Глава 17

Марианна спустилась в гостиную бледная, с глубокими тенями под глазами.

– Как ты себя чувствуешь, Марианна? – сочувственно спросила Рамона.

– Меня мучали ужасные сны. Я все время просыпалась. Помнишь, мальчика с лотерейными билетами?

– Да, конечно.

– Недавно у театра я снова встретила его. Этот мальчик поразил меня, Рамона. И мне каждую ночь снится, что это мой сын.

– Сны на жизнь не похожи, как бы нам этого ни хотелось.

– Не знаю почему, взгляд этого мальчика напомнил мне Луиса Альберто. Меня преследует мысль, что этот мальчик действительно мой сын.

– Опомнись, Марианна. Почему ты решила, что это твой сын? То, что он напоминает тебе Луиса Альберто, еще не доказательство.

– Рамона, сколько можно жить, ничего не зная о нем?

– Нельзя столько лет мучить себя.

– Я уверена, мой сын жив, Рамона!

Бето, как и все последние дни, сидел у постели матери и уговаривал ее потерпеть: он достал лекарство, которое ей помогает. Терзаемая болями, боясь умереть раньше, чем Бето узнает о себе правду, она попросила придти Филипе. Чоли взяла с нее слово, что, если ее не станет, она все расскажет Бето: пусть он тогда разыщет свою мать. Может, и найдет ее. Была у Чоли и еще одна забота: Верхиния, старшая медицинская сестра, выписала новый рецепт на лекарства, которые нужно непременно купить: иначе ей грозила тяжелая операция, сказала она. «Они решили что у нас денег куры не клюют», – сердито подумала Чоли и сунула рецепты под матрац.

Но Верхиния оказалась настойчивой.

– Вам принесли лекарства, которые выписал доктор Михее? – снова спросила она.

– Нет, сеньорита Верхиния.

– Ой, кошмар, – сестра покачала головой. – Ведь они вам крайне необходимы. У вас плохие анализы, без них мы не спасем вашу ногу.

– Пусть так и будет. У меня нет больше денег.

– А у ваших родных?

– Мы бедные, сеньорита. Бето, мой сын, зарабатывает тем, что продает лотерейные билеты. Что может сделать мой мальчик, если каждый раз на лекарства нужно столько денег?

– Поймите, их надо как-то раздобыть, – настаивала Верхиния.

– Да я обойдусь. Зачем мне эти ваши лекарства? Увидите, я и без них поправлюсь.

– Доктор Михее сказал, что оперировать нужно уже на следующей неделе, иначе может начаться гангрена и вам грозит ампутация ноги.

– Аи, пресвятая дева, не говорите этого, сеньорита Верхиния. Я больше не могу обременять моего мальчика. Будь что будет.

– Вы что, хотите умереть?

– Может, если я помру, ему станет легче.

– Ну что вы, сеньора Чоли! Вам надо жить. Он вас очень любит. Кроме вас в этом мире у него никого больше нет.

– Да, это правда.

– Поверьте мне, донья Чоли, другого выхода нет. Ваш сын должен достать эти лекарства. Во что бы то ни стало.

Сестра Верхиния от всего сердца сочувствовала этой терпеливой, улыбчивой даже в несчастье, женщине. Но что она могла поделать: никому нет дела до их бедняков пациентов.

Марисабель вбежала в гостиную и, не замечая, что Марианна плохо себя чувствует, засыпала ее вопросами:

– Мама, я родилась здесь? Марианна помедлила. Потом сказала:

– Да, Марисабель. В этом доме.

– Жалко, что ты не родила мне братишку. С ним было бы веселей.

– Это было невозможно.

– А вот у меня детей будет очень много.

– Ты говоришь так потому, что не знаешь сколько проблем с ними возникает.

– Мамочка, а тебе со мной было трудно?

– Нет, ты была очень спокойной, очень славной девочкой.

