Божественный яд

ГЛАВА 1. Добыча сырья: правила времени, правила места

Безгрешный есть ли человек? Скажи!

Нам без греха прожить ли век? Скажи!

За зло спеша карать нас злом, скажи:

Святее нас ты в чём? Скажи! Я даю вам горькие пилюли в сладкой оболочке.

Сами пилюли безвредны, весь яд — в их сладости.

Станислав Омар ХайямЕжи Лец

Анина Морнхут, достойная фрау и почтенная мать семейства, не имела магического дара и магию недолюбливала, но давно уже привыкла считаться с её существованием. Одним из этих вечных компромиссов являлась необходимость заходить в мастерскую, порой по нескольку раз в день, поэтому зловещее и пропитанное резкими неприятными запахами место давно уже не пугало и не казалось преддверием Бездны. Однако удовольствия эти визиты не доставляли, поэтому женщина позволила себе короткую гримасу недовольства до того, как повернуть ручку.

Вошла она, как обычно, без стука, тихонько, и сначала внимательно пригляделась, что происходит внутри. Да, она была далека от магии, химии и механики, но когда в твоей семье три фанатичных изобретателя, за одним из которых ты замужем уже больше тридцати лет, волей-неволей выучишь технику безопасности и одно из самых главных её правил: не говорить под руку. Полбеды, если соскочит отвёртка или деталь ляжет как-то не так, а если, не дай Защитник, в этот момент в руках колба с кислотой?

Однако сейчас в мастерской было непривычно тихо. Обычно здесь что-то щёлкало, пыхтело, клокотало и позвякивало, а то и вовсе клубился едкий пар и грозно гудела огромная вытяжка. Но сейчас тишину нарушало только шуршание бумаги. Анина перевела дух и уверенно шагнула внутрь, с укором рассматривая ссутуленную спину дочери: опять без корсета, опять носом в книжке, опять в этом ужасном синем безобразии!

«Безобразие», впрочем, смущало почтенную фрау меньше всего: она понимала, что в этом месте разумнее находиться в потёртом рабочем халате, чем в платье, приличном для девушки из хорошей семьи.

Но эта спина…

— Идана, ап! — не выдержала достойная мать семейства.

Дочь сначала резко выпрямилась и только через мгновение обиженно обернулась.

— Матушка, ну я же не собака! Что ещё за «ап»? Вы бы меня ещё за апортом послали!

— Но ведь работает, — позволила себе лёгкую улыбку Анина, любуясь тем, как младшая из трёх её детей обиженно дует губы и нервным, очень знакомым и любимым, совершенно отцовским жестом поправляет небольшие круглые очки. — Если бы не приходилось тебя одёргивать и ты не имела привычки водить по своим схемам носом, то, может быть, и в очках не было бы надобности.

Она приблизилась и, не удержавшись, пригладила встопорщенные светлые кудряшки. Идана не стала уворачиваться от этого жеста, улыбнулась.

— Матушка, вы ведь знаете, что это не помогло бы. Волдо никогда не корпел над чертежами и не любит мастерские, однако у него тоже плохое зрение. Это наша семейная черта!

— Кто знает? Защитник милостив и добр.

— Да, словно у него других дел нет, как только и следить, кто при каком свете читает, — развеселилась Идана. Подобный разговор происходил у них с завидным постоянством, и ни одну это не беспокоило. — А вы просто так зашли или что-то случилось?

— К ужину прибудет королевский посланник, и я хотела предупредить тебя об этом. — Мать посмотрела на дочь со значением, выразительно приподняв бровь.

— Да, матушка, — обречённо вздохнула Идана, поглядела на часы над столом. — Не волнуйтесь, я не уроню фамильную честь, — слабо улыбнулась она ещё одной давней семейной шутке. — А чем мы обязаны такому визиту? Надеюсь, фабрика…

— О нет, не волнуйся, с делами фабрики это никак не связано, а если и связано, то вряд ли это грозит какими-то неприятностями. Тон письма явно благосклонный, да и его появление к ужину — хороший знак, сама понимаешь. Хотя я заинтригована, потому что оно сопровождается настойчивой просьбой не распространяться об этом визите и исключить присутствие посторонних. Отец обещал успеть к ужину. Надеюсь, что он не отвлечётся на очередной свой конструкт и не забудет о семье. Ида, милая, надень бирюзовое платье, оно очень тебе к лицу. Я через полчаса пришлю в твою комнату горничную.

— Хорошо, матушка, — вновь обречённо вздохнула Идана и, бросив последний тоскливый взгляд на разложенные чертежи, поднялась из-за стола. — Приму пока ванну.

Предлагать горничную прямо сейчас Анина, конечно, не стала. Она знала отношение дочери к подобному, поэтому просто поцеловала свою девочку в висок и попрощалась с ней до ужина.

Бойкая, уверенная в себе и смешливая, Ида последние семь лет старалась не раздеваться при горничных, и у неё имелся для этого весомый повод, о котором в семье тактично помалкивали. Поначалу она сильно смущалась, чему способствовала и реакция пугающихся девушек, а потом уже просто привыкла.

