— Что за ё@аная санта-барбара? — Витькиной экспрессии не выдержала мирно лежащая до этого на крае стола чайная ложка и отлетела в сторону. В мою сторону.
Я посмотрела на пол, убедившись, что ложка приземлилась без происшествий, и только тогда пожала плечами в ответ:
— Не спрашивай меня — я не знаю: я просто замутила с братом, и даже без помощи стиральной машинки.
На мою шутку Витька не среагировал, но я его за это не судила — он имел полное право на своё переживание.
Всё-таки, не каждый день узнаёшь о том, что твоя семейная история списана с какого-то индийского фильма: Витькин отец ему, скорее всего, не отец, а возможно отец мне… Тут не хватает только танцующих слонов и неизвестной сестры в коме.
Нет, я тоже переживала, но уже не так остро. Выяснив, что прерывать наши отношения Витька вроде как не планирует, а всего лишь экспрессирует, я немного успокоилась. Плюс, во мне, наверное, перетянулась какая-то напрягательная мышца: дойдя до своего предела, она просто перестала работать должным образом, и теперь я наблюдала за всем будто бы со стороны — как за сюжетом кинофильма.
— Нет, серьёзно, — всё кипятился Витька, — что это за семейка, в связях которой сам чёрт ногу сломит? Кто на ком лежал и чем всё это закончилось?
— Ну, безотносительно всего, — я немного затормозилась, но не смогла не продолжить. — Ты не находишь, что мы со своей любовью идеально вписались в «семейный» антураж?
Витька перевёл на меня полный растерянности взгляд, будто не веря, что я на полном серьёзе могу такое сказать. Но на полном серьёзе я действительно и не могла. Так что, повнимательнее вглядевшись в меня, он всё-таки расслабился и даже кивнул:
— Нет, ну это-то да… Но я бы предпочёл обычный сюжет из порно-фильмов.
Оказывается, он не утратил способности шутить. Я подавилась чаем, который пошёл у меня через нос.
— Пошляк, — вынесла своё особо ценное мнения, нарочно не смотря на Витьку, чтобы не смеяться. А потом всё-таки заставила себя заговорить серьёзнее:
— Я, конечно, слышала, что во многих семьях родственные связи неистинные, но думала, что это в каким-то очень далёких семьях, с которыми я никогда не буду знакома.
— Да уж… — вздохнув Витька, печально глядя на чашечное блюдце. А потом — сразу на меня: — Давай только, чтобы у нас ничего такого не было… Чтобы по-нормальному.
Я, конечно, поняла, о чём Витька говорит. И у меня сразу зарделись и кончики ушей, и щёки. Потому что позвучало это волшебное «у нас». Чтобы скрыть излишки смущения, я только торопливо кивнула и поспешила перевести тему:
— А давай, может… — я прикусила язык, на середине фразу решив, что предложение моё не слишком хорошее. Но Витька, кажется, сразу за него уцепился.
— Что — может? — пытливо впился он в меня глазами, и мне стало жарче. Ничего, что можно было бы выдать за мою первоначальную задумку что-то другое, но в голову, как на зло, не лезло. Так что мне пришлось договаривать:
— Давай, может, сделаем генетический тест? И расставим уже все точки над «и»?
Мои мысли, облечённые в слова, прозвучали как-то грозно и даже угнетающе. Потому что если не знать наверняка, то ещё можно делать вид, что всё нормально. А вот если всё выяснится с документальным подтверждением…
Мне стало страшновато. Между нами повисла непонятная тишина, которая продлилась совсем не долго, но по ощущениям — вечность. Я уже готова была отказаться от своего предложения, как Витька вдруг ответил:
— Давай.
В его голосе отразилось столько твёрдости, что я не без удивления подняла на него глаза. В лице этой твёрдости было ещё больше, и краем сознания я отметила, что ещё никогда не видела Витьку таким красивым: овал лица вдруг правильно очертился, надбровные дуги встали очень высоко и ровно, а подбородок подтянулся как у короля.
Под уверенными флюидами, исходящими от Витьки, я вдруг ощутила себя спокойной и уверенной. Будто бы решение лежит не на мне, и вообще всё уже решили. Непривычное, но, надо сказать, очень приятное чувство.