– Я помню, со мной всегда играл только папа, а ты закрывалась в своей комнате и сидела однэ. Послушай, а где сейчас Сара? – неожиданно спросила она.

– Не знаю. Наверное, нашла работу получше или уехала куда-нибудь.

– Я была очень рада, когда она ушла. Помню, все тогда обрадовались. Даже папа. Он очень страдал из-за твоей болезни, ведь он тебя любит.

– Твой папа чудный, Марисабель. И я люблю его.

– Мама, расскажи, что было до того, как я родилась?

– Ах нет, как-нибудь в другой раз. И дня не хватит, чтобы рассказать обо всем. У меня много дел, Марисабель. – И Марианна вышла из гостиной.

«Странно, когда я прошу рассказать о том, что было раньше, у мамы всегда оказывается много дел», – подумала Марисабель.

Лечащего доктора беспокоило состояние Чоли. Он вызвал Верхинию в свой кабинет, чтобы поговорить об этой больной.

– Почему-то у сеньоры опять плохие анализы, – сказал он. – Вы делаете ей уколы, которые я прописал, Верхиния?

– Простите, доктор, лекарства у сеньоры уже давно кончились и новых не принесли. Они бедные люди, сыну не на что их купить.

– А что же прикажете делать мне? Боюсь, у этой сеньоры может начаться гангрена. Придется ее оперировать.

– Она согласна на операцию.

– Надо будет сделать ей переливание крови до и после операции.

– Кровь можно взять у ее сына или у подруг, которые к ней приходят.

– Хорошо. Будем оперировать. Анализы не позволяют больше ждать. Попросите мальчика подыскать доноров. Операция утром в понедельник. Готовьте сеньору.

– Да, доктор, хорошо.

Верхиния с жалостью смотрела на лицо Бето. Она понимала, как тяжело ему приходится: изнурительная работа и постоянная тревога за мать. Если бы хоть чем-то можно было ему помочь!

– Что-нибудь случилось, сеньорита? – встревожился Бето.

– Видишь ли, – мягко сказала она, – в понедельник будут оперировать твою маму. У нее очень плохо с ногой: может начаться гангрена. Ей нужно сделать два переливания крови: одно до операции, другое после.

– Но почему доктор так торопится?

– Потому что ждать больше нельзя. Ее состояние резко ухудшилось, а лекарств, которые ей помогают, у нас нет.

– Мама знала, что у меня нет денег на лекарства и поэтому ничего мне не сказала.

– Надо было спросить меня.

– Я от нее этого не ожидал. – Бето виновато взглянул на сестру.

– Могу сказать, что теперь твоей маме поможет только операция. Ладно, ты доноров найдешь?

– Да, сеньорита, конечно. Думаю, Филипе согласится.

Бето возвращался домой усталый, измученный, с запавшими от горя глазами. Он давно забросил занятия и даже сожалеть о них ему было некогда. Все силы и время отдавал он поиску заработка денег, без которых не выжить той, что для него дороже всех на свете.

Как ни старался Луис Альберто забыть о разговоре с Сарой, ее угрозы не выходили у него из головы. И как ни старался он спрятать от Марианны свою тревогу, она все-таки заметила ее.

– Уже несколько дней тебя что-то мучает, – сказала она. – В чем дело? Поделись со мной.

– Понимаешь, я думаю о том, что произойдет, если Марисабель узнает, что мы не настоящие ее родители.

– Для нее это будет страшным потрясением, – сказала удивленная Марианна. – Она гордится нами. К тому же она очень избалованна. Луис Альберто, но почему она должна это узнать?

– И все-таки когда-нибудь Марисабель выйдет замуж и узнает, что она наша приемная дочь. Мы должны будем сказать ей это.

– Но я не хочу, чтобы Марисабель узнала это.

– Может, ты и права. Надо постараться уберечь ее от жестокой истины.

– А разве кто-то собирается ей это рассказать?

