на мужчину, который все еще стонал на земле. Он остановился, когда оказался рядом с раненым засранцем.

Николай так долго смотрел на него, я не надеялась, что он когда-нибудь заговорит, но потом он прошептал низким и смертоносным голосом:

— Ты думал, что можешь прикасаться к моей жене? — в его тоне было такое обманчивое спокойствие, которое сейчас пугало больше, чем что-либо другое.

Мой грозный муж посмотрел на меня, его взгляд задержался на моей шее, где мужчина схватил меня. Шея пульсировала и болела, и я знала, что она покраснела и, возможно, к утру появятся следы.

— Я не знал, что она твоя…, — сказал мужчина по-английски, отвечая Николаю.

— Ты не знал, что она моя? — Николай прервал его и достал из кармана нож, лезвие которого на секунду заиграло в лучах света, падающего из основной части зала. — Ты не знал, что она моя, — повторил он, негромко, ровным голосом, словно задавая вопрос в разговорной манере.

Оторвавшись наконец от земли, мужчина попятился назад, но бежать было некуда. Сбоку — зверь, сзади — стена, а спереди — мой муж, преследующий его.

— Ты трогал ее, — Николай остановился и опустил взгляд на свой нож, проведя пальцем по лезвию. — И за каждую отметину, которую ты оставил на ее теле, я буду резать тебя, отрывать от тебя кусочек.

И это было единственное предупреждение Николая. Он запустил руку в волосы мужчины, откинул его голову назад и принялся отрывать от него куски плоти, которые бросал на землю с отвратительным мокрым звуком, когда они ударялись о цемент.

Мужчина кричал, умолял, просил и плакал. Но его рыдания не были слышны за ревом толпы. Но я была уверена, ему бы все равно не помогли, не тогда, когда у руля стоял Николай.

Я не представляла, как долго это продолжалось, но этого хватило, чтобы я почувствовала в воздухе вкус крови, медный привкус, который обволакивал горло и вызывал рвотные позывы.

И когда мужчина лежал на земле, едва дыша, а его кровь растекалась вокруг него и тянулась ко мне, я с ошеломлением и болью наблюдала, как Николай схватил одну из его рук и начал отрезать подушечки пальцев.

Он сделал это со всеми десятью пальцами, и мужчина издал последний булькающий звук, когда ему перерезали горло, а его глаза уставились в пустоту.

Николай вытер лезвие о куртку другого парня, убрал его в карман и повернулся ко мне лицом. Я настолько была потрясена тем, чему только что стала свидетелем, мне казалось, я плыву под водой, не в силах дышать, мое тело было почти лишено чувств.

Долгие секунды он не двигался, просто смотрел на меня. Не разрывая зрительного контакта, он что-то сказал горе-человеку позади себя, и через секунду мы остались одни. Но это длилось всего несколько минут, а потом подошли двое мужчин и утащили оба тела.

Я прикрыла рот рукой, глядя на темный, насыщенный кровью след позади них.

— Принцесса, — сказал Николай, и в его голосе прозвучала странная нотка.

Когда я оглянулась на него, то заметила, что выражение его лица было отрешенным. Он что-то скрывал. Маскировал свои чувства. Но я была слишком потрясена случившимся, чтобы разбираться в этом подробно.

Поэтому я позволила ему обхватить себя за плечи, поцеловать в макушку и вывести из подземного зала для нелегальных боев, подняться по лестнице, выйти через двери и вернуться в коридор главного заведения.

Именно тогда шум снова нахлынул на меня. Звуки женского хихиканья, звон бокалов заполнили мою голову. Я несколько раз моргнула, и мир вокруг меня восстановился. Казалось, что то, чему я только что стала свидетелем, произошло с кем-то другим. Элегантность и роскошь окружали меня сверху донизу. Исчезли запах и вкус крови в воздухе, насилие и крики, заполнившие мою голову.

Как никто не слышал, что происходило внизу? Как никто не знал, что происходит в глубине этого места?

Мужчина, который поначалу охранял вход в коридор, оглянулся через плечо и опустил брови. Он посмотрел на нас двоих, затем повернулся лицом к нам и протянул руки. Он начал быстро говорить по-русски с Николаем, и все это время Николай обнимал меня, прижимая к себе.

— Дай мне минутку, — сказал он, и прежде чем я успела задать ему вопрос, он обхватил рукой мой подбородок и откинул голову назад, чтобы прижаться ртом к моему.

