Утро выдалось неожиданно солнечным и свежим — будто погода извинялась за выпавшую вчера хмарь.
Дождевые капли ещё не просохли с балконного карниза и, словно сытые голуби, тяжелели и, не торопясь, срывались вниз, чтобы бухнуться на макушку какому-нибудь особенно невезучему прохожему. А настоящие птицы тем временем где-то затихарились, несмело подпевая только-только разогревающему мир солнцу.
Причин выходить из дома у меня не было — Витька вызвался сам идти в магазин. Но и причин стоять на балконе и смотреть на ленивую улицу у меня не было тоже, поэтому что я решила поразмяться. Заскочила обратно в квартиру и поспешила в коридор — пол всё это время весело скрипел подо мной, словно подгоняя. В коридоре оставалось только впрыгнуть в кроссовки, держась за растянутые уже язычки, и хлопнуть дверным замком, чтобы не выпускать воров.
Лестницы преодолеваются мной быстро и без лифта, и подъездную дверь можно толкнуть с разбега — главное, не забыть жамкнуть открывающую кнопку.
На улице сильно чувствуется последождевая сырость, так что мои голые лодыжки сразу идут мурашками. Чтобы разогнать их, я ускоряю шаг, и ныряю за кирпичный угол дома.
И почти сразу торможу, словно натыкаюсь на искусственную преграду. Впрочем, преграда эта самая настоящая — просто не совсем буквальная.
За поворотом всегда была небольшая цветочная клумба. Сейчас для декора ей приделали лебедей из крашеных шин. За лебедями стоит Витька. И не один. Против него — Ленка.
Она делает вид, что ничего особенного не произошло. Она симпатичная, но делает вид, что об этом не знает. И ведёт себя как всякая девушка, которой нравится парень — весело кокетничает и бросает многозначительные взгляды. Но для меня она сейчас тупо выламывается и смотрится противным чучелом с пережжёнными волосами. Радует, что хотя бы Витька не распушает перед ней перья в ответ, а скромно стоит и смотрит на неё со сдержанной вежливостью. Хоть меня ещё и не видит.
Я преодолеваю желание кинуться на Ленку прямо через белёного гуся, а всё-таки, как нормальный человек, обхожу клумбу. Пусть и тороплюсь гораздо сильнее, чем стоило бы.
— Привет! — самым радостным образом, на который сейчас способна, здороваюсь я с Ленкой.
Специально подхожу со стороны Витька, чтобы с ходу закинуть ему руку через плечо. И не просто по-дружески, а очень даже привлекаясь к парню с боку.
Ленку моё появление поначалу совсем не смущает, но как только мой локоть сгибается возле Витькиной шеи, на её лице мелькает что-то вроде замешательства. Которое, впрочем, быстро рассеивается внутренним анализом — ведь закидывают руки на плечи и просто друзьям.
— Как дела? Давно не виделись! — продолжаю щебетать я, лучась перед Ленкой от радости.
Как только она начинает отвечать что-то вежливое, я наношу ей решительный удар.
Целую Витьку прямо в щёку — и не коротко, а вполне себе ощутимо. Боковым зрением чувствуя, как лезут на лоб Ленкины глаза.
— Я тебя уже заждалась, — это я уже немного капризно обращаюсь к Витьке, чтобы Ленка потом не могла убедить себя, что ей просто показалось. — Хочешь, чтобы я с голоду померла?
Шутливо трескаю его ребром ладони по затылку, не обращая внимания на Ленку и коротко касаюсь щекой его удобно подставленного плеча.
Тут, наконец, Витёк оживает и нежно отвечает мне:
— Я уже иду — подожди, пожалуйста, помирать.
Перевожу взгляд на Ленку, всё ещё полуобнимая Витьку:
— Созвонимся тогда — встретимся, — это при том, что у нас с ней нет телефонных номеров друг друга. — Ладно, давай, удачного дня!
Ленке остаётся только согласиться и, незаметно склонившись головой, пройти мимо нас. Я вижу, как зарозовели её щёки, а взгляд уходит внутрь себя. Хорошо.
Из-под ресниц слежу за Ленкиной стройненькой фигурой, скрывающейся за поворотом. И только когда она совсем пропадает с радаров, перестаю доброжелательно улыбаться ей вслед.
— Стерва, — вполголоса выношу свой окончательный вердикт.
Уверена: её вердикт относительно меня аналогичен.
Теперь моя рука, свободно болтающаяся у Витьки на груди, приходит в движение — поднимается под самый его кадык. Который тоже сразу приходит в движение от Витькиного голоса:
— Ты её напугала. Молодец.
— Я и тебя пытаюсь напугать, — самодовольно заявляю я, а потом резко разворачиваюсь к Витьке лицом — так, что кончики наших носов почти соприкасаются.