– Да нет, никто.

– Эту тайну знают только Рамона, Мария, ты и я. Правда, – Марианна замялась, – есть еще одна особа… Вот она-то как раз и может все испортить. Я говорю о Саре. Может, она пригрозила тебе сказать правду Марисабель?

Вопрос Марианны застал Луиса Альберто врасплох. Он не хотел тревожить память Марианны неприятными воспоминаниями. Тем более, если это связано с Марисабель.

– Я спрашиваю: ты видел Сару? – повторила Марианна.

– Нет, ты можешь быть спокойна, – как можно более уверенно произнес Луис Альберто.

– Только ей могло бы это прийти в голову. Я в этом уверена, – Марианна понимала, что этот разговор, эти волнения мужа не случайны.

– Я не позволю ей даже близко подойти к Марисабель, – взгляд его стал тяжелым, он стиснул зубы так, что на скулах заиграли желваки.

– Будем надеяться, что она здесь никогда не появится. Как-то сразу постаревший Луис Альберто медленно направился в библиотеку, – он не мог убеждать жену в том, в чем сам, не без основания, сомневался.

Разговор с Луисом Альберто встревожил Марианну. Что-то за этим стоит. Когда речь заходила о Саре, ничего хорошего ждать не приходилось. Она поделилась своей тревогой с Рамоной.

– Луис Альберто боится, что однажды кто-нибудь расскажет нашей дочери правду, и Марисабель узнает, что мы не ее родители.

– Мы ей этого не скажем. А больше рассказать некому, – сказала Рамона, несколько удивленная ее тревогой.

– Ты забываешь, есть еще Сара.

– Сара, наверное, давно о нас забыла. Уже столько лет, как она ушла.

– Нет, Рамона, чует мое сердце: Марисабель узнает правду именно от нее. Только Сара на это способна.

– Я не верю, думаю, все обойдется.

– Ну дай-то бог. Но, клянусь, если она что-нибудь скажет Марисабель, я не отвечаю за себя.

Марианна подняла голову, глаза ее сверкнули, в ней проснулась прежняя девчонка с ранчо.

Все-таки у Чоли был удивительный характер! Она шутила даже на больничной койке.

– Ну вот, – сказала она, – сегодня мне укоротят ногу, ищите тогда деревянную.

– Не волнуйся, мама, я буду носить тебя на руках.

– Ах, Бето, ты говоришь глупости. Что скажут люди? Битый небитого везет.

– Эх, Чоли, – подбадривала ее Филипе. – Мы еще с тобой потанцуем. Дай только пройти моему ревматизму, мы так спляшем…

Вошедшая в палату Верхиния с улыбкой посмотрела на эту веселую компанию.

– Я за вами. Ну что, будем собираться?

– Ой, пора, пора, – засуетилась Чоли.

– И чтобы не шуметь, – предупредила Верхиния.

– Тогда придется мне закрыть рот на замок, сеньорита, – пошутила Филипе.

– Я залеплю его пластырем, – поддержала шутку Верхиния.

– Сейчас меня повезут на собственной машине, – улыбнулась Чоли.

– Прокатись с ветерком.

– На больничной каталке.

– Послушайте, донья Чоли, – сказала Верхиния, – ровно через неделю вы будете бегать, как девочка. Уверяю вас.

В палату вошел доктор. Вот теперь Чоли заволновалась.

– Скорей бы уже все это кончилось, – пожаловалась она, – а то сил нет. Пусть бог решает: жить мне дальше или умереть.

– Ну зачем же вам умирать? – улыбнулся доктор. – Операция пойдет вам на пользу. К счастью, мы ее делаем вовремя и ампутация исключена. – И он повернулся к Верхинии: – ну ладно, жду вас в операционном зале.

Увидев вышедшего из палаты доктора, Бето взволнованно прошептал:

– Филипе, если она умрет, я не знаю, как жить дальше.

Загрузка...