Будет больно, моя девочка (СИ)

Глава 9

Арсений

— Молодой человек, вам что-то подсказать?

Реагирую на женский голос поворотом головы и бегло прохожусь взглядом по рядам с полками, на которых представлен аптечный ассортимент.

Как я вообще тут оказался? Оно мне надо? Еще по дороге в это место задавался этими же вопросами, но тем не менее теперь стою на кассе. Баран.

— Пластырь. Силиконовый.

— Какой размер? Форма?

— Без понятия. Девушка ногу натерла.

— Поняла. Секунду. Оплата безналичная будет?

— Да, — вытаскиваю карту.

— Прикладывайте.

На телефон падает сообщение о списании денег. Засовываю пачку с пластырем в карман джинсов.

— Спасибо, — разворачиваюсь и двигаю к выходу.

На улице начинает темнеть. Это уже даже на сумерки не похоже. Фонари давно зажглись, температура по ощущениям опустилась минимум градуса на два-три с момента, как я вышел сегодня из дома после школы.

Почти восемь. Через полчаса мне нужно быть чуть ли не на другом конце города, и если учесть вечерние пробки, то я уже дико опаздываю.

Ускоряюсь. Панкратову нахожу там же, где и оставил. Стоит на носочках, высвободив пятки из туфель. Привалилась спиной к стене здания и пялится в телефон.

Подхожу ближе, и чем больше сокращается расстояние между нами, тем сильнее нарастает мое раздражение.

Правильная, аж бесит. В каждой бочке затычка. Когда Маратик вообще успел с ней задружиться? Такая любому черепушку голыми руками вскроет и мозги чайной ложечкой до последней капли выжрет.

— На, — вручаю Панкратовой ее пластыри. — Все?

— Спасибо, — шелестит, почти не разжимая губ, и вскрывает пачку. — Очень выручил.

Майя прячет телефон в сумку и поочередно лепит пластырь на свои стертые пятки. Если бы сам не видел, что она до мяса кожу стерла, фиг бы куда пошел.

К тому же, судя по всему, она встречалась с Маратом, из своих очередных благих побуждений. Она помогла моему брату, ну а я не развалюсь, если после этого помогу ей. Даже несмотря на то, что она меня бесит.

— Блин, — шипит Панкратова, упираясь ступней в асфальт.

— Что еще?

— Болит.

Майя вскидывает взгляд, потупленно смотрит мне в район кадыка.

— Слушай, ты не проводишь меня до такси? Туфли слишком сильно прилегают к ноге. Я вообще не представляю, как в них теперь идти. Еще и на пятку давит.

— А сюда вызвать не судьба?

— Это пешеходная улица, — вздыхает и смотрит на меня при этом как на скудоумного. — Нужно вернуться к ресторану. Так будет ближе. Оттуда я смогу сесть в такси.

— Иди.

— Тебе сложно, что ли?

Каждая ее фраза взрывает во мне очередной снаряд тротила. Она издевается? Это развод какой-то?

— Сама дойдешь. Ну или доползешь, тут уж как повезет, — разворачиваюсь, чтобы уйти.

Успеваю сделать ровно шаг, прежде чем Панкратова вцепляется в мое предплечье мертвой хваткой.

Прикрываю глаза буквально на секунду. Считаю про себя до пяти.

Я не люблю чужие прикосновения. Терпеть не могу, когда меня хватают какие-то левые люди без моего на то разрешения. Знаю, что она делает это специально. Уже привычно стряхиваю ее пальцы, правда, в этот раз, как только это происходит, она цепляется за меня снова.

— Мейхер, блин, у тебя корона с головы, что ли, упадет? Пошли уже, — тянет меня в другую сторону, используя как точку опоры.

На автомате делаю шаг. Чекаю время. Восемь пятнадцать.

— Я опаздываю. Ты можешь перебирать ногами быстрее? — тащу ее за собой.

— Не могу. Больно, говорю же.

— Сними туфли и иди босиком.

