Будет больно, моя девочка (СИ)

Глава 20

Майя

В Питере солнечно, но ветрено, на открытых пространствах аэропорта Пулково продувает до костей. Наматываю шарф на голову и закутываюсь в пальто поплотнее. Перелёт получился тревожным. Мейхер, чтоб его, уселся в соседнее кресло, несколько раз за полет, пока он дрых, его голова падала на мое плечо. Приходилось его с себя скидывать, удивительно, что он ни разу не проснулся.

В кармане пиликает включенный телефон. Как только мы приземлились, я отправила в наш с родителями чат сообщение, что долетела, но никто из них мое послание не прочел. Зато сейчас, они отвечают почти одновременно.

Бегло читаю о том, чтобы я не игнорировала шапку, а еще сразу два пожелания хорошо отдохнуть и смайлики поцелуйчиков.

Улыбаюсь и прячу телефон обратно в карман.

Все вроде хорошо, но сердце все равно сжимается. Это началось два дня назад, в последний школьный день четверти. Дома. За завтраком…

Я ела свою тыквенную кашу, когда бабушка позвала меня к себе. Попросила посидеть с ней немного. Сказала, что плохо себя чувствует. Родители уже уехали к тому времени.

Я прихватила тарелку и пошла к ней в комнату на первом этаже. Чувствовала, что ничем хорошим наш разговор не закончится, да и вообще шла к ней очень воинственно настроенной. Решила для себя, что дам ей отпор раз и навсегда, ведь за дни, что она у нас живет, бабушка не раз пыталась меня воспитывать. Правда, ее воспитание выглядит как самый настоящий буллинг. Настолько токсичных людей, я еще не встречала. Даже Мейхер меньше меня бесит.

Только вот моя дерзость сыграла со мной же злую шутку.

Бабушка начала причитать о том, почему мама уехала на работу и даже не заглянула к ней, да и вообще, она считает, что никто в этом доме не хочет о ней заботиться, а моя мама вконец обнаглела, зажралась и забыла, как со мной, совсем еще крошечной сбежала от папы к ней.

Я на это фыркнула и закатила глаза. Моя мама? К ней? От папы? Это смешно. Да и вообще, никто не должен сидеть у ее кровати двадцать четыре на семь.

Так и сказала ей, мол мои родители всегда друг друга любили, и она нагло мне врет. Еще и манипулирует. Мама бы никогда не сбежала от папы. Только вот бабушку мои слова насмешили.

Тогда-то она и выдала, что отец маме изменял. Я только родилась, а он ходил налево. Они даже чуть не развелись, но мама его простила. Бабушка уверена, что из-за денег, мол Еська всегда хотела жить в шоколаде, теперь так и живет, только про мать и сестер забыла, стерва. Это дословно…

Что я почувствовала в ту минуту? У меня словно сердце напополам разорвали. Мои родители всегда были для меня примером. Эталоном.

С мамой я поговорить на эту тему так и не решилась. В моей голове никак не укладываются бабушкины слова. Папа не мог изменять маме, они же любят друг друга. Я самый главный свидетель. С детства. Они же живут друг другом. Правда-правда.

На глаза снова наворачиваются слезы. Я не хочу верить, но так сильно боюсь, что это окажется правдой. Смахиваю со щеки слезинку, и тут же замечаю Мейхера. Он снова на меня пялится. Отворачиваюсь.

Мы всей толпой стоим у седьмого столба и медленно грузимся в два подъехавших микроавтобуса.

Забираюсь в салон и занимаю одиночное сиденье у окошка. Арс садится через проход от меня, с краю.

Весь путь до отеля, я смотрю в окно, запихав наушники в уши. Слушаю свой плейлист и жадно рассматриваю виды города.

Мы селимся в самом сердце Петербурга. Отель мама Сафиной выбрала и правда отличный. Пока классная разбирается на стойке с нашими документами, мы тусуемся в холле.

— Так, сейчас заселяемся, и у вас будет время отдохнуть после перелета. В час дня все спускаемся сюда же и едем в Эрмитаж. Автобус уже заказан, — рассказывает мама Лейлы. — Вопросы есть?

— А если я не хочу отдыхать? Можно прогуляться?

Не сразу понимаю, кто спрашивает. Поворачиваю голову — это Алина, подружка Лизки.

— Нет, — строго отрезает подошедшая классная и раздает нам ключ-карты. — До часа все сидим в номерах.

— А если я есть хочу?

— В ресторан можешь спуститься. Но если выйдешь за пределы отеля, я тут же позвоню твоим родителям и отправлю тебя обратно в Москву. Это всех касается, ясно?

— Ага.

— Да.

— Скука.

— Балаган прекратили! Расселяйтесь.

Сжимаю ручку чемодана и качу его к лифту. Мой номер на третьем этаже. Наши уже забили два лифта и поехали наверх, всполошив других гостей отеля.