Восемь лет назад очаровательная дебютантка и завидная невеста Идана Морнхут сломала себе жизнь. С посторонней помощью, но, по совести, винить в этом стоило только себя, чем Ида в первое время и занималась. Недолго; лёгкий и боевой характер не позволил долго придаваться унынию даже по серьёзному поводу, а всё остальное сделала безоговорочная поддержка семьи.

Первый год был самым сложным, а потом Идана научилась с улыбкой встречать насмешки, научилась получать удовольствие от пикировок и эпатирования общества, почти ни о чём не жалела и любила свою нынешнюю жизнь. Однако горничные в её ванную больше не допускались.

Восемь лет назад Идана Морнхут имела глупость влюбиться в прохиндея. Она, как это свойственно горячей юности, отказывалась внимать увещеваниям родителей и попросту не слышала всего того, что говорили о предмете её восхищения, полагая всё это если не ложью, то как минимум зашоренностью и занудством чрезмерно заботливых родителей. При этом девушкой она была сообразительной, но, на собственную беду, проявила это качество совсем не там, где стоило бы. Ида сделала вид, что послушалась, а сама научилась ловко скрывать развивающийся роман.

И вскоре согласилась на побег.

Конечно, возлюбленный обещал жениться, иначе Идане хватило бы благоразумия отказаться. Но обещать — не значит сделать, и честь её оказалась безвозвратно погублена, потому что до женитьбы дело не дошло. Ни сразу, ни после, когда беглянку отыскала родня: мерзавец словно в воду канул.

И правильно сделал, потому что неизвестно, как бы с ним разобрались старшие братья девушки. И дело было не только в её репутации.

Увы, потеряв честь, Ида ко всему прочему умудрилась во время побега неудачно упасть с лошади и повредить при этом ногу. У её «возлюбленного» не было денег на мобиль, даже наёмный, по железной дороге они бы далеко не убежали, а в седле Идана держалась очень плохо.

Трагедия произошла на малоезжей дороге вблизи крошечной деревушки, в которой имелась всего одна паршивая дешёвая гостиница, а приличного врача не было на два десятка миль вокруг. Из всей медицинской помощи в деревне имелась только подслеповатая бабка со своими травами и её маковая вода. «Возлюбленный» бросил девушку в этой гостинице и якобы отправился за врачом, но, конечно, никого не привёл.

Когда на след Иданы вышли, и в гостиницу примчался её старший брат, Волдо, Ида горела в лихорадке и вообще не понимала, где находится и что происходит. За ней ходила одна из сердобольных подавальщиц, и только благодаря ей фройляйн Морнхут не смыла свой позор смертью, как было принято в древние времена.

Поначалу она даже жалела, что этого не случилось. Когда Волдо привёз её домой, диагноз семейного врача оказался суров и однозначен: гангрена. И, кроме чести, Идана лишилась левой ноги до коленного сустава.

На её счастье, отец, Адарик Морнхут, талантливый техномаг, всю свою жизнь посвятил как раз совмещению живой и механической плоти, и для дочери он создал шедевр. Протез прижился быстро и легко, слушался как живой и весил почти столько же, сколько нормальная нога, и Ида о нём частенько даже забывала. Она не то что уверенно ходить — бегать могла. Но для высшего света такой изъян по значимости вполне мог потягаться с утратой девичьей чести.

Первые пару месяцев было очень тяжело, а потом Ида наконец осознала, насколько сильно ей повезло с семьёй. Её не осуждали и всячески поддерживали, и ни от родителей, ни от братьев она не услышала ни слова упрёка. Никто даже не заикнулся о том, чтобы попытаться «прикрыть позор» спешным браком с кем-то непритязательным, хотя Адарик Морнхут был достаточно богат для того, чтобы купить дочери вполне приличного мужа. Он не пожелал и слышать о таком решении и, вместо того чтобы стыдливо припрятать грязное бельё, окончательно махнул рукой на кривотолки и привлёк дочь к семейному делу, благо дар она тоже унаследовала.

Время подтвердило прозорливость отца семейства, особенно когда всё же нашли несостоявшегося мужа и выяснилось, что побег Иды был не случайностью, а происками одного давнего неприятеля Морнхута, который попытался насолить хоть так, через дочь. Но вывести врага из равновесия и внести разлад в семью не удалось, он только добился появления у «Конструктов Морнхута» ещё одного талантливого техномага и, что особенно важно, инженера, каковым показала себя Идана. Потому что техномагия — это только способ изменить свойство материала, а вот как именно это сделать — вопрос посерьёзнее. За тот самый тяжёлый первый год она обрела равновесие — в технике и семье, — и снова почувствовала себя счастливой.

Возможно, если бы у неё имелись сёстры, этот побег бросил бы серьёзную тень на их репутацию и испортил им жизнь, но двух старших братьев подобный скандал затронул мало. Им скорее сочувствовали, что не удалось настигнуть мерзавца и поквитаться.