Наполнив лёгкие до лёгкого покалывания, я кивнула — наверное, так на самом деле будет лучше.
***
Из такси вылезать мне не хотелось, но все отвлекающие манёвры вроде внезапного очень важного сообщения в телефоне или потери несуществующей резинки я успела перебрать. К тому же Витька, держащий мне дверь, начал что-то подозревать. Хотя к чему было что-то подозревать, если и так было понятно: я не горю желанием идти к Вячеславу. Вон он — на парковке закрывает брелком свою машину.
Я не мастер беседы, решать семейные конфликты или и вскрывать что-то-там, «выходя на новый уровень» не умею. Поэтому и откровенно трусила, нафантазировав себе сотню вариантов дальнейшего развития событий — и ни одного в свою пользу.
Интересно, не будь здесь Витьки, я бы смогла просто развернуться и пойти прочь от обалдевшего Вячеславом, словно меня и не было?
Ладно, кого я обманываю — даже без Витьки я бы плелась к этому мужчине, словно на Голгофу.
Продумать себе стратегию поведения — демонстрировать оскорблённую невинность или, наоборот, восторженное благоговение — у меня не вышло, так что я пыталась сориентироваться по обстоятельствам. А расстояние между нами, тем временем, стремительно сокращалось.
Но «по обстоятельствам» у меня тоже ничего не вышло.
Витька поравнялся с Вячеславом первым, и они дежурно по-мужски обнялась, а вот между мной и Вячеславом зависла неловкая пауза. Я сама не заметила, как спрятала глаза вниз, а Вячеслав, кажется, захотел схватиться за шею сзади. Хорошо, что Витька взял на себя координаторские функции и потянул нас всех к парковой скамейке. Сел он тоже в самой середине этой скамейки.
Я в очередной раз оценила Витькину решительность и умение собираться в сложный момент — всё-таки он не настолько толстокожий, чтобы вообще не переживать из-за рушащихся семейных связей.
Вячеслав сел по его левую руку, я — по правую. И он же первым начал разговор.
Предупредительно подняв обе ладони вверх, словно останавливая на себя нападение, мужчина поспешил сообщить:
— Ребят, давайте сразу: я не против ваших отношений.
Хороший ход — главное: своевременный. Но лучше позже, чем раньше.
— Ты знаешь, мы хотим сделать генетический тест, — без обиняков начал Витька, и мне показалось, что он умышленно пропускает в своей речи обращение «пап».
Кажется, Вячеслав немного опешил, и сразу впился взглядом именно в меня. Но за прошедшее время мне удалось убедить себя, что ничего плохого я не сделала, и мне не к чему пятиться от этого его взгляда.
— Дело даже не в этом, — отмахнулся Витька от незаданного вопроса. — Просто сам понимаешь: тут важно наличие между нами, — он кивнул подбородком на меня, — родственных связей.
Вот от этого я поёжилась.
— А, конечно, — торопливо пришёл в себя Вячеслав.
— Нужно и твоё присутствие на взятии генетического материала, — на всякий случай сообщил Витька.
Вячеслав снова кивнул. И, когда вроде бы деловых слов между нами не осталось, пауза тишины вышла по-настоящему звенящей. Стало зябко несмотря на то, что день выдался тёплым и даже душным.
Первым паузу прервал Витька:
— Я пойду перекурю.
Учитывая, что он не курит. Но всё равно поднялся со скамейки и, бросив на меня короткий многозначительный взгляд, заторопился в сторону оврага. По моему позвоночнику сразу прошлись противные мурашки, но останавливать Витьку я не стала.
Мы с Вячеславом остались один на один. И надо было о чём-то говорить.
— Ты знал? — я не стала ходить вокруг да около, а сразу посмотрела на чуть помятого, но вполне себе бодрого мужчину, который мог оказаться моим отцом. Взгляд против моей воли сразу стал искать на его лице знаки сходства между нами, но то ли я так привыкла к его внешности, что не нашла их, то ли их действительно не было.
Кажется, Вячеслав тихо выдохнул на мой вопрос — может, он ожидал чего-нибудь похуже. Он расслаблено откинулся на спинку скамейки и первое мгновение смотрел вдаль. И только потом — на меня.
