Марианна спустилась в гостиную бледная, с глубокими тенями под глазами.
– Как ты себя чувствуешь, Марианна? – сочувственно спросила Рамона.
– Меня мучали ужасные сны. Я все время просыпалась. Помнишь, мальчика с лотерейными билетами?
– Да, конечно.
– Недавно у театра я снова встретила его. Этот мальчик поразил меня, Рамона. И мне каждую ночь снится, что это мой сын.
– Сны на жизнь не похожи, как бы нам этого ни хотелось.
– Не знаю почему, взгляд этого мальчика напомнил мне Луиса Альберто. Меня преследует мысль, что этот мальчик действительно мой сын.
– Опомнись, Марианна. Почему ты решила, что это твой сын? То, что он напоминает тебе Луиса Альберто, еще не доказательство.
– Рамона, сколько можно жить, ничего не зная о нем?
– Нельзя столько лет мучить себя.
– Я уверена, мой сын жив, Рамона!
Бето, как и все последние дни, сидел у постели матери и уговаривал ее потерпеть: он достал лекарство, которое ей помогает. Терзаемая болями, боясь умереть раньше, чем Бето узнает о себе правду, она попросила придти Филипе. Чоли взяла с нее слово, что, если ее не станет, она все расскажет Бето: пусть он тогда разыщет свою мать. Может, и найдет ее. Была у Чоли и еще одна забота: Верхиния, старшая медицинская сестра, выписала новый рецепт на лекарства, которые нужно непременно купить: иначе ей грозила тяжелая операция, сказала она. «Они решили что у нас денег куры не клюют», – сердито подумала Чоли и сунула рецепты под матрац.
Но Верхиния оказалась настойчивой.
– Вам принесли лекарства, которые выписал доктор Михее? – снова спросила она.
– Нет, сеньорита Верхиния.
– Ой, кошмар, – сестра покачала головой. – Ведь они вам крайне необходимы. У вас плохие анализы, без них мы не спасем вашу ногу.
– Пусть так и будет. У меня нет больше денег.
– А у ваших родных?
– Мы бедные, сеньорита. Бето, мой сын, зарабатывает тем, что продает лотерейные билеты. Что может сделать мой мальчик, если каждый раз на лекарства нужно столько денег?
– Поймите, их надо как-то раздобыть, – настаивала Верхиния.
– Да я обойдусь. Зачем мне эти ваши лекарства? Увидите, я и без них поправлюсь.
– Доктор Михее сказал, что оперировать нужно уже на следующей неделе, иначе может начаться гангрена и вам грозит ампутация ноги.
– Аи, пресвятая дева, не говорите этого, сеньорита Верхиния. Я больше не могу обременять моего мальчика. Будь что будет.
– Вы что, хотите умереть?
– Может, если я помру, ему станет легче.
– Ну что вы, сеньора Чоли! Вам надо жить. Он вас очень любит. Кроме вас в этом мире у него никого больше нет.
– Да, это правда.
– Поверьте мне, донья Чоли, другого выхода нет. Ваш сын должен достать эти лекарства. Во что бы то ни стало.
Сестра Верхиния от всего сердца сочувствовала этой терпеливой, улыбчивой даже в несчастье, женщине. Но что она могла поделать: никому нет дела до их бедняков пациентов.
Марисабель вбежала в гостиную и, не замечая, что Марианна плохо себя чувствует, засыпала ее вопросами:
– Мама, я родилась здесь? Марианна помедлила. Потом сказала:
– Да, Марисабель. В этом доме.
– Жалко, что ты не родила мне братишку. С ним было бы веселей.
– Это было невозможно.
– А вот у меня детей будет очень много.
– Ты говоришь так потому, что не знаешь сколько проблем с ними возникает.
– Мамочка, а тебе со мной было трудно?
– Нет, ты была очень спокойной, очень славной девочкой.