Со временем Идану опять начали принимать в свете, правда, только в роли диковинки. Со временем Ида начала принимать приглашения и получать от них удовольствие, давая хозяевам вечеров желаемое: развлечение.

Она не танцевала. Демонстративно приходила с тростью и хромала, под настроение на разные ноги. Отпускала сомнительные шутки, громко смеялась, не отрицала наличия у себя любовников, играла в карты, спорила, порой даже курила — ей не нравилось это занятие, но смотрелось уместно. В общем, она делала всё то, что не позволено делать незамужней девушке, и, несмотря на пересуды и кривотолки, имела определённый успех. Ни один достойный мужчина не стремился взять её в жёны, но внимание она привлекала и регулярно получала непристойные предложения. Порой даже задумывалась о том, чтобы согласиться, но так ни разу и не зашла дальше откровенного флирта.

Не потому, что ей было стыдно, а потому, что это казалось… трусостью? Словно приняв одно из этих предложений, она бы сдалась и окончательно отчаялась найти… кого-то. Не того, кто будет для неё любовником или средством для выведения пятен на репутации, а кого-то большего. Того, кем был отец для матери. Того, с кем приятно идти по жизни рука об руку. Ведь ей всего двадцать пять, она хороша собой, и ей совсем не хочется стариться в одиночестве, приживалкой в доме кого-то из братьев…

И не только стариться, она ведь заслуживает любви! Хотя бы немного. Хочет ухаживаний, хочет свиданий, хочет поцелуев. Да, однажды она ошиблась и совершила большую и страшную глупость, но почему она недостойна второго шанса?..

Только пока он не выпадал, и всё свободное время Идана проводила в мастерской или на фабрике. Конечно, Адарик Морнхут не был готов оставить семейное дело дочери и не вводил её в дела целенаправленно, у него было на кого положиться: основным наследником, не в обиду старшему, считался средний, Рабан. Но дочь имела несколько патентов и работала над личными проектами, которые тоже шли в дело.

К Рабану и его нынешней работе, к слову, отлично подходила старая пословица «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Трагедия с сестрой отрезвила бунтующего юношу, примирила все их мелкие, но острые разногласия с отцом, сплотила семью. А потом, помогая загружать Иду делами, Рабан и сам незаметно втянулся.

***

Идана, помня о скором ужине, не позволила себе «ещё минуточку»: она прекрасно знала, что минуточки не выйдет, она увлечётся и непременно опоздает, а расстраивать маму не хотелось, не так уж часто она о чём-то просила. Ида собрала схемы, справочники и записи, сложила в аккуратную стопку наброски, повесила на крючок у двери любимый халат и погасила свет. Потом закончит, это не срочно, просто личные маленькие развлечения.

Мысли всё полнее занимало письмо, которого она не видела, и флёр тайны, его окутавший. Пусть она доверяла опыту матери и повода для паники действительно не существовало, но успокоиться не получалось. Королевские посланники не наносят визиты просто так.

Внутри прочно засела уверенность, что причина этого беспокойства в ней, Идане. Она пыталась убедить себя, что у короля полно других забота, а она — не из тех персон, кого Защитник держит за руку и кто может быть интересен короне, но избавиться от тревоги не получалось.

Да и Милза, молоденькая смешливая горничная, была удивительно молчалива и старательна. Это наверняка объяснялось просто: девочка получила очередной нагоняй от экономки и пока ещё пыталась соблюдать требуемую дисциплину, с ней это случалось до пары раз в неделю. Но именно сегодня такое совпадение казалось зловещим, пусть и было очень кстати: длинные светлые волосы Иданы вились мелко, словно руно, и мороки с ними было много.

Чесать сухие — значило превращать их в облако пены, а красивые кудряшки получались только в одном случае: если расчёсывать их мокрыми. И это в любом случае требовало терпения и времени, даже если использовать незаменимое в таком деле драгоценное масло аллейвы. Его привозили из соседнего Илаатана, отношения с которым были насторожёнными, а пошлины — высокими. Лёгкое и нежное, это масло не утяжеляло волосы, делало их более гладкими и послушными и тем заметно облегчало жизнь горничной и её молодой хозяйке. И, конечно, кошелёк её отцу, но Адарик Морнхут не экономил на своих любимых женщинах и охотно их баловал.

Отец искренне радовался, что дочь взяла волосы от матери: это явно был более удачный выбор для девушки, чем его собственный тускло-пепельный цвет и посредственная густота. Правда, в такие моменты, как сейчас, Идана готова была с ним поспорить, но молчала, изображая приличную дочь. Всё равно ничего не исправить, а порадовать отца никогда не лишне.

Белые кудряшки достались всем детям, но сыновья стриглись коротко и мучений сестры не знали. А вот глаза все трое взяли как раз у отца: тёмные и выразительные, мшистые, зеленовато-карие, они, к сожалению, достались вместе с плохим зрением.

