Будет больно, моя девочка (СИ)

Глава 11

Арсений

— Мы начали. — Кудяков, развалившийся на диване, потирает ладони. — Ставки делать будем?

— Естественно, — лениво тянет Ренат.

Прохожу вглубь комнаты. Ксюха идет следом. Мы с ней вышли из гостиной за минуту до того, как погас свет и голос Рената зазвучал из колонок.

— Марат точно уехал? — спрашиваю, окидывая взглядом экраны. На стене их не меньше десяти.

В поле, куда клоуны уведут своих жертв, уже заряжены квадрокоптеры. Они передадут картинку в это помещение. Внизу тоже запустится видео и будет попеременно транслировать каждого в этом забеге для толпы оставшихся. Все здесь, за парой исключений, прекрасно знали, куда шли. Осознанно хотели пощекотать нервишки и предвкушали, какая игра будет сегодня.

Марат предельно ясно дал понять, что он в этом больше не участвует. Мной это было услышано. Мы ждали, когда он уедет, прежде чем начать. Плюс я в принципе не говорил ему, что сегодня мы хотим поиграть. Спокойней спать будет. Потому что бороться с его проснувшейся совестью у меня нет ни времени, ни желания.

— Точно. Лично видела, как они в тачку садились, — уверяет Ксю, положив руку мне на плечо. — Забыла, — виновато улыбается и усаживается в кожаное кресло. — Клоуны уже зашли. Сейчас сцапают человек шесть.

— Супер, — сажусь на край стола.

Мы четверо знакомы очень давно. Наверное, друзья, по крайней мере все, кто есть в этой комнате, так друг друга называют.

— Я ставлю на эту, в красном, — присвистнув, ржет Кудяков. — Боевая.

Мажу глазами по экрану, а там Панкратова во всей красе. Уже без плаща. В красном топе с длинными рукавами и такой же яркой асимметричной юбке. Один край которой прикрывает бедро, а второй дотягивается до щиколотки. Судя по тому, как быстро шевелятся ее губы, возмущается. Одному «клоуну» уже прилетело каблуком между ног. Она после этого почти даже сбежала. Правда, ее быстро поймали и вернули, отобрав туфли.

Я же русским языком ей сказал проваливать.

Прикрываю глаза на мгновение. Чувствую, как сдавливает грудь. Такое странное ощущение, словно на меня лег груз весом не меньше пары тонн. Вскользь касаюсь пальцами подбородка, переключая внимание на Ксю.

Я догадывался, что Панкратова останется. Пойдет на принцип. Поэтому озадачил Ксеню передать Майе браслет как гарант того, что клоуны ее проигнорируют.

Браслеты получают те, кто в начале вечера вытянул счастливый шар из лототрона.

— Ей не дали браслет?

— Эта, как ее, прилипчивая… Лиза, да? Она обещала передать. Они же подружки.

Пономарева? Это уже интересно. Не знал, что Лиза с Панкратовой в контрах.

— Ее нужно оттуда убрать, Ксюх.

— Проблемные предки? — встревает Кудяков. — Кто-то с самого верха?

— Нет. Она должна была получить браслет.

— Если он до нее не дошел, значит, не повезло. Снимать из-за такой мелочи — против правил. Клоун ее выбрал. Она была без браслета. Или у тебя есть возражения? Когда туда загнали мою Ийку, я соблюдал правила.

Соблюдал. И, как по мне, полный дебил. Не вытащить из игры свою сестру, хоть и двоюродную, полнейшее дно. Но тем не менее он прав. Игра есть игра. Панкратова мне никто, она осталась здесь по собственной воле, несмотря на то, что я ее предупреждал.

— Все, даю отмашку тогда. — Ренат берет смартфон, жмет вызов и произносит только одну фразу: — Фас, гончие!

Мой взгляд прилипает к экрану, что транслирует видео с коптера, зависшего над Панкратовой. Не нужно четко видеть ее лицо, чтобы разглядеть запечатлевшийся на нем ужас, когда выпускают собак.

Бегущие, естественно, не знают, что собаки выполняют команду преследовать. Только преследовать. Ни один пес не нападет. Они отлично обучены и беспрекословно выполняют команды.

Цель — просто догонять убегающего. Запугать. Лаять. Держаться на расстоянии шага. На этом все.

Там, на поле, это явно воспринимается иначе. Когда ночью за тобой гонится скалящийся пес, ты вряд ли поверишь в то, что он тебя не разорвет, если догонит.

Майя пятится, пока собака сокращает расстояние между ними, а остальная пятерка топит по газам вглубь поля.

— Она вообще бежать собирается? — вопит Кудяков. — Я на нее бабки поставил.

Сжимаю пальцами край стола, упираясь ладонями в столешницу по бокам от себя.