— Майя, — Марта Витальевна касается моего предплечья, — у тебя все хорошо? Я видела, как ты плакала, — понижает голос, а потом переводит взгляд на Мейхера.

Он скучающе подпирает собой стенку, и ждет лифт, залипая в телефоне.

— Арсений тебя обидел?

— Я же в него влюблена, забыли? Как он может меня обидеть?! — не могу не съязвить. Ведь в кабинете у директора она меня не поддержала.

— Майя, я серьезно говорю сейчас. Ты в последние дни сама не своя.

— У меня все прекрасно, спасибо за заботу, Марта Витальевна. Все хорошо, — выдавливаю улыбку и отхожу от нее подальше. Останавливаюсь прямо перед Мейхером. Специально это делаю, пока Голубева смотрит.

Улыбаюсь и прилипаю плечом к стене рядом с Арсом. Заглядываю в экран его смартфона. Серьезно? Он все это время играл в какую-то стрелялку.

— Детский сад, Сенечка, — закатываю глаза.

На самом деле, если бы не ситуация дома, я бы вообще отказалась от этой поездки. Какой смысл? С классом я общаться не хочу, буду по мере надобности, конечно, в течение года, но тусоваться с ним у меня желания нет. Вера вообще отдельная история, вот и остается только Мейхер. Я надеялась на Марата, если честно, но он остался с Таей, поэтому мне, как сказала историчка, достался Арс. Компания на любителя, но он хотя бы не притворяется, в отличие от остальных моих одноклассничков. В другой ситуации я бы и сама стала себе отличной компанией, но загвоздка в том, что как только я остаюсь одна, начинаю думать про маму с папой, и сразу в слезы бросает. Поэтому Мейхер, что-то вроде вылетевшей подушки безопасности для меня на эту поездку.

От него не убудет, если я его поэксплуатирую чуть-чуть.

В лифт заходим впятером. Я, Мейхер, классная, Лизка с Алинкой и Антон. Чувствую на себя взгляд Пономаревой, она меня вот-вот подожжет им. Специально двигаюсь ближе к Арсу, пусть позлится, коза.

Как только выходим на этаж, вручаю Мейхеру свой чемодан.

— У меня триста двадцать восьмой номер, — смотрю по сторонам. — Туда мой чемодан кати, — указываю направление.

— Панкратова, борзометр выключи.

— Ты мне, вообще-то, должен Сенечка.

— Это с чего вдруг? — спрашивает, но сам идет следом, вместе с моим чемоданом.

— А я уже перечисляла, память поднапряги. И вообще, кто меня в себя собрался влюблять? Если ты всех так в себя влюбляешь, мне жалко этих девчонок, чесн слово.

Как только попадаю в номер, сразу иду в ванну, чтобы помыть руки. Мать Лейлы и правда выбрала отличный отель. Не хуже того, где мы жили с родителями в прошлом году, когда приезжали в Петербург.

Намыливаю ладони. Ополаскиваю водой. Вытираю уже в комнате, наблюдая при этом ту еще картинку. Мейхер все же затащил мой чемодан в номер, только вот загвоздка в том, что остался здесь вместе с ним, и сейчас наглейшим образом развалился на моей кровати поверх покрывала прямо в кроссовках.

— Ты офигел? — бросаю в него полотенце. — Слезь с моей кровати.

— Я устал, — Арс потягивается. Его футболка под расстёгнутой курткой в этот момент задирается, и я вижу парочку кубиков пресса.

Краснею и отворачиваюсь.

— Выйди отсюда, — смахиваю с себя несуществующие пылинки, разглядывая при этом свое отражение в огромном зеркале, что висит напротив двери в ванную.

— Я поработал твоим личным носильщиком багажа, между прочим, — продолжает юморить. — Так что гони чаевые.

Без вопросов тянусь к сумке и достаю оттуда пару купюр наличкой.

Арс вопросительно приподнимает брови. Я очень громко слышу его последующий смешок.

— Моя помощь не стоит каких-то денег, Панкратова. Поднапряги фантазию, ок?

— Ты можешь просто выйти? Я устала. Хочу поспать. Мы приехали в аэропорт в половину четвёртого утра!

— Я тоже, — зевает и подкладывает себе под голову еще одну подушку. — Можешь присоединиться, — скидывает кроссовки, поудобнее устраиваясь на моей кровати.

— Ладно. Отлично, тогда я пойду в твой номер. Дай ключ.

— Я его потерял.

— Хватит врать.

— Честно, — Арс улыбается, и судя по тому как это делает, уверен, что со стороны выглядит неотразимо. Несмотря на ранний подъем, перелет и поездку в машине до отеля.

В сравнении со мной он и правда выглядит отлично, вон только волосы помялись и разлохматились. А вот мое лицо припухло от недосыпа и пары литров слез.