Не жаловалась Идана и на своё лицо с пухлыми губами и немного курносым носом, как раз по нынешней моде, и с полным правом считалась красавицей. И пусть эта красота не принесла счастья, зато в зеркало на себя Ида смотрела с удовольствием. Бирюзовое платье с белым кружевом и мелкими жемчужными пуговками сидело отлично, заколка с аквамарином блестела в пене собранных в высокую причёску волос — и самого короля не стыдно встретить, не то что его посланника.

Важным гостем оказался пожилой медлительный мужчина с тяжёлой походкой, одышкой и военной выправкой, а вернее — её остатками. В молодости он наверняка был блестящим офицером и грозой женских сердец, но сейчас блестела в нём только лысина.

За столом он держался без заносчивости и чванства, как хороший гость, а Морнхуты — как положено достойному семейству. Родители поддерживали разговор, Рабан порой вставлял нейтральные замечания, а Идана помалкивала. Вести мирную застольную беседу с посторонними она умела, но практиковалась в этом редко, больше в остротах, поэтому сейчас считала за лучшее не высовываться, чтобы не ляпнуть от волнения какую-нибудь глупость.

Отсутствовал только самый старший из сыновей, Волдо, он избрал офицерскую стезю и сейчас нёс службу на севере, вполне довольный собственной жизнью. Карьера его шла в гору, да и в остальном пользовался благосклонностью судьбы: полгода назад он женился, и, судя по письмам, браком был доволен.

Разговор вертелся вокруг основных светских тем. Ρанней и бурной весны и ожидания, каким будет лето. Недавней смелой премьеры в Королевском театре, где поставили провокационную историю о любви нежной и юной графской дочери и молодого князя из Илаатана. Свет вот уже неделю бурлил, матроны закатывали глаза, а юные девушки вдруг начали восхищаться порочной красотой смуглых и черноглазых илаатов. Кто-то пророчил скорое изменение репертуара, но к истории неожиданно благосклонно отнёсся король, и та продолжала смущать умы юных девиц и их почтенных матерей.

Мужчины, как водится, коснулись и тревожного вопроса, бурной деятельности бородатых коротышек из северного Грундабрада, которая неприятно пахла скорой войной. Соседи давно хотели пробиться к Зелёному морю, тёплые, разогретые подводными вулканами волны которого омывали Илаатан и Трант. Хотели бы и на запад, к океану, но тамошний сосед был крупнее и злее, и с ним коротышки ссориться не рисковали. Гномов уважали, но не любили, и некоторые радовались возможной сваре, надеясь им хорошо наподдать. Другие были осторожны и опасались, как бы не наподдали родному Транту, который вряд ли мог тягаться с грозным северным соседом. Идана лучше бы послушала эту беседу, тем более гость явно понимал в политике и военных вопросах, но фрау Морнхут проявила бдительность и быстро отвлекла на другое мужчин, увлекшихся неподобающей для застолья и общества дам темой.

После ужина хозяйка пригласила всех расположиться в гостиной, чтобы дамам подали чай, а мужчины могли выпить чего-то покрепче. От чего, однако, отказались все. Гость сослался на нездоровье и предпочёл чай, хозяин составил ему компанию, а Рабан не любил пить в одиночестве.

Дольше мучить хозяев неведением гость не стал и, когда слуги ушли, выбрал удачный момент, чтобы заговорить неуловимо другим тоном. Непонятно, что именно изменилось в голосе, но подобрались все.

— Герр Морнхут, мне выпала честь лично вручить вашей дочери вот это приглашение и высокая обязанность объяснить все нюансы, чтобы не возникло какого-либо недопонимания или, спаси Защитник, обиды. Однако прежде, чем я всё это сделаю, хочу ещё раз напомнить: этот разговор должен остаться конфиденциальным. Не навсегда, думаю, через неделю исчезнет необходимость в подобной осторожности, но пока я прошу всех присутствующих дать соответствующее обещание.

— Разумеется, — склонил голову озадаченный и заинтригованный отец семейства. — Необходима клятва?

— О нет, что вы, достаточно слова. Тайна не столь великих масштабов.

— Тогда я обещаю, что ни я, ни кто-то из членов моей семьи не станет распространяться об этом разговоре и этой встрече.

— Прекрасно. — Старик тяжело поднялся, приблизился к сидящей Идане и с коротким поклоном вручил конверт из плотной голубой бумаги с гербовой печатью.

Ида взяла его с вежливым кивком, но ломать печать не спешила, вопросительно посмотрела на отца. Однако на невысказанный вопрос ответил всё тот же посланник.

— С вашего позволения, я сначала объясню, о чём идёт речь, а после вы уже ознакомитесь с приглашением и решите, стоит ли его принять.

— Мы заинтригованы сверх всякой меры, — призналась мать семейства, на что гость ответил лёгкой понимающей улыбкой.

