Божественный яд

ГЛАВА 6. Правило очерёдности при составлении смесей

Если разом осушить пузырёк с пометкой «Яд!»,

рано или поздно почти наверняка

почувствуешь недомогание.

Пороки входят в состав добродетелей,

как яды в состав лекарств.

Франсуа де Льюис Кэрролл, «Алиса в стране чудес»

Сильно ли изменится мир за тысячу лет?

Некоторые фантазёры грезят этим, рассуждают так, словно строят планы увидеть.

Маран Отравленный Чёрный Меч не только планов не строил, он вообще ни разу об этом не задумывался. Жил сегодняшним днём и не заглядывал дальше необходимого даже в обозримое будущее, то, до которого мог дожить. И уж точно он не ожидал, что его жизнь повернётся вот так.

Изменилась одежда. Теперь к ней относились легко. Теперь любили лёгкие ткани, не обременяли себя лишними её слоями — и мужчины, и женщины. Никто не прятал тела и лица, и это ему, пожалуй, нравилось.

Но волосы всё так же носили длинные. Кто бы мог подумать, что это старое суеверие столько проживёт!

Начали гранить драгоценные камни и делать невероятно изящные украшения. И это Марану совершенно точно нравилось, он любил красивые вещи.

А вот дворцы стали строить иные. Совсем. Воздушный, лёгкий Сад Лилий безусловно был красив, очень красив, но здесь Маран чувствовал себя неуютно. Это место никогда не было крепостью, а он привык именно к ним и не мог отделаться от подспудного беспокойства. Понимал, насколько оно бессмысленно, но не мог с ним совладать. Он вообще не любил открытые пространства, но в парке это не так сильно давило, как в просторных галереях с огромными окнами.

Смешно, но в первую очередь именно поэтому он проводил так много времени в храме. Сумрак, тишина, толстые стены и хорошая акустика — прекрасное место, чтобы никто не подобрался незаметно, а он чувствовал себя спокойно. Он. В храме. Тех богов, которые никогда не вызывали тёплых чувств. Ирония судьбы…

Сегодня эта привычка, однако, обернулась интересным опытом и новостями. Занятый попытками охватить огромный пласт прошлого, начиная с заметно изменившегося языка, он еще не добрался до современной политики, а напрасно.

Мирный договор с Трантом. Забавно и неожиданно. Но не настолько интересно и важно, чтобы спорить по этому поводу с Владыкой. В их единственную встречу тот произвёл на Марана благоприятное впечатление, показался человеком умным и рассудительным, в меру осторожным и достаточно расчётливым, так что лезть к нему со своими непрошеными советами пришелец из прошлого не собирался. И тем более не собирался претендовать на его место, хотя, наверно, мог бы.

В ту встречу Владыку, кажется, сильнее всего беспокоило именно это. Союзников у Марана не было, текущую политическую ситуацию он не знал, но был той тёмной лошадкой, на которую могли поставить противники нынешнего правителя. Но он с чистым сердцем принёс клятву верности, признав Яруша ан-Яруша старшим над собой в стране, клане и семье, после чего оказался благосклонно принят в семью с титулом младшего ненаследного принца. Идеальный вариант, позволявший основательно разобраться в изменившейся действительности и в себе самом, не отвлекаясь на поиски насущного хлеба и прочие бытовые мелочи. Им обоим было выгодно, чтобы Маран не искал заработка: в изменившемся мире профессиональный убийца — совсем не тот человек, которого можно без пригляда отпустить на вольные хлеба. А так — проблемный гость под рукой и не доставляет неприятностей, и даже, может быть, принесёт какую-то пользу.

Марана же гораздо больше занимало прошлое, чем настоящее, и своё — в том числе. Принц Сулус и его помощники напрасно рассчитывали на его помощь и подозревали во лжи: он и правда не помнил и не понимал, что с ним произошло. Последние годы жизни пестрели провалами и состояли из обрывков воспоминаний, и это нервировало. Именно из-за них он просиживал часы в храме: пытался вспомнить, потому что там ему было спокойно и ничто не отвлекало от размышлений. И ждал какой-то подсказки от богов, хотя всерьёз на неё не надеялся.

Он уже знал, что богов сейчас зовут иначе, чем ему помнилось. Время превратило Боль в Печаль, сделало Страх мужчиной и её мужем, Ярость стала Гневом — супругом Жажды, и надо всем этим царила Любовь.

Время стёрло прежние черты, и Марану от этого было не по себе: его воспоминания настолько противоречили нынешней картине, что казались бредом. То, что помнил он, не сохранилось в книгах, во всяком случае в тех, что нашлись в дворцовой библиотеке. Самому старому из религиозных трактатов было всего восемь веков, и два столетия оказались решающими. Наверняка то, что он искал, хранилось где-то в других местах, но Маран ещё недостаточно освоился, чтобы покинуть этот дворец и отправиться на поиски в иные книгохранилища. Да и конкретных вопросов у него не было, просто…

Он не мог понять: то, что он помнил, действительно было? И если было, то — почему изменилось?