— Асфальт холодный. Не лето, вообще-то. Я не хочу болеть, — поясняет максимально спокойно, чем бесит еще больше. — Не так быстро. Замедли шаг! Арсений!

— Окей, — бью по тормозам так резко, что Майю заносит вперед, а потом по инерции тащит назад, потому что она по-прежнему за меня держится.

Чувствую, как ее вжимает мне в грудь. Смотрю вперед. Такими темпами возвращаться к ресторану мы будем минут двадцать.

Я опаздываю, а еще хочу побыстрее от нее избавиться.

— Есть идея, — отодвигаю ее от себя сантиметров на десять.

— Какая?

Майя моргает. Озирается. Огибаю ее по правой стороне. Оказавшись с ней лицом к лицу, без слов закидываю Панкратову на плечо. Так будет явно быстрее.

— Эй. Поставь. У меня будет кровоизлияние в мозг.

— Я только обрадуюсь. Звук убавь.

— Ты хам, в курсе?

— Еще как, — ухмыляюсь, ускоряя шаг.

Майя в этот момент щиплет меня за бок. Не реагирую, чем, судя по всему, только раззадориваю эту стерву.

— Я тебя сейчас брошу.

— Не страшно, — заливается смехом. — Ты зачем вообще приехал? — орет на всю улицу, продолжая смеяться. — Думаешь, я переманю твоего брата на сторону добра?

— Замолкни уже.

— Думаешь, да?

Она продолжает хохотать, привлекая к себе еще больше внимания.

— Раз ты сегодня проявил благородство и купил мне пластырь, то точно должен извиниться перед девушкой Марата, Арс. Точно должен.

— Я. Никому. Ничего. Не должен, — проговариваю все это ей в лицо, скинув Майю на землю.

Панкратова балансирует на своих каблах, преспокойненько держась за мои плечи.

— Это я уже слышала, — растягивает губы в улыбке.

Просто непробиваемая девка.

Бесспорно, я приехал сюда, чтобы выяснить, что у Марата с ней за секреты от меня. В последние месяцы он и правда ходит как пристукнутый. Максимально отстраненный. Не помню, когда мы последний раз вообще говорили с ним больше десяти минут. Это напрягает. Как и его ни с того ни с сего проснувшийся интерес к Панкратовой.

Где-то глубоко внутри желание Марата познакомить эту свою Таю с Майей, а не со мной, оставляет болезненный отпечаток. Мы с детства были вместе. Никаких секретов. Никаких конфликтов.

Все, что сейчас происходит, выбивается за рамки моей привычной реальности.

— Все же советую подумать. — Майя переступает с ноги на ногу, морщит нос и вытаскивает из сумки смартфон. Открывает приложение такси. — Готово. Пять минут. Спасибо, что помог, — делает шаг назад, прижимая сумку к груди.

— Ага, — киваю, фокусируя взгляд на дороге.

Наконец-то между нами повисает долгожданная тишина. Майя крутит головой в ожидании такси. Скольжу взглядом по ее ключицам, выпирающим из-за спущенного по плечам пиджака. Медленно поднимаюсь выше. Фокусируюсь на ее прикушенных губах.

— Моя машина!

Смаргиваю накатившее оцепенение.

Панкратова тем временем идет к тачке. Открывает дверь, машет мне рукой и юркает в салон.

Хмурюсь. Сглатываю и, тряхнув башкой, замечаю, что моя машина тоже подъехала.

В дороге провожу как минимум час. Мозг все это время взрывается от мыслей. Что это вообще такое было?

Моргаю. Хаотично воспроизвожу все события, начиная с моего прихода в ресторан, по памяти. Видеоряд замедляется именно в тот момент, когда я закидываю Панкратову на плечо.

Пытаюсь понять эмоции, которые испытывал в то мгновение. Докопаться до истинных чувств. Осознать. Но из раза в раз напарываюсь на бетонную стену, от которой все мои вопросы отскакивают на каких-то сверхскоростях.