— Вильнёшь в её сторону — придушу, — с лёгким оттенком тихой нежности сообщаю я брату. И мягко овиваю пальцами его шею. Чувствую, как изменившееся дыхание щекочет мне щёку.
Тут я вздрагиваю — так резко Витькина рука сжимается вокруг моего пояса, словно орудие испанской инквизиции.
— Вильнёшь вообще в любую сторону, — в тон мне отзывается Витька прямо около замирающих губ, — двинуться не сможешь.
Я не удерживаюсь и тыкаюсь вперёд за поцелуем. Которым Витька запечатывает меня, словно замком.
Дальше мы идём уже вместе. Около дорожного светофора я киваю назад, уже спокойнее возвращаясь к несчастной Ленке:
— Когда она станет старой — будет, о чём на лавочке бабкам рассказать.
— Может, уже и сейчас есть, — самодовольно хмыкает в ответ Витька.
***
Как оказалось, утренняя свежесть была обманом, и уже к обеду небо быстренько заволокло холодными тучами. А мы с Витьком были как раз около вокзала — достаточно далеко от дома. Настолько, что начавшийся дождь успел хорошенько замочить нас своими огромными каплями. Честно, как удары мячиками для пинг-понга — особенно неприятно, когда попадает за воротник. Всё-таки движение осени уже хорошо ощущалось в пока что летних улицах.
Когда мы, наконец, добрались до навеса подъезда, я была по-настоящему счастлива. Пусть Витька и крайне долго искал ключи по всем пакетам. Я так и ожидала, что с секунды на секунду он с серьёзным лицом скажет, что они где-то потерялись. Но, видимо, сегодняшний день всё-таки предпочитал не делать нам лишних нервов, и ключи всё-таки нашлись.
В подъезде запахло сыростью — но не противной могильной, а скорее какой-то домашней, которая бывает только в хорошо обжитых помещениях, где никуда не денешься от кипячения или тёплых труб коммуникации. Только темновато — ещё не хватало вечера, чтобы врубить освещение лестничной клетки. Поэтому ступеньки грозно нависли над нами своими тенями, а из небольших оконных рам угрюмо заглядывало внутрь серое небо.
Я убрала со лба мокрую чёлку, вслед за Витьком ступая на лестничный пролёт.
То ли освещение, то ли ещё что придавало сейчас моему брату некую монументальность. Словно он — жрец какой-нибудь древней религии, и сейчас восходит по ступеням к храму. Только что он будет делать, когда дойдёт до последней ступеньки? Попросит что-то у богов или принесёт им кровавую жертву?
Бр-р. Я даже ненароком отстала, нарочито тихо перебирая ногами по каменным ступенькам.
— Ну? Ты чего? — обернулся Витька, и в неровном свете из-за теней лицо приобрело какое-то жёсткое выражение. Честно, мне сейчас очень хотелось, чтобы открылась какая-то квартирная дверь, иначе у меня напрашивалось ощущение, что это всё — начало какого-нибудь триллера.
Две зелёные молнии обрушились на меня из-за угла совершенно неожиданно. Вернее, даже зашипели и метнулись с такой скоростью, словно они — лазеры.
Чёрная пушистая тень, словно домовой, мелькнула по светлой плитке. Рыком ударилась о Витьку и отрекошетила в перила.
— А-А! — мне оставалось только, вздёрнув руками, метнуться в сторону, чтобы не столкнуться с этой хренью.
Мохнатое создание, остановившись на нижней ступеньке, обернуло ко мне голову и скользнуло хвостом вокруг коротких, мощных лап.
Это оказалась крупная чёрная кошка, приклонившаяся к низу и с некоторой опаской воззрившаяся на нас. Видимо, мы с Витькой её напугали, согнав с места, и теперь она под шумок собиралась прокрасться куда-нибудь ещё.
Решив, что ничего мы ей не сделаем (или в крайнем случае она нас запросто победит — мы не выглядим брутальными), кошка бесшумно засеменила к одной из дверей и уселась на резиновый коврик. Всё ещё поглядывая на нас зелёным.
— Может, в квартиру позвонить? — спросила я вроде как у Витьки, но на самом деле, наверное, у кошки.
Они с Витьком, сообща, согласились с моей идеей. И всё-таки я с некоторой опаской подходила к животному. Судя по породе оно — перс, а у таких характер вроде как не сахар, иначе бы её, наверное, никто не выпустил на самовыгул. Так что к кнопке звонка я тянулась бочком.
На глубокий звон за деревянной дверью сразу послышалось движение, от которого кошка пришла в движение. И, стоило двери открыться, животное с хозяйским видом исчезло в недрах квартиры. А вот открывший двери на пороге остался.