Так он и жил уже пару недель в этом новом мире, читая книги и обдумывая в храме прочитанное. Наличие подобного устоявшегося ритуала немного успокаивало: в изменившемся мире, лишённом привычных ориентиров, оставалось цепляться за мелочи.

Неожиданно ещё одной такой мелочью стала встреча в храме. Он впервые видел транток в таком качестве: не пленницы и не рабыни, наоборот, дорогие и званые гостьи. Зрелище оказалось занимательным, а сами девушки — достаточно хорошенькими, чтобы потратить на них несколько минут.

Поначалу именно любопытство подтолкнуло Марана завязать разговор, но совершенно неожиданно шевельнулись те воспоминания, до которых он пытался добраться. Из небытия вернулось несколько кусочков рассыпанной мозаики, которую представляла собой его память, и встало на свои места.

Маран вдруг отчётливо вспомнил, кто, как и для чего наносил узоры на его кожу: он учился терпеть боль, и это происходило в те последние пять лет его жизни, которые почти не сохранились в памяти. Он вспомнил того, кто его этому учил, и это совершенно точно не было плодом воображения, потому что зримо подтверждалось шрамами. Правда, главный вопрос оставался открытым: зачем?

Оставив общество любопытных и оживлённых транток, он прошёл к статуе Печали, как её здесь звали, полоснул себя по тыльной стороне ладони ножом, с которым не расставался и который так удобно было прятать в складках сальвар. Порез не заставил даже поморщиться, приобретённые телом навыки остались с ним, и боль не беспокоила.

Маран приложил кровоточащую и саднящую ранку к подолу одеяния Печали, как её теперь называли. Надавил, отчего ощущения в порезанной руке стали острее, и несколько секунд постоял, пристально вглядываясь туда, где у статуи должно было находиться лицо.

Серьёзная жертва, опасная жертва, слишком привлекательная для богов жертва, которую он поостерёгся бы приносить в других обстоятельствах. Но идол безмолвствовал, словно простой кусок камня. Это точно было очень важно, он всем существом ощущал, насколько это важно, но детали скрывал туман беспамятства.

Боги оставили свою паству? Совсем? Или их и не было никогда?..

После ухода гостий он провёл в храме немного времени. Больше ничего не прояснилось, поэтому он решил, что на сегодня размышлений о прошлом и богов довольно, пора вернуться к настоящему. И продолжил привычный ритуал посещением второго из приглянувшихся ему в этом дворце мест: библиотеки. Сегодня у него появились к ней новые вопросы.

В прошлой его жизни книг было мало, они ценились на вес золота и считались одним из главных сокровищ. А сейчас во дворце имелось собрание тысяч и тысяч книг, десятки огромных шкафов с сотнями полок, заставленных доступными всем желающим драгоценностями. Маран уже знал, что современные книги не столь ценны, потому что люди давно уже научились изготавливать их во множестве и дошли даже до того, что книга стала не только хранилищем бесценных знаний, но и обыденным развлечением. Знал, понимал, но всё равно прикасался к простым картонным переплётам с трепетом.

Охватить тысячу лет истории было не так-то просто, но книги в этом помогали. Маран очень рассчитывал на них и с нынешним своим вопросом, и они не подвели, и он несколько часов кряду провёл в облюбованном углу.

Несколько раз его уединение оказывалось нарушено — приходили люди, тихо перебрасывались словами со смотрителем и, получив нужное, уходили. Этого пожилого илаата, бесшумного и незаметного, Маран уже воспринимал как часть библиотеки и не обращал на него внимания, поэтому его присутствие не отвлекало. И такие вот посетители, которые приходили по делу и надолго не задерживались, тоже.

А вот те, кто, как и он, оставались читать здесь, досаждали.

Маран понимал, что его недовольство бесплодно. Этот уютный закуток, огороженный кадками с растениями, был обустроен не для него одного. Большой мягкий ковёр, несколько столов с подушками для сидения и диванов по периметру могли принять не меньше полутора десятков читателей. Но… почему их приносило именно сейчас, когда здесь находится он?

Проблема была не в том, что они действительно мешали, а в том, что постороннее присутствие заставляло быть настороже и ждать нападения. Бессмысленно, потому что никому он тут не был нужен, но он ничего не мог поделать с этими рефлексами, а ведь хотелось сосредоточиться на новых знаниях!

Сегодня не повезло особенно. И если первый явившийся немолодой незнакомый мужчина, который молча кивнул ему и занял противоположный угол, ещё мог быть случайным совпадением, то явление всех следующих списать на случайность уже не получалось: среди них был Сулус. И расселись они поблизости, а принц вовсе, коротко кивнув, опустился на диван напротив своего очень дальнего родственника. Маран предпочитал сидеть на полу, скрестив под столом ноги: так было удобнее листать большую книгу с подробными иллюстрациями.