Подсознание выуживает из потока сознания фрагмент, когда Майя прикусывает нижнюю губу и откидывает волосы за плечи. Она не видит, что я за ней наблюдаю.

Хаос лишь разрастается.

Смотрю на свои руки. Ладони вспотели. Сжимаю пальцы в кулаки и откидываюсь затылком на подголовник. Через два светофора будет перекресток. Там водитель свернет налево и въедет на территорию частной клиники.

Если бы я был обычным посетителем, в такое время внутрь меня никто бы уже не запустил.

Вылезаю из тачки. Поднимаюсь по ступенькам и попадаю в просторный холл. Администратор знает меня в лицо. И меня, и Марата. Мы бываем здесь как минимум раз в неделю. Но обычно чаще.

Киваю Дарье и захожу в лифт. Третий этаж. Длинный коридор. Белая, как и все здесь, дверь. Толкаю, переступаю порог.

В палате горит ночник. Писк аппаратов звучит уже обыденно. Последние два года точно. Поначалу я приходил сюда и постоянно ждал, когда Олька очнется. Искренне в это верил, несмотря на то, что врачи с самого начала поставили неутешительный диагноз.

Сейчас я уже ни во что не верю.

Придвигаю кресло ближе к больничной койке.

— Привет, — сжимаю Олькины пальцы, а потом откидываюсь на спинку кресла.

Четыре года прошло после той аварии. Столько же с момента, когда врачи сообщили, что Оля впала в кому. Ее мозг жив, но вероятность того, что она когда-нибудь придет в себя, ничтожно мала. Ее почти нет.

Сейчас процессы ее жизнедеятельности обеспечивают аппараты. Она с ног до головы утыкана трубочками. Кислород подается через маску, еда — через капельницы.

— Прости, что опоздал. Знаю-знаю, обещал приехать в девять. Облажался, — ухмыляюсь. — Ты уже привыкла, так что не дуйся. Марат тебе передавал привет. Прикинь, у него девушка появилась. Правда, я за эту девушку сегодня в табло получил, — растираю нижнюю губу. Кровь уже запеклась и образовала плотную корочку.

Бросаю взгляд на столик у окна. Там всегда стоит ваза с цветами. Мы приносим их в каждый свой визит. Меняем увядающий букет на свежий, но сегодня у меня даже это из башки выпало. А все из-за Панкратовой с ее пластырем и туфлями.

— Новая школа такой же отстой, как и предыдущие, ну, я тебе уже говорил, — отвлекаю себя же от своих же собственных мыслей про Панкратову. За последние дни ее стало слишком много. — Хотя Маратик, походу, уже нашел себе подружку. Блюстительница морали, блин.

Впиваюсь пальцами в ручки кресла, а потом резко поднимаюсь на ноги.

Прохожусь из угла в угол.

— Мать, кстати, закончила съемки очередного мыла для быдла и свалила на Мальдивы отдыхать. Перетрудилась, — сую руки в карманы. — Теперь я понимаю, почему ты раньше так на нее злилась. Почему скандалила… Ты просто хотела быть им нужной, — сажусь на подоконник. — Только правда в том, что ни ей, ни отцу никто не нужен. Только бабки. Абсолютная любовь.

Дверь в палату резко открывается. Стекаю с подоконника и сразу упираюсь в него кулаком.

Марат проходит вглубь палата, плотно закрыв перед этим дверь.

У него в руках букет, который он тут же ставит в вазу, а старый выбрасывает в ведро, спрятанное в шкаф. На меня не смотрит.

В палате повисает могильная тишина, которую нарушает разве что писк Олькиных аппаратов.

Маратик поправляет Ольге подушку, гладит по голове и присаживается на край кровати. Сжимает ее ладонь.

Чувствую себя здесь лишним. Устраивать разборки в этом месте даже я себе позволить не могу, поэтому мысленно прощаюсь с сестрой и ухожу.