— Если честно — узнал недавно. Примерно после того, как вы с Витькой ушли, — он неловко пошевелили плечами.
— И ты думаешь, что Витька — не твой сын?
Вячеслав кисло улыбнулся:
— Имею некоторые подозрения. Почти уверен.
Я вздохнула:
— У тебя была ужасная семейная жизнь.
Вячеслав будто сначала не понял смысла моих слов и только удивлённо на меня уставился. Но когда в его глазах кольнуло распознавание, то его усмешка до неприятно-подозрительного стала похожа на Витькину.
— Ну, ещё ведь ничего не ясно, правильно? — тоже откидываясь на спинку, глубокомысленно изрекла я.
Мне хотелось, чтобы кто-то подтвердил, что ещё ничего не надломано, и всё ещё может быть нормально. И Вячеслав каким-то образом это понял.
— Конечно, — вполне себе уверенно кивнул он и серьёзно сказал: — Давайте уже всё окончательно выясним.
Он снова стал предательски похож на Витьку.
***
В лабораторию на генетический анализ идти снова не хотелось — наверняка же все её работники имеют рентгеновское ясновидение и, едва взглянув на нашу компанию, мигом обо всём догадаются. Но Вячеслав сказал, что такие тесты делают и для того, чтобы разыскать родственников или составить генеалогическое дерево. Да и в самой клинике никто особенно не глазел — здесь делали многие анализы.
Мы договорились, что забирать результаты мы с Витькой пойдём одни — всё-таки, стена смущения между нами всеми ещё не была поломана. Но она сейчас — далеко не самая главная проблема.
Как на иголках, мы сидели в коридоре возле нужного кабинета. Чем-то напоминало ожидание у зубного в детстве — не хватало только ужаснейшего звука бормашинки. Впрочем, ступор всё равно был аналогичным.
— Журавлёва!
— А? — я вздрогнула и не сразу поняла, почему откуда-то раздались звуки моей фамилии. И только через пару секунд сообразила встать и пройти в кабинет.
Там мне тыкнули в несколько мест на бумаге, где нужно было поставить подпись, и выдали запечатанный прямоугольный конверт, который по весу казался мне сделанным из железа.
Я не знала, что с этим конвертом делать, просто кое-как догадалась выйти в коридор, на глаза к бледноватому Витьке. Он тоже не успел ничего толком сделать, потому что следом вызвали его:
— Лазарев!
Через несколько бесконечно долгих минут мы оба стояли перед бесконечным лабиринтом дверей с невыразимо одинаковыми белыми конвертами и не знали, что делать. Скрытая внутри бумага стала чем-то вроде мерила нашей жизни, а для нас — и всего мира. Неудивительно, что и я, и Витька — робели. У меня — в первый раз в жизни — даже потрясывались руки.
— Давай… на улицу, что ли, выйдем? — не слишком уверенно предложила я, сама толком не зная, как эта «на улица» сможет помочь. Но Витька всё равно согласился. И мы, стараясь держать носы по ветру, двинулись по очень чистым и светлым коридорам. Настолько чистым и светлым, что будь сейчас любая другая ситуация, непременно захотелось бы там напачкать.
Задумавшись, Витька едва не вписался в стеклянную дверь, а я почти задела макушкой слишком низко опустившуюся приветственную вывеску.
Мы встали снаружи, на самих гранитных ступенях, а вокруг, расцветал тёплый, почти по-летнему приятный день, и больше поводов откладывать неизбежное не было.
— Ну? Давай? — опять просила я, чувствуя, как бумага под моими пальцами набухла и пошла гармошкой от влаги.
— С прохода отойдём только, — Витька всё-таки выцепил несколько секунд у более-менее безопасного ожидания и неизвестности.
И вот мы стояли в тени молодого клёна, листья которого были ещё цвета свежего салата. Витька принялся сосредоточенно дёргать верхний край своего конверта. Тот раздирался на отдельные части, как бахрома, но подавался. Мне тоже ничего не оставалось, кроме как последовать его примеру.
Пара секунд, и у меня оказался исписанный всяким-разным медицинский бланк. Сердце в груди перестало биться и стало холодным.
Все непонятные циферки, стройными рядами, как в компьютерной программе, выстроившиеся в ряды, вызвали у меня головную боль.