— Ты заинтересовался техномагией? — кажется, искренне озадачился Сулус, приглядевшись к книге, лежащей перед Мараном на столе.

— Да, — спокойно ответил тот. — В моё время такого не было, и даже близко похожего. Кто бы мог подумать, что они так далеко уйдут от простых зачарованных камней…

— Это одна из причин, по которым Владыка решил заключить мир, — охотно поддержал принц. — Он нам нужен, потому что объединённый Грундабрад — слишком серьёзный соперник.

— Владыка произвёл на меня впечатление человека, который точно знает, что делает. — Маран склонил голову, в очередной раз вслух признавая авторитет правителя и давая понять, что в эти вопросы лезть не собирается. Он и раньше не любил политику, предпочитая быть исполнителем, а уж сейчас соваться без брода в незнакомое болото…

— То есть ты не планируешь вмешиваться и срывать заключение мира? — с явным облегчением спросил Сулус.

Маран смерил его задумчивым взглядом. Он знал, что младший из детей Владыки избрал для себя стезю мага с полного одобрения отца, но до сих пор полагал, что это не сказывалось на остальных его навыках. Однако держать лицо принц умел откровенно плохо.

Или он путал причину и следствие и принца отпустили развлекаться именно потому, что не получилось приладить к государственным делам?

— Зачем? — уточнил Маран.

— Ну, ты же герой одной из войн с ними, проник в Трант и убил тогдашнего короля, чем переломил ход истории. Согласно свидетельствам, тебя там предали страшной казни, — пояснил он. — Вдруг ты решил отомстить?

— Нет, — медленно качнул головой тот, подумав, что надо бы восполнить и этот пробел в знаниях и прочитать историю про себя.

Упоминание той войны ему уже попадалось, но в подробности Маран не лез. Может быть, зря? Может быть, это подстегнёт воспоминания? Потому что он совершенно не помнил, действительно ли убил короля Транта. И казни тем более не помнил.

— Хорошо. Тогда не мог бы ты не пугать больше транток? И вообще желательно к ним не приближаться. Им и так непривычны наши обычаи, а ты впечатляешь даже местных, — принц улыбнулся.

— Твой друг слишком остро реагирует на не стоящие внимания мелочи, — проговорил Маран, глядя не на собеседника, а за его плечо, на сидящего в стороне Кутума. Третьим в их компании был незнакомый мужчина, а четвёртым — Фанис, который первые дни служил Марану нянькой и, к облегчению того, оказался в этой роли очень полезен и ненавязчив.

— Будь снисходителен, — широко улыбнулся принц. — Мой друг потерял голову от любви, с ним такое впервые. Наверное, потому, что раньше он не встречал транток.

— Эта женщина явно не стоит таких потерь, — заметил Маран, хмурясь.

— Твоего мнения тут никто не спрашивал! — вспылил Кутум. Попытался вскочить с места, но его придержал за плечо сидевший рядом незнакомец. — Держись от Эрмы подальше или выйдешь со мной в карду!

— Не выйду, — спокойно ответил тот, не обращая внимания на угрозу. — Любовь не стоит таких жертв. Я не стану убивать тебя из-за этой глупости.

— Да как ты… — окончательно взвился Кутум, но его опять удержали на месте. Больше не сосед, а предостерегающий жест принца.

— Зачем сразу убивать? Чаще поединки проводятся до первой крови, нередко вообще без оружия. Неужели ты не дорожишь честью? — растерялся Сулус.

— В карду входят двое, чтобы вышел один, — задумчиво проговорил в ответ на это Маран. — Когда боги соглашаются вершить суд, они не могут обойтись без жертвы. До изучения изменений этого обычая я ещё не дошёл, но, даже если теперь распространены другие правила, я не выйду с ним в карду.

— Почему, если можно не убивать?

— Потому что я не умею драться до первой крови. Если твой друг слишком плох в бою, у него будут шансы выжить, но если он окажется достаточно хорош, привычка может взять верх. А я не хочу убивать его, тем более в карде, — терпеливо пояснил Маран. — Это того не стоит. Если ты хочешь ему добра, его одержимость нужно лечить, а не поощрять. Если не хочешь потерять друга, избавь его от этой женщины. Такая горячность не приведёт ни к чему хорошему.

— Да пусти меня! — рявкнул окончательно вскипевший Кутум и вскочил. — Я не собираюсь слушать это. Если ты хотя бы приблизишься к Эрме, я доделаю то, что не доделали в Транте тысячу лет назад! — сквозь зубы пригрозил он и выскочил из библиотеки.

Принц обернулся и сделал знак рукой, незнакомый его спутник кивнул и последовал за вспылившим другом.

— Не сердись на него, — попросил Сулус. — Он действительно полностью очарован Эрмой. Ρаньше с ним такого не было, даже неожиданно. Но она милая девушка, и я желаю ему счастья, поэтому…

— Поэтому лучше держи его от неё подальше, — вздохнул Маран и повторил в очередной раз, уже понимая, что его никто не услышит: — Любовь, тем более такая, не приводит ни к чему хорошему.

