Ревность – слепое и малопонятное чувство. В порыве его приступа человек может натворить такое, что спустя долгое время будет с удивлением вспоминать свои слова и поступки, не веря, что он мог сотворить подобное.
Последние полгода Луис Альберто жил словно бы не своей жизнью. И когда пришло отрезвление, ему стало страшно от того, что он натворил.
Его безудержно несло к неведомой ужасной развязке.
Он был словно заговоренный, работал по пятнадцать часов в сутки, чтобы забыться, не вспоминать тот страшный день отъезда из Мехико. Он погружался в дело так, чтобы не оставалось времени на другие мысли. Но едва голова его касалась подушки, как гонимые мысли обступали со всех сторон, не давали забыться хоть коротким сном. Он давно бы подал на развод, но его держало в Бразилии строительство, он должен был завершить намеченный цикл. При первой возможности Луис Альберто вылетел в Мехико. Дверь своего дома он открыл в таком же нервно взвинченном состоянии, в каком находился все последние месяцы. Но увидя измученное лицо Рамоны и ее поседевшую почти до белизны голову, Сальватьерра словно отрезвел… Разговор с падре Адрианом окончательно заставил его убедиться в ошибочности своих подозрений. Теперь главное – найти Марианну. Пошел уже второй день, как ее и ребенка выписали из больницы. Луис Альберто обратился в полицию и через несколько часов уже знал, что Марианна, любимая Марианна, с тяжелейшей душевной депрессией находится в психиатрической больнице. Очевидно из-за какого-то перенесенного нервного шока, удара, сказал доктор. Говорят, бродила в беспамятстве по улицам, и случайные прохожие, увидев, что она не в себе, помогли добраться до клиники душевнобольных… Ребенка с ней не было.
Когда Луис Альберто, захватив с собой паспорт Марианны и документы, удостоверяющие, что она его жена, приехал в клинику, доктор встретил его весьма сухо. Марианна Вильяреаль? Да, поступила вчера. Он, муж, хотел бы убедиться, что это именно она, ведь речь идет о его супруге, он хотел бы увидеть ее немедленно… Это невозможно, доктор считает, что ему сейчас с женой лучше не встречаться. Разумеется, лучше – для нее. Она перенесла сильный эмоциональный шок. Доктор уверен, что она очень скоро придет в себя – молодой организм, он оправится, выкарабкается из этой тяжелейшей ситуации.
Луис Альберто всячески оттягивал вопрос, который волновал его не менее, чем состояние жены: его сын…
Доктор Суарес внимательно смотрел на Сальватьерра… Да, его жена родила сына, здорового мальчика, их выписали из родильного дома вдвоем, но он не знает где теперь ребенок, у кого. Как думает доктор, можно ли спросить об этом у жены?.. Доктор считает, что тяжелейшее потрясение возникло у его супруги именно из-за ребенка: бывает, матери сходят с ума, потеряв его по тем или иным причинам…
Луис Альберто лишился дара речи, молча глядел на доктора.
– Вы хотите сказать, что мой сын умер?
– Нет, я этого не скажу, ибо не знаю. Возможно, ребенка она где-то оставила – ведь, повторяю, к нам ее привели одну…
Вздох отчаяния вырвался из груди Сальватьерра.
– Если бы вы знали, как много значит этот ребенок для меня!
– Не надо так отчаиваться, сеньор. Подождем немного, когда она будет в состоянии отвечать на вопросы, сможет вспомнить, что с ней случилось. А теперь пойдемте, сеньор Сальватьерра! Убедитесь, что Марианна Вильяреаль и женщина, которая попала к нам, одно и то же лицо…
А, это была она, его Марианна… Специальная стеклянная стена, похожая на огромное окно, позволяла видеть, что происходило в соседней комнате. На скамейке рядом с кадкой какого-то экзотического дерева сидели две женщины в одинаковых больничных одеяниях, похожих то ли на халат, то ли на пижаму, и разговаривали. Лицо Марианны было напряженным, каким-то серым, бледным. А глаза!.. В них, ужаснулся Луис Альберто, не светилась жизнь. – Они всегда сияли на ее милом лице, как две звезды. Боже, что он наделал! Что наделал… Разве можно было предположить, чем обернется его бешеная ревность. Могла ли Марианна, так любившая его, так решительно отвергшая все искушения, могла ли она изменить ему. Теперь он понимал это со всей очевидностью: никогда. Но как, как искупить свою вину перед этой, ни в чем неповинной несчастной женщиной.