— Я заранее прошу прощения, что мне придётся затронуть неприятные темы, но заверяю, ни у меня, ни тем более у его величества нет намерения оскорблять кого-либо из вас или других достойных граждан нашей страны. Беспокойство о возможной войне с Грундабрадом, к сожалению, не пустая болтовня, оно имеет под собой твёрдую почву. Уже некоторое время мы наблюдаем стремительное наращивание военного потенциала северных соседей, и король понимает, что в нынешних условиях война не просто не выгодна, она разрушительна. Поэтому дипломатический корпус работает над заключением союза с другим соседом, Илаатаном. Да, у нас имеются давние противоречия, но их сейчас гораздо меньше, чем с Грундабрадом. А самое главное, восточные соседи — тоже люди, пусть и несколько отличные от нас. К счастью, в Баад-Натхе тоже считают северную угрозу большим злом, нежели Трант. Вы могли заметить, что в последний год отношения стремительно теплеют, идёт работа с общественным мнением…

— Да, стоит вспомнить хотя бы недавнюю премьеру, которую мы обсуждали, — заметил Адарик Морнхут, заполняя паузу, потому что гость потянулся за чашкой, чтобы смочить горло. — И торговые пошлины заметно снизились.

— Именно так. Кроме политических и экономических взаимных уступок, а также, конечно, военного договора, было решено скрепить союз политическим браком, даже двумя. Младший сын Владыки Илаатана возьмёт в жёны принцессу Мариику, а младший брат нашего короля, принц Абелард, женится на одной из дочерей Владыки. Все молодые люди согласны и готовы к этому шагу, но также было решено несколько облегчить их пребывание на чужбине и придать каждой принцессе свиту не только из надёжных личных слуг, но и из молодых девушек того же возраста, которые разделят участь принцесс.

— Мне казалось, слухи о многожёнстве в Илаатане… — заговорил, хмурясь, Адарик.

— О, прошу простить, я неудачно выразился! — поспешил возразить посланник. — Группа девушек отправится в Илаатан, чтобы выбрать себе там достойных мужей, а девушки оттуда прибудут к нам. Никакого многоженства, Защитник свидетель, всё более чем пристойно. Сейчас составляется список девушек, которые пожелают отбыть в соседнее государство. Помимо того, что это должны быть особы из достойных семей, представленных ко двору, девушка сама должна изъявить желание.

— А если девушка хочет, но родители против? — полюбопытствовал Рабан.

— Разумеется, о её участии не может быть речи, — заверил посланник. — Мы желаем наладить дружеские контакты, а не настроить друг против друга ещё сильнее, обидев дворянские семьи. То приглашение, которое держит в руках фройляйн Идана, говорит о назначенной во дворце аудиенции. Учитывая большую разницу традиций и культур наших стран, посчитали разумным, что на девушек должны взглянуть представители принимающей стороны. Для этого к нам прибыл сам младший принц Илаатана, Сулус Чёрный Меч, и его доверенные лица, а в Баад-Натху отправился его высочество Абелард.

— Именно они будут решать, кто из девушек подойдёт больше, верно? — заговорила Ида. — В случае, если желающих окажется слишком много.

— Боюсь, вы чрезмерно оптимистичны, — улыбнулся королевский посланник. — Набрать бы хотя бы необходимый десяток желающих! Предварительный отбор очень строгий, и по многим аспектам. Благонадёжность, положение семей, достоинства самой девушки. Всё же это дело международного престижа, и не хочется краснеть за свой выбор. Никаких обнищавших аристократов и прочих мошенников или весёлых вдовушек, это не должно выглядеть искупительной жертвой и попыткой пристроить негодных бедных родственниц. Большинство девушек подходящего возраста к тому же уже помолвлены. Подходящих хотя бы по общим качествам набралось едва ли несколько десятков, а хотелось бы, чтобы и девушки были недурны собой, и в Илаатан ехали не как на заклание.

— И когда мы должны дать ответ? — спросил отец семейства.

— Дата аудиенции указана в приглашении, о согласии на неё надо сообщить за день до того. У вас есть время всё тщательно обдумать.

На этом разговор завершился, и хозяин дома отправился провожать гостя, оставив в уютной гостиной растерянную тишину. Сказанное королевским посланником услышали и поняли все, но никто пока не решил, как к этому относиться.

Идана ощущала непонятную пустоту в голове и смятение в душе. Не в силах отвести глаза, словно зачарованная рассматривала королевскую печать — красный сургуч на голубом фоне, красиво. Несколько раз медленно хлопнула конвертом по ладони, словно оценивая его вес и плотность.

Адарик вернулся в своё кресло, обвёл присутствующих задумчивым взглядом и принялся набивать трубку. Курил он нечасто и тем сразу выдал семье, что полностью разделяет общее смятение.

— А король затейник, — со смешком заметил Рабан, поднялся и плеснул себе немного бренди. — Отец? — глянул вопросительно и жестом предложил, но тот лишь качнул головой.

— Сын, выбирай выражения, ты говоришь о короле, — строго одёрнула его мать, но после короткой паузы добавила с неудовольствием: — Не представляю, с чего он решил, будто Ида на такое пойдёт! Можно подумать, она здесь настолько никому не нужна, что необходимо ссылать мою дочь к этим дикарям!