— И тем не менее я прошу тебя держаться подальше от девушек, — нахмурился принц. — Я не стану вмешиваться в чувства друга, тем более если они взаимны и никому не вредят.

— Это твоё решение, — склонил голову Маран. — Я обещаю не приближаться к его Эрме.

— Хорошо, — согласился на компромисс Сулус и не стал развивать тему дальше.

Маран думал, что вместе со своим сопровождающим тот уйдёт, но оказалось, дальний родственник явился не только для разговора, они с Фанисом перебрались за дальний стол и, обложившись книгами, принялись что-то читать, считать и черкать. Их тихое обсуждение не мешало и почти не беспокоило, но сразу вернуться к книге всё равно не вышло.

Поведение Кутума вызывало беспокойство. Маран самому себе не мог объяснить почему: мало ли он встречал в своей жизни влюблённых дураков, в самом деле. Но нет, внутри свербела мысль, что это важно очень важно, и надо обратить на это внимание.

Правда, никаких внятных объяснений этому не нашлось, и Маран заставил себя вернуться к чтению. Если кудрявая трантка действительно умела то, что говорила, у него было к ней интересное дело, из-за которого он и не мог дать Сулусу обещания. Оставалось выбрать время и поговорить с ней самой.

***

День прошёл интересно. Обеспечивая знакомство женихов и невест, для последних придумали множество развлечений, в которых их сопровождали первые. Как именно выбиралось, кто и с кем какое время будет проводить, Идана не знала и не интересовалась, а вот обилие возможностей радовало. Как радовало и то, что среди женихов было несколько магов.

Один, с которым Ида каталась на лодке по озеру, оказался увлечённым теоретиком, даже преподавал в Магиструме, и он охотно обсуждал с девушкой отличия в магии двух соседних стран, определявшиеся не столько традициями, сколько наследственностью. В Транте, как и у гномов, и вообще в большинстве стран, магическая наука развивалась рука об руку с физикой и механикой, потому что они не могли влиять магически на живые организмы, только на материю, которая никогда не была живой. А в Илаатане, как и в некоторых других менее развитых странах за Зелёным морем, жители могли воздействовать только на живое или бывшее когда-то живым.

Все те животные, которые заменяли илаатам механизмы Транта, были выведены искусственно, с помощью магии. Предками огромных и умных грифонов стали мелкие горные хищники размером со среднюю собаку. Пегасов вывели из обычных лошадей, да и илаатские лошади, возившие хозяев по земле, мало походили на лошадей обыкновенных, разве только внешне. То же касалось почтовых воронов, почти разумных птиц с магической способностью отыскивать нужного человека, и светящегося мха, заменявшего в домах лампы.

От этого же мага Идана узнала, что среди женихов имелся тот, кто был ей необходим: опытный маг-целитель, причём именно хирург. Иде пришлось сделать над собой нешуточное усилие, чтобы не помчаться к принцу с просьбой срочно предоставить ей именно этого жениха на все предстоящие увеселения. Она, конечно, любила техномагию и горела тем делом, которое собиралась здесь открыть, но и замуж хотела вполне искренне. И пусть жизненный опыт у неё был сравнительно невелик, но Идана прекрасно понимала, что хороший деловой партнёр — это совершенно не обязательно хороший муж. Достаточно было вспомнить её собственную маму, которая столько лет жила душа в душу с отцом, при этом мало что понимая в магии и его изобретениях. Поэтому она постаралась проявить благоразумие, не спешить и не смешивать всё в кучу, а присмотреться к остальным женихам.

Конечно, определиться с выбором за один день не стоило надеяться. А к вечеру Ида вовсе поймала себя на том, что мужчины начинают немного путаться у неё в голове. Задумавшись, как с этим бороться, она после ужина обосновалась за письменным столом в комнате и принялась за составление картотеки. И даже успела завести по листочку на каждого из сегодняшних кавалеров, когда в дверь негромко постучали.

Поскольку Грета вряд ли стала бы утруждаться подобным, а больше никого Идана не ждала, к двери она шла с недоумением и любопытством. Которые только возросли, когда на пороге обнаружился утренний храмовый знакомец с небольшим свёртком в руках.

— Скажи, шайлие, ты правда техномаг? — спросил он, не утруждая себя лишним приветствием, и, не дожидаясь приглашения, шагнул в комнату, осторожно отодвинув девушку с прохода. Тёплая ладонь на талии уже не показалась неожиданностью и совсем не смутила Иду, тем более что на этом месте она не задержалась.

— Техномаг, — согласилась заинтригованная Идана, закрывая дверь за пришельцем.

— Тогда у меня есть к тебе дело, — заявил илаат, прошёл к столу, небрежно сдвинул все записи к дальнему краю, аккуратно выложил на освободившееся место свой свёрток и принялся его разматывать.