— Здравствуйте, — не спеша поздоровался он — мне показалось, окидывая при этом меня взглядом.
Парень примерно нашего с Витькой возраста, со светлыми волосами и такими же глазами. В широкой домашней футболке и спротивных штанах на кулиске вокруг пояса.
— У вас тут кошка потерялась, — сразу и в лоб сообщила я причину визита.
— Она не потерялась, — ответил незнакомый сосед моей шее, — просто вышла на прогулку.
— Ей надоело гулять, — присоединился к беседе Витька, спускаясь на несколько ступенек вниз. — И она очень попросилась домой.
— Так и попросилась? — насмешливо сощурился парень.
— Так и попросилась, — даже не подумал улыбнуться Витёк.
Их секундная перестрелка взглядами закончилась тем, что парень моргнул первым. И мы — все втроём — нарочито вежливо распрощались друг с другом.
— Дурацкая кошка, — сообщил мне Витька, когда мы уже подходили к своей двери. — Бешеная какая-то…
Я согласилась.
Когда мы открыли дверь и зашли в квартиру, то в первые минуты всё казалось там вполне себе нормальным. Сумрачная темнота в коридоре и комнатах была обусловлена пасмурной погодой и не более того. Но когда Витька зачем-то зашёл в самую маленькую комнату, и оттуда раздалось задумчивое «Мари-ин!», я начала что-то подозревать…
— Ты что, окно забыла закрыть? — спросил Витька, стоило мне зайти, глядя куда-то себе под ноги.
Проследив направление его взгляда, я тоже увидела небольшой тазик, доверху наполненный водой. Вернее, тазика не было — только вода.
Пол в этой квартире очень неровный — и из-за возраста постройки, и из-за не слишком высокого качества оной. Но обычно если не приглядываться и привыкнуть, то всё кажется нормальным. И только сейчас, когда слой пола до предела залит натёкшей из открытой форточки воды, видно, что тут, оказывается, можно устроить небольшой бассейн. На которой глубокомысленно и смотрел Витька.
— Ой, а ты, можно подумать, не забыл окно закрыть! — сразу пошла в атаку я. Потому что действительно забыла про эту мелкую форточку, когда уходила из дома. И быстренько перевела тему:
— Кто, говоришь, у нас соседи с низу?
— Сейчас не знаю, а раньше была та бабка, которая бормотала проклятья в розетки и ходила по подъезду с церковной свечой.
— Вот чёрт! — вырвалось у меня, когда я уже неслась в ванну за тряпкой.
Та злобная старуха, с которой опасалась связываться даже бабушка, когда была жива — это аргумент за то, чтобы как можно скорее устранить любые следы потопа. Тем более, что скорее всего к соседям снизу всё равно просочилось — просто ветер бил как раз в сторону этого окна, и дождевой воды накопилось для этого предостаточно.
— Если у них ещё и ремонт с натяжным потолком, то мы не расплатимся, — между делом сообщил брат, притаскивая откуда-то полотенце и с ходу накрывая им лужу. Полотенце в середине потонуло.
— Витя, ты не помогаешь! — сообщила, отжимая тряпку в притащенное ведро, я, хотя Витя вроде как и помогал.
Я взмокла, и с каждым движением казалось, что мы просто развозим воду по половицам, и меньше её совсем не становится. Хорошо хоть Витька догадался закрыть форточку, и новой не натекает.
В процессе очищения пространства я в полной мере ощутила значением выражения — «как корова на льду», потому что коленки мои нещадно разъезжались в стороны, а на руки вообще, оказывается, нельзя было опираться — тряпка проскальзывала. Ладно, хоть Витька, елозящий рядом, оказался не в лучшем положении — мокрый пол в бабушкиной квартире был очень гладким. Как только бабушка не поскальзывалась?
Время работало против нас — кажется, вода всё равно просачивалась вниз. Так что я почти не обращала внимания, когда натыкалась на Витьку. А потом обращала.
Его тело от работы разгорячилось, кажется, гораздо больше моего. А стоило мне проползти достаточно близко, в нос ударял запах мускуса. Совсем не противного. А ещё я представила, что сверху мы, наверное, смотримся как два весёлых таракана, нарезающих круги вокруг друг друга, и не сдержала смешка.
Витька не стал спрашивать, над чем я смеюсь, а только коротко скользнул по моему лицу хитроватым взглядом, и уголок его губ искривился. Тогда я, улучив момент, нарочно толкнулась попой в его бедро.
Брат сделал вид, что манёвра моего не заметил, но уже следующим движением мокрой насквозь тряпки проскользил по половицам так, чтобы локтями задеть у меня под грудью. А потом и вовсе как бы случайно «протереть» тряпкой мою голую коленку.