Другой рукой он провел по моему позвоночнику и обхватил мой затылок, проводя пальцами по коже головы и запутываясь в прядях. Он целовал меня долго, медленно и глубоко, и все вокруг исчезло.

Мой страх, тревога и шок от того, чему я была свидетелем, — все это растаяло под натиском его рта, поглощающего мой. Он медленно отстранился, томительно провел языком по моей верхней и нижней губе. Он снова провел языком по моим губам, и я поняла, что он делал это каждый раз, когда мы целовались, как будто отмечая меня.

Он полностью отстранился и посмотрел на меня сверху вниз, на его лице все еще сохранялось странное выражение. А затем он направился к охраннику, стоявшему в нескольких футах от него. Я поднесла руку ко рту и коснулась губами своих покалывающих губ, мое тело стало легким, а киска — горячей. Шокированный возглас вырвался из меня, когда Николай быстро врезал кулаком в челюсть мужчины.

По короткому коридору разнесся треск, и я попятилась назад, глядя на то, как Николай продолжает раз за разом наносить удары кулаком по лицу мужчины.

— Остановись, — мой голос был хриплым. — Николай. Ради Бога, остановись, — я уже кричала, слезы текли по щекам. Он повернулся ко мне лицом, его грудь вздымалась и опускалась, взгляд был холодным, жестким и мертвым.

— Он не защитил тебя, — сказал он без малейшего сомнения. — У него была единственная долбаная задача, и он ее, блядь, не выполнил.

Я покачала головой, прежде чем он закончил.

— Это не его вина. Это не его вина.

Мне казалось, что я повторяю эти слова снова и снова.

— Ты не должен этого делать. Ты не должен, — я вытянула руки вперед, ладонями вверх, медленно двигаясь к нему. Я не знала, почему мне показалось, что это хорошая идея: новая кровь и запёкшаяся кровь, жестокий взгляд на его лице.

Но чем ближе я подходила, тем ниже опускались его брови, как будто он был озадачен моим приближением, как будто не понимал, почему я рискую находиться так близко к одичавшему существу.

Я не знала, какое воспитание было у Николая или его брата, но могла себе представить. Быть мужчиной в Коза Ностре означало, что тебя воспитывали безжалостным, без любви и с суровым кулаком наперевес.

Представляю, как это было в Братве. Я представляла себе маленького Николая в детстве, его темные волосы взъерошены, голубые глаза смотрят в ужасе, когда отец заставляет его делать немыслимые вещи. Я представляла, как его лишали невинности, кусочек за кусочком, слой за слоем, пока не сформировали человека, который стоял сейчас передо мной.

Избивать до полусмерти кого-то за то, что не заметил, как я улизнула.

— Это моя вина. Не его. Ты не должен этого делать, — я заговорила тихим и мягким голосом, потянулась и обхватила его лицо с обеих сторон. Я чувствовала щетину под ладонями, и слышала, как замедляется его дыхание по мере того, как проходят секунды.

Я не решалась взглянуть на человека, на которого он только что напал, но слышала, как тот шевелится, стонет и ворчит, поднимаясь с земли. Не глядя на него, я сказала ровным, спокойным голосом:

— Тебе нужно уйти. Ты должен оставить меня и моего мужа наедине.

Николай зарычал, и я прищелкнула языком.

— Эй, сосредоточься на мне. Он никто, ясно? Он никто.

К счастью, мужчина не стал задавать вопросов и молчал. Он продолжал двигаться медленно и уверенно, вероятно, понимая, что Николай находится на грани срыва и использует насилие, чтобы донести свою точку зрения, потому что это все, что он знал, все, чему его когда-либо учили.

— Все в порядке. Я в порядке, — я провела пальцами по его скулам и, слегка надавив, наклонила его голову к себе, чтобы провести губами по его губам.

На шее и на белом воротнике его рубашки были брызги крови. Но мне было все равно. Я не могла отвлечь его от проблемы.

Несмотря на то, что мне следовало бояться его, опасаясь, что он использует эту силу против меня, я знала — он не тронет ни одного волоска на моей голове.

— Отвези меня домой, — снова прошептала я, и он вздохнул, словно выпуская на волю сдерживаемую агрессию, которая держала его в клетке. Я знала, что такого человека, как Николай, — то, что он видел и делал на протяжении всей своей жизни, — невозможно «вылечить».

И я не хотела этого.

Я просто не хотела, чтобы тьма поглотила его целиком.