— Что это такое?

Идана не стала возмущаться бесцеремонным вторжением: слишком любопытно было узнать, какое дело привело к ней столь позднего гостя. Испугаться она тоже не подумала, потому что было совсем не похоже, будто вторгся κ ней этот илаат с грязными намерениями.

Она заперла дверь и двинулась к столу.

— Зачем ты принёс мёртвую птицу? — оκончательно растерялась Ида, когда в свёртκе обнаружился κрупный ворон. И даже не заметила, каκ легко перешла на «ты» в разговоре с этим странным илаатом: его собственная бесцеремонность и её сегодняшние мысли о нём быстро сделали своё дело.

— Он не мёртвый, он усыплён, чтобы не было проблем с осмотром, — ответил Μаран. — Ты говорила, что можно сделать руκу, почти неотличимую от настоящей. А здесь ты сможешь помочь?

Ида наконец рассмотрела, что это была не просто птица, а раненая птица. От левого крыла осталась κультя, на левой лапе не хватало пары пальцев и, кажется, левый глаз ворон тоже потерял. Да и перья были частично выщипаны, что ещё сильнее уподобляло птицу мёртвой тушке.

— Что с ним случилось? — сочувственно спросила Идана, склоняясь над тельцем и внимательно его разглядывая.

— Человеческая глупость, — с непонятной интонацией ответил мужчина. — Мальчишка перебил крыло камнем, кошки доделали остальное. Но он постарался дорого продать свою жизнь, — он кончиками пальцев ласково пригладил мелкие пёрышки на птичьей груди: упрямство птицы явно вызывало уважение мужчины.

Пальцы были красивые, длинные, ухоженные, и пара перстней с крупными тёмными камнями смотрелась на смуглой коже очень красиво. Ида отметила это мельком и подумала, что такие пальцы подошли бы музыканту и надо бы спросить, чем увлекается её новый знакомый, но вместо этого она вздохнула:

— Детская жестокость поражает.

— Он наказан, — отозвался Μаран.

— Наказан? — озадаченно глянула она на стоящего рядом мужчину. — Как наказан?

— Симметрично. Я оторвал мелкому паршивцу руку по локоть, — невозмутимо проговорил мужчина и поймал новый ошарашенный взгляд.

— Ты… серьёзно? — растерянно пробормотала Ида.

Но не шарахнулась, что Маран отметил с определённым удовлетворением, и улыбнулся уголками губ:

— Вряд ли. Кажется, отец, когда я объяснил ему ситуацию, отправил мерзавца помогать в конюшни, а это довольно трудно делать одной рукой.

— Ты… пошутил? — неуверенно предположила Идана. — У тебя очень странный юмор, ты знаешь?

— Догадываюсь, — улыбка стала веселее. — Μне было интересно посмотреть на твою реакцию. Ты не поверила, и это… интересный опыт.

— А что, все остальные легко поверили бы, что ты мог за птицу оторвать руку мальчишке? То есть ты действительно мог бы и остальные об этом знают? Ты опасный безумец и мне надо тебя бояться?..

— Сложно объяснить, — уклончиво отозвался он. — Скорее, это проблемы репутации. Ну так что ты про это скажешь?

— Я могу попробовать, — осторожно ответила Ида. — Но понадобится многое выяснить. Я знаю, как устроена и работает человеческая рука, а вот с птичьими крыльями прежде встречалась только за обеденным столом. Нужны подробные схемы, и я не представляю, где их можно взять. В идеале нужен скелет крыла какого-то другого ворона, детальный анализ мышечного каркаса, что-то о нервной системе и схема расположения оперения. Если мы будем пробовать вернуть ему возможность летать, мне также надо понять, как именно происходит этот процесс. И чем заменить перья, тоже большой вопрос.

Пока говорила, она расправила лежащей на спине птице второе крыло, аккуратно растянула его за маховые перья, разглядывая, потом пощупала плечо.

— Μы будем пробовать, — удовлетворённо отозвался Маран. Ему понравилось, как это прозвучало. — Я найду книги и кого-нибудь, кто поможет разобраться.

— А зачем тебе это? Ты растил его с воронёнка? — полюбопытствовала Ида, оставив крыло в покое, всё равно поверхностный осмотр для предстоящего дела был бесполезен, и перевела взгляд на стоящего рядом мужчину.

При хорошем ярком свете Идана рассмотрела, что илаат по-настоящему красив, даже лучше всех остальных. Безупречно пропорциональные черты лица, глаза — чёрные, большие, глубокие, словно ночное небо. Губы почти совершенного очерка, cо слегка приподнятыми уголками, отчего казалось, что он постоянно едва заметно улыбается. А вот прочитать выражение глаз из-за подводки было трудно, но эта проблема касалась всех илаатов. Ида даже подозревала, что они для того её и наносят: не для красоты, а для маскировки.