— Эй! Пол чисти, а не меня! — сразу же посоветовала я.
— Пол, в отличие от тебя, чистый до предела, — нашёлся Витёк.
Такого изящного оскорбления я перенести не смогла, так что в этот раз ухитрилась толкнуть Витька изгибом таза в самый бок. А потом, бросив тряпку — и вовсе упереться руками ему в спину. Она у него — ровная и крепкая, почти без прогиба и совсем не поддаётся под моими нажимами. Будто я — просто жук, мнущий лапками внушительного мерина. Ну, держись, мерин!
Проявив скорость и чудеса ловкости, я взобралась прямо Витьке на спину. Ноги, конечно, нещадно задевали пол, но их можно и подогнуть. Тогда Витькины бока получаются стиснуты моими коленками.
— Ты там не офигела? — запоздало возмутился Витёк.
— Лошадки не разговаривают! Но! — повелела в ответ я.
Оказалось, что лошадка попалась мне строптивая. Вроде как сделав несколько податливых шагов в сторону двери и дождавшись, чтобы и расслабилась, Витька вдруг встал на дыбы. У меня махнуло сердце, и я уже почти приготовилась долбануться попой или башкой об пол, но Витька как-то ловко меня перехватил, так что на неподсохший толком пол я улеглась весьма аккуратно. И не успела опомниться, как оказалась прижата чужим телом сверху.
Дышать сразу стало тяжеловато, но не до удушья. Просто как будто тебя со всех сторон обуяло прочное тепло, и теперь тебе ничто не грозит. Это ощущение мгновенно вызвало у меня лёгкий смех и желание обнять Витьку за плечи.
Его лицо стало так близко, что начало расплываться. И я не могла одновременно сосредоточиться на глазах и на улыбке — только на чём-то одном. Чужое дыхание приятно шевелило мне волосы на чёлке.
И я уже хотела прикрыть глаза, как услышала противный, мерзкий звук, пугающий всё на свете. Дверной звонок. И кто придумал делать его таким громким и резким? Будто тебя ещё никто не видит, но уже чего-то требуют.
Как если бы его не слышали в первый раз, звонок повторился.
Хотелось, конечно, сделать вид, что никого нет дома, но настроение всё равно испорчено, тем более что и я, и Витька абсолютно точно знали причину визита.
— Может, не открывать? — на всякий случай предложила я, усаживаясь на попу.
— Да ну, что мы — маленькие что ли? — сразу не согласился Витька, который никогда не был трусом.
И мне пришлось топать за ним в коридор и смотреть, как его руки ловко шуруют щеколдой.
На пороге я увидела сначала чёрно-серый комок, и потом поняла, что пришёл он не один.
На нашем коврике стоял тот самый парень, которому я впускала кошку. Вместе с этой самой кошкой.
— Это не наша, — в голосе Витьки вместо приветствия скользнули ледяные нотки.
— Я в курсе, — ничуть не растерялся блондин в спортивных штанах. — Просто вы мне чуть-чуть потом устроили. Вот пришёл узнать, не нужна ли тут какая помощь?
В ответ моему брату в голосе пришедшего скользнула насмешка. А когда его взгляд упёрся в меня, чужие губы сразу растянулись в надо сказать весьма симпатичную улыбку. А тёмная мохнатая кошка в это время сторожила его, словно Сфинкс.
— Нет, помощь не нужна, — голос Витьки сменился на нарочито-вежливый. Настолько, что если бы со мной кто вздумал говорить таким — я бы словила панику.
— Правда? — в голосе соседа паники не прозвучало. — А что скажет дама?
— Дама согласится со своим кавалером, — успела вставить я до того, как у Витьки может сорвать предохранители.
— Ладно, — соседа сей факт совершенно не расстроил, и он незамутнённо произнёс: — Но если что — меня Костя зовут.
Разворачиваться Костя начал ещё до того, как Витька закрыл дверь. Не слишком громко — всё-таки Костю мы немножко затопили.
— Вот дебил, — буркнул Витька, и звон защёлки подтвердил его слова. — Наверное, внук той сумасшедшей бабки. Давай его нарочно зальём?
Я не сдержала смеха, но спорить не стала:
— Давай. Пусть только потеряет бдительность.
— Так, на чём мы остановились? — когда Витька снова развернулся ко мне, и с его лица, и из голоса напрочь пропали любые следы раздражения. Что мне в нём нравится — так это то, что он никогда не запаривается на негативе.
— Кажется, на чём-то вроде теоремы Пифагора, — я сделала задумчивый вид, возводя очи к небу. А Витька даже не стал делать вид, что мне поверил. Просто сгрёб в охапку, и я почувствовала на лице тепло его губ.