— Дорогая, ты слишком драматизируешь, — мягко одёрнул её муж. — Во-первых, решать Идане.

— Королевский посланник говорил, что будет учитываться мнение семьи! — нахмурилась Анина.

— А во-вторых? — тихо уточнила Ида, подняв на него взгляд.

Отец улыбнулся одними глазами, неспешно раскурил трубку.

— А во-вторых, если подумать… Что-то в этом есть.

— Что именно? — Анина сильнее нахмурилась и уставилась на мужа с ещё большим негодованием. — Дикари совершенно без морали, которые не носят одежды и…

— Дорогая, откуда ты это взяла? — с усмешкой оборвал её супруг. — Они другие, это верно, но точно не дикари. Иначе не было бы никакого смысла заключать с ними военный союз.

— Они воинственные дикари! — не сдалась мать семейства.

— У них нет техномагов и женщины официально могут вести дела. — Адарик не стал отвечать на эмоциональное восклицание жены и опять посмотрел на дочь. Та подобралась.

— Отец, вы… вы в самом деле… — она запнулась, не зная, как и что именно спросить, а тот улыбнулся уже явно, и глаза за стёклами очков лукаво блеснули.

— В самом деле — что? — Анина перевела встревоженный взгляд на дочь.

— Наша дочь — умная девушка и очень хороший техномаг, — заговорил Адарик веско. — Да, она не имеет университетского диплома и других перспектив, кроме как заниматься изобретениями за моей спиной или спиной брата. Здесь.

— Но её ведь не работать туда зовут! — проговорила фрау Морнхут. — Да и работать… Чужая страна, чужие незнакомые обычаи, а ведь ещё и замуж!.. Абы за кого! И… она будет далеко!

— Ну не столь уж это далеко, — мягко возразил супруг. — Всего несколько часов на дирижабле или ночь на поезде, когда его наконец пустят, — он неодобрительно поморщился.

Ветку между двумя столицами тянули давно, и бесконечные проволочки очень раздражали Адарика. Он вложил в этот проект не столь уж большие деньги и беспокоился совсем не о них, просто он не любил непоследовательности и срыва сроков по пустым поводам. В этом году ветку наконец достроили, но поезда ещё не пустили.

— И замуж не абы за кого, а за местного аристократа, — продолжила Идана, вдруг осознав, что всё для себя уже решила.

Кажется, она хотела шанса и молила о нём Защитника. Что это, если не он?..

— Вождя племени! — непримиримо фыркнула Анина.

Ида понимающе улыбнулась. Она знала, что мама не имела ничего против восточных соседей. Точно так же, как все достаточно обеспеченные женщины, она восхищалась талантами тамошних алхимиков и с удовольствием пользовалась почти чудодейственной илаатской косметикой, превосходно сохранявшей красоту и молодость, и другими достижениями их весьма развитой науки. И недавнюю пьесу, несмотря на скандальность, хвалила. И лирическую поэзию Илаатана, которую несколько лет назад начали переводить на трантский и печатать, — тоже.

Не в соседях было дело, просто Анина Морнхут боялась отпустить дочь. Куда угодно, главное, достаточно далеко, туда, где нельзя будет каждый день видеть её, тихонько заглядывать в мастерскую, звать к завтраку… Тот побег Иды и его последствия сильно ударили по ней, и пусть время залечило рану, но страх этот никуда не делся. За сыновей она тоже беспокоилась, но те — мужчины, доказавшие свою самостоятельность, а Ида…

— А хоть бы и так, — проговорила Идана. — Я знаю их язык, и про их традиции немного читала. Да, они язычники и не почитают Защитника, но браки у них светские и, хотя благословляются одной из их богинь, совсем не требуют менять веру. Но главное, моя самая важная… проблема для них и не проблема вовсе. Напротив, если женщина сохраняет невинность долгое время, это вызывает вопросы.

О других особенностях восточных соседей Ида на всякий случай рассказывать не стала. Как и о том, что и без этого королевского предложения она нет-нет да и задумывалась о поездке в Илаатан. Она, конечно, никогда не набралась бы решимости для того, чтобы планировать подобное всерьёз, но…

— Ты в самом деле хочешь? — спросила Анина, беспомощно оглянулась на мужа и нервно сцепила пальцы на коленях. — Но это же… Илаатан!

— А ещё это шанс найти мужа, который оценит меня и не станет попрекать прошлым. Шанс обрести собственную семью, — добавила её дочь негромко, опустив взгляд.

Это был нечестный приём, но воспользовалась им Ида без зазрения совести. Анина Морнхут, воспитанная в строгих традициях, позволяла дочери многое и не мешала отцу её баловать, но всегда полагала, что замужество и собственные дети, семья — главная цель в жизни любой нормальной девушки, и горевала оттого, что дочь почти лишилась этого шанса.