Хорошо, что для таких, как я, внизу специально было выделено жирным шрифтом:
99,9999999997 %
«Отцовство практически доказано».
Я сглотнула, и перед глазами поплыли красные и бирюзовые пятна. Значит, так и есть. Вячеслав — мой отец.
Наполовину проигравшая, я поспешила нырнуть носом в соседний листок, от которого сейчас зависела судьба моего очень хрупкого мира.
Витька стоял каменной статуей, и его предплечье крайне мешалось читать. Хорошо, что мои глаза уже были настроены на поиск истины, и молниеносно впились в нужную строчку.
Она была короткой.
0 %
«Отцовство практически исключено».
У меня с тела упала каменная гора, и оно снова обрело способность нормально дышать. Голову от этого немного повело, но я быстро отловила наметившееся движение тела и заставила себя стать ровно.
Вячеслав — не отец Витьки. Значит, кровной связи между нами нет.
Мы не родственники.
Я уловила на своём лице улыбку, наверняка со стороны кажущуюся чрезвычайно глупой. Но мне было всё равно, я была счастлива. А потом всё-таки пришла в себя и опасливо покосилась на парня:
— Вить, ты как?
Витька замер и, казалось, не расслышал моего вопроса. Бумага в его руке не шевелилась. И само его лицо было сероватым — под цвет.
Я опасливо коснулась его плеча, будто стараясь поддержать, если бы Витька вдруг потерял равновесие. Но не успела я об этом подумать, как на меня «напал» его живой, я бы даже могла сказать озорной, взгляд.
Витька смотрел на меня из-под светлых ресниц сузившимися от улыбки глазами. Это было настолько неожиданно, что я едва не отшатнулась.
— Ну, вот, а ты боялась! — легко произнёс он, двумя пальцами сворачивая листок по сгибу.
— Кто тут ещё боялся? — нарочно сварливо буркнула я, используя удобно оказавшуюся на Витьке руку для того, чтобы отвесить ему сестринский подзатыльник. Хотя на деле вышло совсем несестринское и поглаживание.
Оказывается, птичьи трели заливали небольшой растительный островок перед медицинским центром. И теперь мы могли их услышать. И даже обрадоваться грядущему дню вместе с ними. Воздух приобрёл сладковатый вкус, а тело — такую лёгкость, что ещё немного, и можно было бы воспарить. И мы оба отчего-то не спешили никуда уходить, только глуповато улыбаясь друг другу и стараясь подобрать слова для того, что и так было понятно.
***
— Я туда определённо не пойду, — для убедительности я скрестила руки на груди, запрокидывая голову вверх и рассматривая шпиль аттракциона, который, казалось, упирался в самый небосвод.
— Ты туда определённо пойдёшь, — безапелляционно заявил Витька и, не обращая внимания на мою позу, потянул меня за локоть.
Для вида поупиравшись, я всё-таки пошла следом.
Столб, по которому, не спеша, поднимался внушительный ряд кресел, немного напоминал силомер с ярмарки, разве что, когда импровизированная скамейка бухалась вниз, не раздавалось победного гонга с машинным выводом о том, насколько ты сильный.
— Это точно не опасно? — даже не надеясь на положительный ответ, всё равно спросила я, когда мы приблизились.
— Это точно опасно, — не разочаровал меня Витька, держащий в руках два розоватых билета. Мне немного хотелось, чтобы их унёс ветер, но Витёк держал крепко.
На такой карусельке кататься нам ещё не приходилось, и у меня, как в детстве, поджимало внутри. Но теперь к этому странному ощущению примешивалось предвкушение грядущего восторга.
Потому что страх больше не сковывал — наоборот, он стал драйвом, дающим силы.
Конструкция аттракциона выглядела надёжной, а ограничители крепкими. Витька, уже перемотанный ремнями и ограничителем, сидел, радостный рядом и предвкушал. И я была абсолютно уверена, что ничего не случится. Просто потому, что уже не может случиться ничего плохого.
Аттракцион, звякнув, пришёл в движение, и мы оторвались от бренно земли, несомые вверх только огромным штырём.
Вы когда-нибудь слышали звук откручивающихся шурупов и вообще ломающихся механизмов? Я слышала сейчас и прямо его за своей спиной. Но грозная махина всё равно продолжала двигаться. И разваливаться не собиралась.