На первый этаж спускаюсь по лестнице. Интересно, когда родители были здесь последний раз? Месяц назад, два, три?

После аварии отец подчистил абсолютно все, что мог, о случившемся. На первый взгляд, никакой аварии и не было. Как и нашей сестры в коме. Для всех, кто не живет внутри нашей семьи, Оля просто влюбилась и эмигрировала в Австралию. Тысячи километров. Другой континент.

Предкам так проще. Не нужно ни перед кем оправдываться. Не нужно копаться в причинах того, почему Оля связалась с плохой компанией. Не нужно думать, почему все закончилось именно так.

Отец через неделю после вердикта врачей улетел по работе почти на месяц. Мама ни на день не остановила съемки. Нам с Маратом было по тринадцать. Мы все понимали. Было мерзко. Одиноко. Тотальная беспомощность.

Никто не хотел говорить о произошедшем. И не говорит до сих пор.

Нет, между собой с братом мы все это миллион раз обсуждали, потому что никого родней просто не осталось. Да и не было.

А теперь у него появились секреты и своя жизнь, в которой для меня, походу, места с каждой секундой становится все меньше.

На улице сразу напарываюсь взглядом на нашу тачку. За рулем сидит Влад. Шаркая подошвами кроссовок по асфальту, иду туда. Открываю дверь и падаю в салон.

Влад сразу поворачивает голову, зажигает свет.

— Что за кошка между вами пробежала? Рассказывай.

— Все норм, — закрываю глаза, прижимаясь башкой к подголовнику.

— За что тебе прилетело сегодня?

— За дело, — бормочу, накрывая рукой глаза. — Разберемся.

Наверное. Наверное, разберемся…

Марат возвращается минут через двадцать.

Садится спереди. Молчание напрягает, как и вся атмосфера этого гребаного дня.

Влад пытается разрядить обстановку, пару раз шутит, но, въехав, что сегодня его оптимизм не сработает, замолкает.

Когда заезжаем в гараж, на телефон падает сообщение от Пономаревой.

Не читаю. Просто блокирую экран. Мельком, конечно, заметил, что она спрашивала о вечеринке, но намеренно игнорю. С каждым днем эта прилипчивая девка раздражает все больше. Ее больное стремление вечно быть на связи дико бесит. Как можно быть настолько тупой, чтобы не понимать очевидных вещей?

Мне на нее плевать, на эту долбаную школу плевать, и на всех, кто там есть, тоже, естественно. Она с чего-то решила, что мне интересны ее идеи, сплетни, она сама…

Влад глушит движок, и Маратик выпрыгивает из тачки, будто у него подгорает. Выхожу следом. Сталкиваемся почти лицом к лицу.

Убираю руки в карманы, наблюдая за тем, как быстро меняются эмоции на лице брата. А потом и вовсе смотрю ему в спину.

Марат отворачивается и чешет в дом. Иду туда же. Нам вроде как по пути.

Судя по шуму телевизора в гостиной, Реня смотрит очередную документалку.

— Привет, — присаживаюсь на ручку дивана, упираясь локтем в спинку.

Марат же, махнув Рене рукой, проходит гостиную насквозь не останавливаясь.

— Арсений, — Регина улыбается, — привет.

Пятнадцать лет назад мать наняла Реню к нам в качестве няни, но с нашим взрослением ее обязанности кардинально изменились. Теперь она кто-то вроде управляющей в доме. Это место, вообще, функционирует исключительно потому, что Регина до сих пор здесь работает. Все, что касается персонала, ремонтов, оплаты счетов, нашей школы, отдыха на каникулах, секций — это все к ней.

— Поругались? — Регина убавляет громкость на телике.

— Так, — отмахиваюсь. — Мать не звонила?

— Звонила. Просила, пока ее нет, сдать в химчистку половину гардероба.

Неудивительно. Ничего другого я и не ожидал.

— Понятно, — отталкиваюсь ладонью от спинки дивана и поднимаюсь на ноги.