Майя продолжает пятиться, спотыкается, падает на задницу. Пес в этот момент подлетает к ней. По раскрывающейся пасти понятно, что лает.

Панкратова не шевелится. Просто сидит зажмурившись. Время в этот момент замедляется. Закусываю нижнюю губу.

Коптер спускается ниже, и я вижу, как Майя дрожит.

— Она там от страха подохла, что ли? — взрывается Ренат. — Че тупит?!

Стискиваю зубы. Замечаю на себе Ксюхин заинтересованный взгляд и снова пялюсь на экран. Кажется, внимание всех в этой комнате приковано к Панкратовой, и до остальной части забега никому уже нет дела.

Майя медленно вытягивает руку вперед. Пес лает. Она тянет пальцы еще ближе.

Напрягаюсь до потемнения в глазах. Что, если у него сорвет башню и он ее раздерет? Впервые допускаю мысль, что игра может выйти из-под контроля.

Не дышу.

Ощущения отвратительные.

Панкратова же касается собачьего носа. Пес тщательно ее обнюхивает и, судя по тому, что захлопывает пасть, больше не лает. Вижу, как шевелятся Майины губы. Она что-то говорит собаке, медленно упирается в землю коленями, гладит пса по голове, холке. Улыбается, а собака начинает лизать ее руки.

Вчетвером наблюдаем, как Майя встает с колен, поднимает что-то с земли, осматривается, а потом бросает, судя по всему, поднятый булыжник, прямо в коптер. Картинка закручивается, пока железяка летит вниз, а потом совсем пропадает.

— Конец игры, что ли? — бормочет Кудяков. — Ты, чувак, — смотрит на меня, — был прав, ее нужно было снимать. Делаем рестарт?

— Плевать. За остальными смотри, — наставляет Ренат.

— А я предупреждал, — бросаю через плечо, — щас вернусь.

— Я с тобой, — Ксю выходит в коридор следом за мной. — Все нормально?

— В полном. Тут останься.

— Ты куда?

— Сказал же, сейчас вернусь.

Сбегаю по ступенькам и выхожу во внутренний двор.

Отсюда до поля пешком минут пять. По факту «поле» — это малая часть не облагороженной территории особняка. Здесь два гектара земли, которые уже как лет пятнадцать никому не нужны. По периметру производится только покос травы.

Отец держит этот дом исключительно как память, но ни он, ни мать тут практически не бывают, а вот мы еще два года назад просекли, что его можно использовать в своих целях.

Натягивая на плечи кожаную куртку, ускоряю шаг.

Можно было сразу догадаться, что Майя куда-нибудь влипнет. Она даже в дом не без происшествий залетела. Я, вообще-то, надеялся, что свалит вместе с Маратиком и его девкой, но она осталась.

До места, где летал коптер, метров триста еще. Если прикинуть маршрут Панкратовой, то выйти она должна куда-то сюда. Останавливаюсь и кручу башкой по сторонам. Вдалеке слышится собачий лай и визги. Свет от фонарей и прожекторов до этой части территории не дотягивается, поэтому включаю фонарик на телефоне.

— Нужно вернуться в дом, забрать свои вещи и позвонить родителям. Да. Все верно. Мне ни капли не страшно. А тебе, песель? Ты знаешь, куда тут идти? Ты же видишь явно лучше меня…

Слышу ее бормотание где-то впереди. Подсвечиваю туда телефоном.

— Кто тут? — Панкратова реагирует на свет фонарика буквально секунд через двадцать.

Я свечу ей прямо в лицо, поэтому прекрасно вижу, как внутри карих радужек сужается темный зрачок.

— Вы же знаете, что бывает за такие игры, правда?

— Ничего, — гашу свет, успевая заметить, как она вздрогнула, услышав мой голос.

— Лично пришел пожинать плоды своих трудов, да?

Молчу. Взгляд смещается на зависшую в небе луну. Практически полная.

Пес в этот момент выдает какой-то тихий скулеж, начиная тереться о мои ноги. Глажу его по голове и отдаю команду:

— На место.

Собака тут же срывается к вольерам.

— Надеюсь, что тебе и твоим дружкам было весело, Мейхер. Вы просто кучка трусов! — обходит меня стороной. Только сейчас замечаю, что длинный край юбки она заправила за пояс, чтобы он не цеплялся и не волочился по траве.

— Подожди, — иду за ней следом.

— Не ходи за мной. Меня от тебя тошнит. Ты просто жалкий. Понял?! — шипит, продолжая шагать вперед. — И друзья твои такие же. Сборище моральных уродов. Вы ненормальные. Больные. Вам нужно лечиться!

Она говорит быстро. Интонации меняются буквально за секунды. От крика до дрожащего шепота.

— Если тебе станет легче, ты попала на поле по ошибке.

Панкратова замирает и резко разворачивается. Впивается в меня вызывающим неприязнь взглядом. Под блеклым светом луны ее глаза кажутся безумными. Моргаю.