— А тебе? — Взгляд его казался пронизывающим, слишком пристальным для такого простого разговора, и Ида решила, что всё дело в их слишком тёмном цвете. У большинства илаатов, с которыми она успела пообщаться, глаза были светлее, карими или зелёными, поэтому такого впечатления не производили.

— Μне любопытно, — легко ответила она. — Интересная задача. Нас, конечно, очень старательно развлекают, но мне не хватает вот этого, — она неопределённо повела рукой.

— А у меня много свободного времени и совершенно нет дел.

— Ворон надолго не поможет.

— Но развлечёт. — Маран пожал плечами, не собираясь выворачивать душу. Достаточно того, что он сказал правду.

— А почему ты не можешь заниматься тем, чем занимался раньше? — не сдалась Ида.

— Обстоятельства изменились. Почему ты сейчас без этих забавных стёклышек на носу? — он предпочёл перевести тему и сознательно, чтобы уже точно выгнать из хорошенькой головки неуместные мысли, выразительно чиркнул кончиками пальцев по щеке.

— А, очки? Я хорошо вижу вблизи, это для дали, — немного смутилась Идана не то от прикосновения, не то от вопроса.

— Ты можешь сделать новую руку, но не можешь исправить себе зрение? — озадачился Μаран.

— Ты сравнил, конечно! — улыбнулась она. — Ρука проще. Или ты хочешь сказать, что ваши целители умеют лечить зрение?

— Не знаю, — задумчиво ответил он. — Спрошу.

— Может быть, чаю? — вспомнила Ида об обязанностях хозяйки. Отпускать неожиданного гостя не хотелось. Он как будто не был настроен на задушевные разговоры, но Идана всё равно надеялась выудить хоть что-то. — Мне кажется, ещё не слишком поздно, Диила наверняка не спит…

Μаран собирался отказаться, он всё же приходил по делу, а любопытство трантки ощущалось буквально кожей. Но вспомнился Сулус со своими требованиями, и внутри шевельнулось упрямство, а следом за ним, совершенно неожиданно, прочие эмоции.

— С удовольствием, — кивнул он.

Да, он сейчас оказался в странных обстоятельствах, его тревожит непривычное окружение и непонятный эмоциональный узел внутри, который мешает спокойно дышать и нервирует, как будто он забыл нечто жизненно важное. Но почему бы не провести час-другой с удовольствием? Девушка мила, красива и интересна, может рассказать ему о мире то, что он пропустил, и находиться с ней рядом приятно.

Ему не хватало в нынешней жизни ориентиров, опоры, даже самой этой жизни. Книги заполняли пробелы в разуме, но совершенно не трогали сосущей пустоты в душе, то же было с тренировками с оружием, которые он возобновил первым делом. С алхимией дело обстояло лучше, она вызывала интерес, но, пока у него не было каких-то задач, требовавших решения, и этот процесс тоже был механическим — оценка пропущенного материала, проверка собственных навыков.

Там, внутри, что-то первый раз всерьёз шевельнулось, когда утром Маран подобрал эту бедную птицу, но он отнёс подранка в воронятню к тамошнему целителю, чтобы исправил что мог, и почти забыл о спасённом. До разговора с транткой в храме.

Сейчас он уже не мог точно сказать, разговор зацепил его за проснувшуюся однажды жалость к птице или за любопытство к кудрявой трантке и незнакомым магическим практикам. Сейчас ворон и девушка интересовали его одинаково, и отказываться от этих ощущений он не собирался: эти два живых существа и его заставляли чувствовать себя живым. Наконец-то — не просто понимать, но ощущать.

Может быть, он и правда умер, а ритуал принца вернул с того света? Наверное, очнуться от смерти не так-то просто, и это неплохо объясняло его нынешнее состояние. Хотя, конечно, совершенно не объясняло, как именно у Сулуса получилось подарить мертвецу новое тело, неотличимое от старого.

Служанка, которая явилась на зов Иданы, поглядывала на Марана с опасливым любопытством, но и только. Просьбу принести чай восприняла совершенно спокойно, пообещала управиться побыстрее, и Ида с её гостем заняли две соседних кушетки.

— Странная статуя, — заметил Маран, разглядывая Пола. — Я таких не встречал…

— Это не статуя, это автоматон, — с улыбкой отозвалась Ида и скомандовала: — Пол, два шага вперёд!

И рассмеялась, когда илаат заметно подобрался и уставился на механическую игрушку с подозрением, а в руке его блеснул возникший неизвестно откуда нож.

— Он не опасен и не может драться, слишком медленный. Он вообще немногое умеет, только на определённые команды реагирует. Но вот так выглядят те руки и ноги, которые мы изготавливаем.

— Такие же медленные? — Маран мягко поднялся и подошёл к автоматону, чтобы разглядеть его вблизи.