— Сказала еще, что эпизод с Маратом выйдет на следующей неделе.

— Супер, — вытягиваю большой палец вверх.

Марат попал в киноиндустрию в возрасте десяти лет. В фильм, где на тот момент играла мама, срочно понадобился полуподросток, кастинг решили не делать. Это долго, нудно, а ребенок был нужен здесь и сейчас.

Отлично помню тот вечер. Мама приехала домой и предложила нам попробовать себя в кино. Я отказался, потому что мне все это было неинтересно, а вот Марату зашло и заходит до сих пор. Каких-то больших ролей у него нет. В основном эпизоды или второй план, но во МХАТ тем не менее он поступать планирует. Когда жили в Нью-Йорке, даже посещал школу актерского мастерства.

— Вы ужинать будете? — Реня выключает телевизор, поднимается с дивана, проходясь ладонями по бедрам, чтобы разгладить свои широкие брюки.

— Можно.

— Марата позовешь?

Киваю.

— Может быть, все-таки расскажешь, что за кошка между вами пробежала?

— Как-нибудь потом.

— Не из-за девочки ли? — Регина улыбается.

— В смысле?

— В смысле девочку не поделили.

— А, в этом… Не.

— Ладно, молчун, топай за братом, я пока попрошу, чтобы накрыли.

— Окей.

На лестнице впиваюсь пальцами в перила и намеренно замедляю свои шаги.

Девочку, блин, не поделили. Реня как вывезет, глаза сами собой закатываются. Переступаю сразу через две ступени, а в башке в этот момент звенят слова Панкратовой. Это ее: «Ты должен извиниться!» — уже порядком подбешивает.

Какое ей вообще дело? Больше всех надо, что ли?

У комнаты Марата останавливаюсь. Пялюсь на закрытую дверь секунд тридцать, будто собираюсь с мыслями. Это лишнее, конечно, я прекрасно знаю, что сказать.

Толкаю дверь без стука.

Марат лежит на кровати с книжкой в руках. На мое появление не реагирует.

— Реня зовет ужинать.

— Я не голоден.

— Слушай, — переступаю порог, — ты извини меня. Я же не знал, что она твоя девушка…

— А это что-то меняет?

— Тип да…

— Ясно.

— Слушай, хватит дуться. Если бы сразу сказал, я бы…

— Что, Арс? М? Меня достали твои игры.

— С каких пор? — ухмыляюсь и прохожу вглубь спальни. — До недавнего времени тебе все это тоже было в кайф. Ты активно принимал участие в…

— А теперь не хочу. Противно.

Марат закрывает книгу с хлопком и бросает ее на кровать. Ставит ноги на пол, принимая сидячее положение.

— Ты продолжаешь портить всем жизнь, потому что недоволен своей. Но они в этом не виноваты. Понимаешь?

Беру со стола книгу. Кручу ее в руках. Джефф Грабб «Война братьев».

— Символично.

Марат кривит губы, рывком поднимается с кровати и подходит к окну.

— Я больше в твоих играх не участвую. Можешь на меня не рассчитывать, Арс.

— Без проблем.

Кидаю книгу обратно на стол.

Мы никогда серьезно не ругались. У нас не было ни единого камня преткновения. Никогда. Раньше. Главное слово тут — раньше.

— Реня звала ужинать, — повторяюсь. Распускать здесь сопли на пару нет никакого желания.

Марат поворачивает голову. Сталкиваемся взглядами.

— Расскажи я тебе, что у меня с Таей все серьезно, ты бы не понял. Ты всех презираешь, кроме себя любимого. И любовь тоже презираешь. А она существует. Настоящая.

— Ага, — уголки губ заостряются.

— Что и требовалось доказать, Арс.

Разворачиваюсь и двигаю на выход.

— Отстань от Майи, — бросает мне в спину. — Она классная девчонка.

Замираю на долю секунды, сжимая кулаки. Когда опорно-двигательная система перезапускается, выхожу из комнаты брата без ответа.