– Я помню, со мной всегда играл только папа, а ты закрывалась в своей комнате и сидела однэ. Послушай, а где сейчас Сара? – неожиданно спросила она.
– Не знаю. Наверное, нашла работу получше или уехала куда-нибудь.
– Я была очень рада, когда она ушла. Помню, все тогда обрадовались. Даже папа. Он очень страдал из-за твоей болезни, ведь он тебя любит.
– Твой папа чудный, Марисабель. И я люблю его.
– Мама, расскажи, что было до того, как я родилась?
– Ах нет, как-нибудь в другой раз. И дня не хватит, чтобы рассказать обо всем. У меня много дел, Марисабель. – И Марианна вышла из гостиной.
«Странно, когда я прошу рассказать о том, что было раньше, у мамы всегда оказывается много дел», – подумала Марисабель.
Лечащего доктора беспокоило состояние Чоли. Он вызвал Верхинию в свой кабинет, чтобы поговорить об этой больной.
– Почему-то у сеньоры опять плохие анализы, – сказал он. – Вы делаете ей уколы, которые я прописал, Верхиния?
– Простите, доктор, лекарства у сеньоры уже давно кончились и новых не принесли. Они бедные люди, сыну не на что их купить.
– А что же прикажете делать мне? Боюсь, у этой сеньоры может начаться гангрена. Придется ее оперировать.
– Она согласна на операцию.
– Надо будет сделать ей переливание крови до и после операции.
– Кровь можно взять у ее сына или у подруг, которые к ней приходят.
– Хорошо. Будем оперировать. Анализы не позволяют больше ждать. Попросите мальчика подыскать доноров. Операция утром в понедельник. Готовьте сеньору.
– Да, доктор, хорошо.
Верхиния с жалостью смотрела на лицо Бето. Она понимала, как тяжело ему приходится: изнурительная работа и постоянная тревога за мать. Если бы хоть чем-то можно было ему помочь!
– Что-нибудь случилось, сеньорита? – встревожился Бето.
– Видишь ли, – мягко сказала она, – в понедельник будут оперировать твою маму. У нее очень плохо с ногой: может начаться гангрена. Ей нужно сделать два переливания крови: одно до операции, другое после.
– Но почему доктор так торопится?
– Потому что ждать больше нельзя. Ее состояние резко ухудшилось, а лекарств, которые ей помогают, у нас нет.
– Мама знала, что у меня нет денег на лекарства и поэтому ничего мне не сказала.
– Надо было спросить меня.
– Я от нее этого не ожидал. – Бето виновато взглянул на сестру.
– Могу сказать, что теперь твоей маме поможет только операция. Ладно, ты доноров найдешь?
– Да, сеньорита, конечно. Думаю, Филипе согласится.
Бето возвращался домой усталый, измученный, с запавшими от горя глазами. Он давно забросил занятия и даже сожалеть о них ему было некогда. Все силы и время отдавал он поиску заработка денег, без которых не выжить той, что для него дороже всех на свете.
Как ни старался Луис Альберто забыть о разговоре с Сарой, ее угрозы не выходили у него из головы. И как ни старался он спрятать от Марианны свою тревогу, она все-таки заметила ее.
– Уже несколько дней тебя что-то мучает, – сказала она. – В чем дело? Поделись со мной.
– Понимаешь, я думаю о том, что произойдет, если Марисабель узнает, что мы не настоящие ее родители.
– Для нее это будет страшным потрясением, – сказала удивленная Марианна. – Она гордится нами. К тому же она очень избалованна. Луис Альберто, но почему она должна это узнать?
– И все-таки когда-нибудь Марисабель выйдет замуж и узнает, что она наша приемная дочь. Мы должны будем сказать ей это.
– Но я не хочу, чтобы Марисабель узнала это.
– Может, ты и права. Надо постараться уберечь ее от жестокой истины.
– А разве кто-то собирается ей это рассказать?