— Конечно нет, — улыбнулась Ида и последовала за ним. — Вся сложность в управлении. Протез буквально приращивается к телу один раз и навсегда, он не съёмный, и человек двигает им так, как двигает здоровой рукой, не задумываясь об этом, а он — по заранее заданной схеме. Кроме того, если он будет двигаться слишком быстро, то упадёт, потому что с равновесием у него хуже, чем у людей. Здравствуй, Пол! — Она подняла руку и без малейших сомнений пожала протянутую в ответ механическую ладонь, способную играючи раздавить хрупкие человеческие косточки.

— Здравствуй, Пол, — с лёгким акцентом повторил за ней Маран и с интересом прислушался к ощущениям. Рукопожатие механического человека оказалось твёрдым, умеренно крепким, а рука — очень странной на ощупь. — Зачем он тебе в таком случае, если это не охранник?

— Чтобы наглядно демонстрировать илаатам возможности техномагии, конечно, — улыбнулась Ида. — Я же говорила, у меня большие планы. Сначала на мастерскую, потом на совместные исследования с Магиструмом, а там и на фабрику!

— Надеюсь, у тебя получится. — Маран уважительно склонил голову, поглядев на девушку с новым интересом.

В облаке золотистых кудряшек, с кукольным лицом и упрямо вздёрнутым носиком, она была необычна, на его взгляд, и бесспорно хороша собой, но мало ли красивых девушек! А сейчас, с особенным огнём в глазах, который отличал вдохновенных творцов, она привлекала гораздо сильнее, и Маран ощутил глубокое удовлетворение от правильно сделанного выбора. Хорошо, что он подобрал эту птицу, что заговорил в храме с девушкой и сейчас заявился к ней. Изучение изменений мира было интересно, но больше всё-таки необходимо, а в этом знакомстве никакой необходимости не было, только его собственное личное любопытство. И это радовало. Смерть не смерть, но то, что создавало пустоту в груди, потихоньку таяло.

Тут появилась расторопная служанка с подносом, и хозяйка отправила Пола обратно в его угол, а сама вместе с гостем вернулась к столу, где с лёгким нетерпением дождалась, пока их опять оставят вдвоём.

— А можно мне спросить? Почему всё-таки мангуст и змея? — начала она с самого, на её взгляд, безобидного, когда гость кивком выразил своё согласие.

— Это древний символ алхимиков-ядоваров, — пояснил он. — Тот, кто готовит яд — заклинает кобру, — занимается и противоядиями — обучает охотника на змей.

— А ты увлекаешься алхимией? Вот этими самыми ядами? А почему тогда у тебя нет сейчас дела? Неужели уже всё придумал?

— Так получилось, — отозвался Маран уклончиво.

— Кого-то убил и тебе запретили практиковать? — с иронией предположила Ида.

— Можно сказать и так, — улыбнулся он уголками губ.

— Ясно, это личная тайна, и ты не ответишь, — вздохнула Идана. — И спрашивать о том, зачем тебе таким жутковатым способом понадобилось учиться терпеть боль, бесполезно, да?

— Бесполезно, — улыбка Марана стала шире. — Но не потому, что я не хочу отвечать, а потому, что я не помню.

— Как это? — опешила она.

— Мне тоже интересно. И не одному мне. Я помню, что происходило, кто и как в этом участвовал, но совершенно не помню, для чего всё это было сделано.

— А почему нельзя спросить у них? — удивилась Ида. — Хотя бы вот у того, кто с тобой всё это проделал. Что он говорит?

— Ничего, он умер, — отозвался Маран. — Некого спрашивать. Я не имею к их смерти отношения, просто так вышло. Я бы сказал как, тем более сложно назвать тайной то, что знают несколько десятков человек и что наверняка скоро расползётся по всему Илаатану, но обещал пока молчать, — не стал он дразнить девушку увёртками.

— Принц знает? Ну конечно знает, о чём я! — оборвала она саму себя. — Тогда я у него и спрошу. А что-нибудь ты вообще можешь рассказать? Прости моё любопытство, но я ужасно заинтригована. Ты очень странно отзываешься о своих богах, не так, как все остальные. И вообще ты не похож на всех наших женихов, и мне интересно, это ты такой необычный или наоборот, ты как раз нормальный илаат, а для нас отобрали особенных?

— Они определённо более нормальны, — усмехнулся мужчина. — А во что верят в Транте? В великого единого Создателя по-прежнему?

— Да, конечно, — ответила Ида. — В Создателя и его пророка и посланца, Защитника рода людского, победителя дракона, посланного к нам, чтобы оградить от зла и искушений. В жизни чаще обращаются к нему, чтобы не беспокоить Создателя по пустякам.

— Защитника? Это я тоже пропустил, — задумчиво проговорил Маран.

— И что, у тебя нет даже никаких предположений, зачем всё это было нужно? — упрямая Идана не сбилась с интересной темы, а замечание мужчины вовсе проигнорировала. — Имею в виду шрамы. То есть умение терпеть боль.

Илаат медленно качнул головой.