Сама Идана ничего не имела против семьи и замуж хотела, но сейчас не это казалось главным. От открывающихся перспектив едва не кружилась голова. То, о чём она не смела даже мечтать, вдруг оказалось реальностью. Возможность открыто заниматься любимым делом. Возможность не слышать шепотков, которые были привычны, не ранили, но всё равно мерзко зудели, словно заноза в пальце или комариный укус — терпимо, но раздражает. Да и замужество… Не какой-то проходимец, какие порой пытались привлечь внимание обладательницы немалого приданого, а достойный мужчина, пусть и из другой страны.

Во всех смыслах достойный. Идана бы не осмелилась заговорить об этом не то что при отце и брате, а даже с матерью наедине, но не подумать не могла.

Илааты слыли великолепными любовниками, и этот вопрос Иду тоже волновал, несмотря на его крайнее неприличие. Пусть побег закончился плачевно, но ей хватало честности признаться самой себе, что поцелуи и близость с мужчиной были очень приятны. Не настолько, чтобы согласиться на сомнительную связь здесь, но достаточно, чтобы считать илаатское отношение к интимной стороне жизни большим плюсом и ещё одним аргументом за поездку.

Слухи, конечно, вещь сомнительная, и Идана ни за что не стала бы полагаться только на слова молодых вдовушек и некоторых других особ с подмоченной репутацией, от которых наслушалась всякого об илаатах, но всё это косвенно подтверждалось гораздо более достоверными источниками. Литература и искусство Илаатана придавали плотским утехам большое значение, существовала весьма уважаемая профессия наставницы по искусству любви, и встречались даже наставники, которые обучали желающих девушек, и никому не приходило в голову считать это неприличным. Ида радовалась, что мама не знает илаатского, а на трантский переводилась и адаптировалась лишь малая часть.

А ещё об одной своей проблеме, с ногой, Идана решила пока не думать. Вряд ли мужчина, который примет прочие её недостатки, откажется из-за этой детали! В самом крайнем случае можно было не снимать в постели чулки.

— Значит, решено. Идана посетит эту аудиенцию, и после неё примем окончательное решение, — подытожил отец семейства. — А к тому времени можно и по технической части подготовиться.

Адарик удовлетворённо улыбнулся и выпустил несколько дымных колечек — верный признак, что он пришёл в благодушное расположение. И, кажется, всё уже для себя решил, а теперь с интересом прикидывает открывающиеся возможности.

— С твоего позволения, отец, я возьму это на себя, — подал голос Рабан, которого сложившаяся ситуация уже веселила. — Будет интересно попробовать вести дела с драгоценной сестрицей как с партнёром, — брат заговорщицки подмигнул.

Идана улыбнулась ему искренне и широко: ей тоже было любопытно.

***

Владыка Илаатана и Дариштана, Сат-Улы и Сат-Саамы Звезда Путеводная Яруш ан-Яруш Чёрный Меч изволил отдыхать от трудов в Саду Голубых Глаз.

Здесь было свежо и прохладно, нежно пахло нектаром и влагой. Среди мягкой сочной травы змеились выложенные голубой мозаичной плиткой дорожки, а воздух наполняло тихим шелестом и звоном великое множество крошечных фонтанов, искусно запрятанных среди богатой листвы и ярких цветов.

Владыка возлежал на узорчатой тахте, небрежно сбросив обувь на траву. Сейчас он был в белом: белые сальвар — свободные штаны, зауженные к стопам, белый с едва заметной вышивкой калим — прямая рубашка до середины бедра, со шнуровкой на вороте и с разрезами до талии, подпоясанная белым же шёлковым шарфом. В Илаатане этот цвет издавна считали официальным, подходящим для тех, чья работа не касалась грязи в буквальном смысле. Уже несколько веков существовали простые чары для ткани, позволявшие одежде не пачкаться, и с этой традицией никто не боролся. От тысяч подданных по всей стране Владыку отличали украшения, известные каждому, кто хоть немного понимал в геральдике: несколько перстней с крупными камнями, узкий золотой венец с крупным рубином посередине и серьги-диски со сложной концентрической вязью гравировки. Существовали и ожерелья, достойные правителя, но Яруш ан-Яруш Чёрный Меч их не любил.

На низком столике с богатой инкрустацией лежало несколько папок с бумагами и толстая книга, раскрытая на середине: даже отдыхая, Владыка не забывал о делах. Длинные изящные пальцы рассеянно почёсывали за ухом большого белого кота, возлежавшего перед владыкой почти в такой же позе: в отличие от людей, коты не обязаны были соблюдать этикет, и им позволялось многое. Особенно здесь. Любимцы Владычицы, они ходили и спали где хотели и, поговаривали, наушничали своей хозяйке. Учитывая силу этой женщины и её специализацию на животных, слух этот не походил на пустую болтовню.

Владыка и в остальном походил на разделявшего с ним досуг кота. Светло-карие глаза отдавали в кошачью желтизну, а чёрная подводка делала похожим и их разрез. Время вытравило волосы до снежной белизны, и длинные пряди, стекавшие на шерсть, сливались с нею. И даже морщины, расчертившие узкое строгое лицо, загадочным образом усиливали сходство.