И снова у Луиса Альберто похолодела душа: невидящим бессмысленным взглядом Марианна равнодушно глядела куда-то в сторону.
Что бы продавщица лотерейных билетов делала без своей доброй соседки Лупиты?.. Чоли, конечно, понимала всю тяжесть груза, который до конца жизни взвалила на свои плечи. Но уж очень соблазнительным показалось ей поступить так, как подсказало ей сердце: никому ничего не сообщая – ни в участок, ни в мэрию, – взять ребенка к себе. А там будь что будет. Ее одинокая душа жаждала любви, тепла, а кто ей все это мог дать, как не усыновленный ею мальчик. Она вырастит его, мир не без добрых людей. Со временем он будет ее помощником, а в старости станет опорой и поддержкой. А пока его надо было кормить, одевать, пеленать. И тут незаменимой ее помощницей стала Лупита, тоже бездетная молодая соседка. Еще не было и семи утра, как Лупита стучала в ее дверь, неся малышу завтрак – свежее молоко.
– Спасибо тебе, дорогая, – растроганно благодарила Чоли.
– А где наш ребенок?
– Он пока спит.
– Какой он хорошенький, донья Чоли!
– Да, твоя правда, Лупита! У меня тут остались лотерейные билеты, нужно пойти их продать. Я быстренько вернусь. Посидишь?
– Можете на меня рассчитывать!
– Большое тебе спасибо. Но смотри, чтобы муж не рассердился.
– Ай, да ну что вы, донья Чоли! Муж у меня хороший, правда, немного ревнивый. Но если надо кому-то помочь, он не сердится никогда. Ведь мальчик для нас всех, все равно что сын. Нет, он не будет сердиться. Правда, у меня хлопоты по дому, если вы не против, я возьму мальчика к себе.
– Послушай, Лупита, я пойду продавать билеты в парк. На то же место. Может быть, случайно встречу его мать.
– Ах нет, донья Чоли, не советую! Не надо ее искать. Оставьте ребенка себе.
– Но, Лупита, ты представляешь, что такое ребенок на руках бедной женщины? Такой, как я? Его нужно кормить, одевать, нужна кроватка. А где я ее возьму?
– Об этом я уже подумала, донья Чоли. Как вы считаете, сколько мне дадут за эту цепочку, если ее сдать в ломбард? – Лупита показала на тонкую цепочку, висевшую на шее. – Я заложу еще и колечко. Этих денег, думаю, хватит и на кроватку и на одежду.
– Ну, а если муж тебя спросит: где все твои драгоценности?
– Пусть это вас не волнует. Цепочку и колечко мне подарил папа, когда мне исполнилось пятнадцать лет.
– Боюсь, что много тебе за них не дадут. Они в ломбарде такие все жадные.
– Ну, тогда попросим кроватку в кредит. Соберем со всех деньги. Никто ведь не откажется помочь.
– Да, конечно, ты, наверное, права.
Едва Лупита пришла домой с ребенком на руках, как ее муж, о котором она только что сказала Чоли столько добрых слов, набросился на нее.
– Этого нам только не хватало! Заботиться неизвестно о чьем ребенке, о подкидыше!..
– Хватит, Аурелио. Ты ведь хороший человек и не притворяйся жестоким.
– Я же сказал, что мне нужны свои дети, а не с улицы. Не можешь родить, проживем и так. От этих детей одни неприятности.
– Какой же ты эгоист, Аурелио!
– И убери его с кровати. Еще наделает под себя. Как я потом спать-то буду здесь?
– Да, подавись ты своей кроватью, матрасом и покрывалом! И своим домом, если хочешь. У Бетито будет и кроватка, и все!