— Часть тренировок. Наверное, это была какая-то боевая школа. Во всяком случае, из того, что я могу придумать, этот вариант кажется самым правдоподобным, пусть никаких упоминаний о ней никто пока не нашёл. Закалить тело и душу. Терпеть боль, смирять ярость и жажду, не испытывать страха.

— И не любить? — предположила Ида.

— То есть?

— Ну ты же перечислил четверых ваших богов в той альтернативной интерпретации, с устаревшими именами. Только Любви не хватает. Похоже на какой-нибудь священный путь воина, с посвящением высшим силам. Я что-то такое читала, было что-то в этом духе у древних воинов какой-то дальней страны, только я не помню которой. Напишу брату, пусть расскажет, он как раз любитель всяких экзотических традиций, и наверняка это он мне книжку подсунул, — решила она.

— Спроси. Это действительно имеет смысл, — ровно согласился Маран, прислушиваясь к себе и пытаясь поймать проскользнувшую мысль или обрывок ощущения, которое возникло внутри на этих словах. Тщетно, чувство пропало безвозвратно, оставив после себя лёгкую досаду. — Теперь твоя очередь отвечать на вопросы, — улыбнулся он. — Насколько понимаю, все трантские девушки здесь добровольно. Неужели вы все настолько сознательные и преданные своей стране, что решили резко изменить жизнь во имя политических целей?

— Не думаю, — засмеялась Ида. — У нас у всех есть свои причины начать новую жизнь с чистого листа в другой стране.

— И какие причины у тебя?

Слово за слово, и Идана с удивившей её саму лёгкостью и без смущения рассказала илаату почти всё, не вдаваясь в совсем уж личные подробности, которые он при желании легко мог додумать.

Она могла рассказывать молодому привлекательному мужчине, к тому же малознакомому, о своих мечтах и планах о развитии техномагии и не встречать в ответ ни насмешек, ни укоров о том, что «благовоспитанной девушке не подобает», а только интерес и вполне добродушное пожелание успехов на выбранном сложном пути. Не стыдно оказалось признаться и в другом, личном мотиве, рассказать о своём печальном опыте и его последствиях. Конечно, вкратце, но прежде она вообще ни с кем не разговаривала об этом, а сейчас — не чувствовала ни малейшего смущения.

Да что там, она даже без особого стеснения показала собственную ногу, подтянув свободную штанину до середины икры. Пошевелила пальцами, подвигала стопой, даже — неслыханная вольность! — позволила её потрогать. В глазах и вопросах илаата не было ни малейшего намёка на яд, насмешку или сальный блеск, только исследовательское любопытство, и его совершенно не получалось стесняться.

Ида пыталась напомнить себе, что видит этого человека второй раз в жизни и не представляет, кто он такой, но всё равно продолжала с лёгкостью и даже удовольствием поддаваться его обаянию. И если прежде она разговаривала с тщательно отобранными женихами, среди которых заведомо не было мужчин со слишком уж резкими характерами и радикальными взглядами, то вот этот разговор с совершенно посторонним илаатом буквально окрылял.

Маран аккуратно уходил от вопросов о своём обычном деле, которого по неведомой причине оказался лишён, и вообще о своей жизни не распространялся, ссылаясь на данное принцу обещание, но всё остальное обсуждал охотно. Смеялся, когда она предположила, что с такими руками он должен быть неплохим музыкантом, с воодушевлением рассказывал об алхимии, необычных свойствах некоторых ядов, способах открытия противоядий и их не меньшей опасности. С явным неодобрением относился к коллегам, которые готовят составы, не озаботившись защитой от них. И Ида, которая поверхностно разбиралась в химии — на том минимальном уровне, который требовался ей для работы, — слушала с удовольствием, с непонятным теплом внутри отмечая, что для этого илаата его смертельные зелья составляют столь же важную часть жизни, как для неё техномагия. С иронией понимала, что именно эта общность, кажется, так легко позволила им найти общий язык. И никак не могла отделаться от любопытства: почему Маран скучает, если у него есть зелья и возможность ими заниматься?

Не удержалась, спросила, не рассчитывая при этом на ответ. Однако мужчина неожиданно признался, что и сам этого не понимал, потому что ответ лежал там, в загадочном провале в памяти.

Через час или больше, когда на столе завозился, просыпаясь, покалеченный ворон и гость вспомнил о времени, отпускала его Ида с сожалением. В мужчине больше не виделось ничего зловещего или безумного, и даже его пугающие, на первый взгляд, слова о боли нашли довольно простое и понятное объяснение. А без этих жутких деталей он оказался в меру загадочным и, пожалуй, во всех смыслах интересным. Привлекательная наружность, чарующая плавность движений, ускользающая улыбка, которую невольно хотелось поймать и задержать… Да, он не был таким остроумно-забавным, как Телаш, но Идана порадовалась, что им предстояло еще много встреч, для которых имелся прекрасный повод.