— Пусть будут твои дни ясны, а ночи страстны, мой господин, — молодой мужчина, также одетый в белое, нарушил уединение правителя бесшумно и остановился в нескольких шагах, сложив ладони над сердцем и согнувшись в вопросительном поклоне.

— Проходи, садись, — не поднимая взгляда от бумаг, разрешил тот и протянул руку.

Посетитель приблизился, преклонил колено и поцеловал перстень с крупным ярким рубином цвета свежей артериальной крови, а после — сел прямо на траву сбоку от тахты, позволив себе привалиться к ней плечом для удобства.

— Всё готово к поездке? — спросил Владыка через несколько мгновений, отвлекшись от чтения.

— Да, отец, я зашёл попрощаться, — отозвался третий принц Илаатана, оставляя формальную вежливость и формальный тон. Без посторонних, не считать же таковым кота, можно было позволить себе вольность.

Сулус ан-Яруш Чёрный Меч был хорош собой и лёгок нравом. Наружность он взял от отца, буквально являясь молодой его копией, а вот всё остальное — живой характер и неуёмную страсть к экспериментам — получил от матери. И с одной стороны, это было неплохо, потому что для страны вполне хватало расчётливого государственного ума Владыки и двух его старших сыновей, а с другой — смело выбранное Сулусом направление исследований, пространственная магия и порталы, нередко аукалось неприятностями. То мыши-испытатели разбегутся на радость котам Владычицы, то кусок башни исчезнет в неизвестном направлении, благо без людей, а то, напротив, появится что-то такое, с чем попробуй разберись…

После происшествия с башней Сулус со своими соратниками перебрался в загородную резиденцию, где было гораздо меньше людей, да и город далеко, меньше вероятность жертв. И последний эксперимент показал правильность этого решения.

— Что ты решил с нашей… семейной проблемой? — спросил Яруш.

— Сейчас он в летнем дворце, там и поживёт пока. Его больше некуда пристроить, а там он не помешает, даже когда появятся гостьи, и будет под присмотром, — явно нехотя сказал принц. — И, надеюсь, поможет понять, где мы ошиблись в расчётах.

— Как он?

— Осваивается. Он очень многое пропустил, сейчас пытается наверстать и привыкнуть.

— Он что-нибудь ещё вспомнил? Как получилось, что его считают умершим мучительной смертью, а на нём нет ни царапины? Что с ним вообще произошло?

— Говорит — не помнит, воспоминания последних лет обрывками, — хмурясь, отозвался Сулус.

— Говорит? — конечно, не пропустил оговорку Владыка. — А на самом деле?

— Мне кажется, он лжёт или как минимум недоговаривает. И я не понимаю почему. Не исключено, что у него просто помрачилось сознание. Он странно себя ведёт. Разговаривает очень неохотно, большую часть времени молчит и читает, но это я могу понять. Однако, помимо этого, он часами просиживает в храме. Не молится, не приносит даров и не воскуривает благовония, просто сидит и смотрит в одну точку с отрешённым видом. У разных богов, но чаще — у ног Любви. И я бы понял, если бы это была тоска об ушедшем, но чтец в эти моменты слышит в нём только холод, тихую злость и беспокойство близкой, но недостижимой цели. Не представляю, с чем это может быть связано.

— И что ещё говорит чтец? А лекарь душ?

— Оба единогласно уверяют, что он, при всех этих странностях, здоров и настроен мирно. Я распорядился насчёт пригляда за ним, в случае неприятностей мне пришлют почтового ворона.

— И что ты сделаешь? — с насмешкой в голосе и спокойным лицом спросил Владыка. — Бросишь всё и примчишься сюда? И без тебя довольно сил, способных сдержать даже величайшего героя древности, тем более когда он занят книгами и размышлениями. Лети с лёгким сердцем и привези мне дочь.

— Благодарю, мой господин! — Сулус плавным движением перетёк на одно колено, чтобы опять коснуться губами перстня. Поднялся, поклонился, отступил на три шага спиной вперёд, после чего стремительно вышел. Всё это он проделывал, мыслями уже находясь далеко от любимого сада отца.

Принцу не хотелось оставлять эксперименты и деятельный побочный эффект последнего из них в виде явившегося из ниоткуда древнего предка, но и нынешнюю миссию переложить было не на кого. И дело не в девушках, которых предстояло выбрать, с этим справился бы кто-то из приближённых Владыки или его собственных. В первую очередь Сулус ехал за собственной невестой, которую не доверишь посторонним. Не в ревности дело, просто жениться на принцессе ему, и пренебрегать ею с первого дня — не лучшее начало будущей совместной жизни и политического союза.

А побочный эффект… Отец совершенно прав на его счёт. Откуда бы ни взялся сейчас Маран Чёрный Меч, прозванный за свои деяния Отравленным и затерявшийся в веках тысячу лет назад, это не та проблема, ради которой можно поступиться интересами страны.