— Ошибка? А другие пять человек — тоже ошибка?!

Я заметил, что Майя часто разговаривает из позиции либо училки, либо адвоката. Наставляет и защищает. Ах да, иногда еще судит.

— Они знали, на что шли.

— Что? — бормочет и нервно проходится пальцами по волосам, шее и в конце обхватывает ладонями предплечья, начиная их растирать.

— Почти все. Залетные вроде тебя тоже бывают. Но это редкость. Все были в курсе, большинство здесь именно ради игры. Поучаствовать или посмотреть — это как повезет, но их устроит любой вариант.

— Как это? Зачем? — хмурит брови, впиваясь в меня взглядом. — Они нездоровы?

Хочется заржать в голос от ее непосредственности, честно.

— Адреналин. Новые ощущения, эмоции. Реальный страх. Это весело.

— Ты пригласил весь класс.

— Пономарева всех предупредила. Плюс в первый приход никого не трогают.

— Ты в этом уверен? — Майя издает истеричный смешок.

— Кроме тебя, — соглашаюсь с ней. — Бывают накладки.

— Не только, — покачивая[a1], опускает голову.

— В плане?

— Неважно. Ты тоже так делал? Играл?

— Я только ставлю, Майя. Адреналин я предпочитаю получать иначе.

— Как? — хлопает глазами.

— Как-нибудь расскажу. Иди в дом. Все время прямо. На втором этаже в конце коридора есть ванная. Я принесу твои шмотки.

— Зачем? Это какая-то уловка?

— У нас все по-честному. Ты должна была получить браслет, а не бежать.

— Который светится?

Киваю.

Панкратова крепче обнимает себя ладонями, а я, кажется, начинаю слышать, как у нее стучат зубы. Сентябрь в этом году теплый, но ночи все равно холодные. Максимум градусов десять.

Не успеваю подумать, как снимаю с себя куртку и протягиваю ей.

— Держи.

— Мне не холодно. Я дойду так.

— Ты дрожишь, — вскользь касаюсь пальцами ее плеча, а потом, следуя какому-то дурацкому порыву, прижимаю всю ладонь. — Возьми, — произношу полушепотом.

Майя ведет плечом, и моя ладонь соскальзывает, рассекая собой воздух. Я и не заметил, что прикасался к ней все это время.

— Ладно, — соглашается так же тихо, а потом добавляет: — Кроссовки тогда тоже снимай.

— Зачем?

— У меня туфли отобрали. Из-за тебя, вообще-то.

— Иди туда, — показываю вперед, пока разуваюсь. — Ванная на втором этаже.

— А ты?

— Сказал же, шмотки твои заберу.

В конечном итоге отдаю ей кроссовки, куртку и свой телефон, предварительно включив фонарик, и ухожу. Минут через пять забираю у клоуна, что поймал Майю, ее плащ, сумку и туфли.

В дом возвращаюсь по короткому маршруту, захожу через гостиную. Тусовка тем временем продолжается. Все в самом разгаре. Музыка, вспышки, веселящаяся толпа. Кудяков без остановки треплется с одним из бегущих сегодня. Оба смеются. Делятся впечатлениями игрока и наблюдателя.

Расталкиваю всех, кто стоит у меня на пути, уже на лестнице чувствую чьи-то прикосновения. Цепкие, раздражающие до маниакальной вспышки агрессии.

Замедляясь, поворачиваю голову. Пономарева стоит на ступеньку ниже, поджав губы, пялится на меня.

— Ты куда пропал?

— Не твое дело.

— Арс…

— У тебя что-то важное?

— Нет, я… — смещает взгляд ниже. — Это Майкины шмотки?

Прослеживаю ее взгляд.

— И?

— Смешно она визжала, конечно. Да?

Лиза прикусывает нижнюю губу, сцепляя пальцы в замок. Хлопает искусственными ресницами, ожидая от меня реакцию, которую ей будет в кайф со мной разделить.

— У тебя все? — переставляю ногу на ступень выше и, дернув рукой, отцепляю Лизку от себя.

— Арс, я думала…

— Потом.

Поднимаюсь на второй этаж. Дверь закрыта не до конца, поэтому я отлично слышу, как льется вода. Тянусь к ручке, но замираю, потому что из недр ванной до моих ушей доносятся еще и всхлипы.

Панкратова плачет. Я бы даже сказал — рыдает. Давится слезами. В щель между дверью и косяком отлично просматривается зеркало, в котором отражается покрасневшее, зареванное лицо Майи. На мгновение впадаю в ступор. Мозг соображает, что делать в такой максимально нестандартной для меня ситуации.

Приоткрываю дверь чуть шире, стараясь не издать ни звука, кладу вещи на край тумбы и молча ухожу.

Чувствую себя паршиво, если честно.