– Да нет, никто.
– Эту тайну знают только Рамона, Мария, ты и я. Правда, – Марианна замялась, – есть еще одна особа… Вот она-то как раз и может все испортить. Я говорю о Саре. Может, она пригрозила тебе сказать правду Марисабель?
Вопрос Марианны застал Луиса Альберто врасплох. Он не хотел тревожить память Марианны неприятными воспоминаниями. Тем более, если это связано с Марисабель.
– Я спрашиваю: ты видел Сару? – повторила Марианна.
– Нет, ты можешь быть спокойна, – как можно более уверенно произнес Луис Альберто.
– Только ей могло бы это прийти в голову. Я в этом уверена, – Марианна понимала, что этот разговор, эти волнения мужа не случайны.
– Я не позволю ей даже близко подойти к Марисабель, – взгляд его стал тяжелым, он стиснул зубы так, что на скулах заиграли желваки.
– Будем надеяться, что она здесь никогда не появится. Как-то сразу постаревший Луис Альберто медленно направился в библиотеку, – он не мог убеждать жену в том, в чем сам, не без основания, сомневался.
Разговор с Луисом Альберто встревожил Марианну. Что-то за этим стоит. Когда речь заходила о Саре, ничего хорошего ждать не приходилось. Она поделилась своей тревогой с Рамоной.
– Луис Альберто боится, что однажды кто-нибудь расскажет нашей дочери правду, и Марисабель узнает, что мы не ее родители.
– Мы ей этого не скажем. А больше рассказать некому, – сказала Рамона, несколько удивленная ее тревогой.
– Ты забываешь, есть еще Сара.
– Сара, наверное, давно о нас забыла. Уже столько лет, как она ушла.
– Нет, Рамона, чует мое сердце: Марисабель узнает правду именно от нее. Только Сара на это способна.
– Я не верю, думаю, все обойдется.
– Ну дай-то бог. Но, клянусь, если она что-нибудь скажет Марисабель, я не отвечаю за себя.
Марианна подняла голову, глаза ее сверкнули, в ней проснулась прежняя девчонка с ранчо.
Все-таки у Чоли был удивительный характер! Она шутила даже на больничной койке.
– Ну вот, – сказала она, – сегодня мне укоротят ногу, ищите тогда деревянную.
– Не волнуйся, мама, я буду носить тебя на руках.
– Ах, Бето, ты говоришь глупости. Что скажут люди? Битый небитого везет.
– Эх, Чоли, – подбадривала ее Филипе. – Мы еще с тобой потанцуем. Дай только пройти моему ревматизму, мы так спляшем…
Вошедшая в палату Верхиния с улыбкой посмотрела на эту веселую компанию.
– Я за вами. Ну что, будем собираться?
– Ой, пора, пора, – засуетилась Чоли.
– И чтобы не шуметь, – предупредила Верхиния.
– Тогда придется мне закрыть рот на замок, сеньорита, – пошутила Филипе.
– Я залеплю его пластырем, – поддержала шутку Верхиния.
– Сейчас меня повезут на собственной машине, – улыбнулась Чоли.
– Прокатись с ветерком.
– На больничной каталке.
– Послушайте, донья Чоли, – сказала Верхиния, – ровно через неделю вы будете бегать, как девочка. Уверяю вас.
В палату вошел доктор. Вот теперь Чоли заволновалась.
– Скорей бы уже все это кончилось, – пожаловалась она, – а то сил нет. Пусть бог решает: жить мне дальше или умереть.
– Ну зачем же вам умирать? – улыбнулся доктор. – Операция пойдет вам на пользу. К счастью, мы ее делаем вовремя и ампутация исключена. – И он повернулся к Верхинии: – ну ладно, жду вас в операционном зале.
Увидев вышедшего из палаты доктора, Бето взволнованно прошептал:
– Филипе, если она умрет, я не знаю, как жить дальше.