Я опустила взгляд вниз, ожидая привычного головокружения, но его, как ни странно, не было. Вместо него было бесконечное пространство снизу, которое с каждой секундой всё расширялось и расширялось.
Маленькие предметы меня умиляли — всё время хотелось протянуть руку и подцепить то машинку, то аппарат с сахарной ватой. Скрип механизма за моей спиной лишился всей своей опасности — теперь это был добрый старичок, который кряхтит только для того, чтобы молодёжь не забывала, кто здесь круче. А на самом деле этот старичок куда выносливее и сильнее, чем кажется.
Витька, прищурившись на солнце, повернулся ко мне, и его густые, идущие волнами кольца, колыхнулись на ветру. Не будь я «привязана», непременно бы их поправила.
Судя по остановке, мы доехали до высшей точки, которая с земли упиралась в небосвод. Витька сощурился сильнее и запрокинул голову, рассмеявшись. А во мне что-то ухнулось ожиданием.
Дёрнуло вниз скамейку резко и бодро — до перехваченного дыхания. Наверное, тот «старичок», что сидел внутри механизма, скинул с себя маску притворства, демонстрируя свою истинную мощь.
У меня попа отрывалась от твёрдого сиденья, и не улететь в даль мне помогло только крепление, давящее не плечи. В которое я вцепилась всем, чем могла и чем не могла тоже.
Ощущение свободного падения — это кайф, который нужно пережить. Постараться пережить.
Под конец аттракциона я была счастлива. Сердце колотилось жизнью во всех местах, а по венам бродило счастье.
Когда машина окончательно остановилась на земле, я запрокинула голову к солнцу и засмеялась.
— А давай ещё? — на одно дыхании выпалила я Витьке, глядя на него осоловевшими глазами.
— А давай! — тут же понял меня Витька.
***
На потолке кружили причудливые узоры из световых пятен, и я со спокойной душой их рассматривала, опустившись головой Витьке на колени.
— Слу-ушай, — вдруг глубокомысленно протянул тот и во все глаза посмотрел на меня — с такого ракурса он был очень смешным и напоминал филина.
— Чего? — я навострила уши, оставив цветовые пятна на потолке.
— Как думаешь: эти из лаборатории не сольют нашу историю какому-нибудь сценаристу? И он про нас снимет фильм.
— Ты ещё скажи — книжку про нас напишут, — рассмеялась я.
— Да, это я чего-то махнул, — согласился Витька.
Тогда я тоже решила поднять «животрепещущую» тему:
— Как думаешь, у нас реальное чувство или чистый хайп на запретности?
Витька сделал вид, что задумался, а потом выдал:
— Я думаю, для хайпа проще было замутить отношения на троих.
Я едва не поперхнулась, а Витька рассмеялся. Тогда я пихнула его локтем в бок:
— Но-но-но! Я тебе ещё Ленку не простила!
Я уже было насупилась, а Витька вдруг нагнулся прямо надо мной и с неподдельной надеждой заглянул мне в глаза.
— Знаешь способ, как заснуть всего за пять секунд?
Я такого способа не знала. И не могла понять, в чём подвох. Пришлось ответить:
— Нет…
— Нужно вытянуть губы трубочкой и сосчитать до пяти, — доверчиво произнёс Витька и щедро предложил: — Попробуй!
Подвох был. Но мне почему-то стало крайне любопытно, какой именно — тем более Витька с таким милым совиным видом ожидал сверху.
Я послушно вытянула губы и принялась считать.
Примерно на «трёх», Витька проворно ткнулся в мои подставленные губы и сразу откинулся на диванную подушку. Засмеялся.
— Ну, почему ты, малыш, так смело веришь мелочам? * — пропел он, не обладая особым слухом и голосом, зато с душой.
Вообще-то, было смешно. И я могла бы догадаться, в чём цымес шутки. Но, тем не менее, делом моей женской чести стало схватить игрушечного кота и стукнуть им Витька в грудь. Так я выразила степень своего недовольства его мужским коварством.
А потом нашла способ показать всё своё женское довольство.
* из песни «Виртуальная любовь» Tanin Jazz