— Можешь меня обыскать, Майя, — продолжает каламбурить, — если не веришь.

— Я. До. Тебя. Не. Дотронусь, — проговариваю, строго на него поглядывая.

— Ладно. Тебе же хуже.

Мейхер переворачивается на бок, и я слышу его зевок.

Смотрю на все это со стороны и не понимаю, что делать дальше. Как его выгонять?

— Я пожалуюсь Марте, — прибегаю к вроде как логичному аргументу.

— И что она мне сделает? — бормочет Арс. — Я не постесняюсь намекнуть ей, что замужние женщины не спять с физруками. Ты мне, кстати, сама об этом рассказала.

И очень зря!

Обессиленно падаю в кресло и накрываю лицо ладонями. Сегодня я не в силах сражаться. Слишком мало ресурса. Я впервые в жизни, можно сказать, сбежала из дома, из места, которое так сильно люблю и в которое всегда на крыльях летела. Я всю жизнь была очень привязана к родителям, настолько, что часто вместо тусовок, прогулок с друзьями, вечеринок и поездок, выбирала остаться дома с мамой и папой, посмотреть сериал, поболтать. Боже, да я с сада, до третьего класса таскала с собой фотку родителей. До сих пор помню, как целовала это фото в саду перед сон-часом и прятала ее потом под подушку.

А теперь вот, оказывается, что возможно, у нас не такая идеальная семья…

В глазах снова стают слезы. Всхлипываю.

Видимо, делаю это громко, настолько что Мейхер слышит и переворачивается.

Встречаемся глазами.

Арс тут же садится, упирается ладонями в матрац.

— Это шутка была, сейчас уйду, — отталкивается и поднимается на ноги.

Наблюдаю за тем, как он обувается, а потом выходит за дверь. Шмыгаю носом, вытирая слезы. Он подумал, что я из-за него? Хотя, какая мне сейчас разница. Главное, что ушел.

Торопливо снимаю свитер и джинсы, оставаясь в майке и трусах. Ищу в чемодане шорты, напяливаю их и юркаю под одеяло. У меня есть несколько часов, чтобы поспать, только вот уснуть не получается.

Я ворочаюсь, думаю про родителей, но это даже не главное, от моих подушек, очень, просто очень сильно пахнет Мейхером. Его туалетной водой. Это так злит, выбрасываю подушки на кресло, и развалившись поперек кровати звёздочкой, закрываю глаза. Только вот это не помогает, понятия не имею зачем, и что мною движет, но я вскакиваю с кровати и бегу за своей сумкой. Роюсь в ней в поисках ключ-карты, а когда не нахожу, в ужасе смотрю на дверь.

Это все Мейхер. Он ее украл.

Ведомая злостью, надеваю тапочки и выскакиваю в коридор. Комната Арса рядом. Он это озвучил по пути сюда, стучу в дверь, нет, барабаню. Когда Мейхер ее открывает, мой кулак рассекает воздух. Вздрагиваю и отшатываюсь в сторону. Арс стоит передом мной в одних спортивных штанах, это смущает.

— И? — приподнимает бровь, убирая одну руку в карман штанов.

— Ты украл мою карту.

— Да? Ну заходи, забирай.

— Я туда не зайду, — бормочу, оглядываясь по сторонам. Как назло, коридор пустой.

Мейхер делает то же самое. Быстро оценивает обстановку, а потом схватит меня за запястье, втягивает в свой номер. Дверь хлопает прямо у меня за спиной. Неосознанно сжимаюсь.

— Что ты делаешь? — возмущаюсь, практически задыхаясь от собственного гнева.

— Не спится одной? — Арс отходит чуть в сторону.

— Чего? Ты мой ключ украл и …

— Я ничего не брал. Но твой предлог прийти, оценил.

— Совсем больной? Какой еще предлог? Ничего я не выду…

Замолкаю. Моргаю, и в раскадровке вижу, что сама положила карту на тумбу с другой стороны кровати, когда Мейхер ушел. Я не убирала ее обратно в сумку.

Дурочка. Какая же дурочка…

— Это недоразумение, — пячусь, пока не врезаюсь в дверь спиной. — Я пойду…

— Ага, щас.

Арс резко материализуется рядом, окольцовывая мое запястье своими пальцами. Между нами пара сантиметров всего. Хочется сжаться в комочек, или стать невидимкой. Он до чертиков меня пугает временами. Очень-очень.

Запрокидывая голову так, чтобы видеть его глаза. Опасные. Темные глаза.

Он склоняется надо мной, почти касаясь моих губ своими.

Дыхание учащается, все органы чувств бьют тревогу. Что происходит? Что со мной происходит?

Сжимаю пальцы окольцованной руки в кулак. Свободную руку выставляю вперед. Упираюсь Мейхеру в грудь. Это прикосновение обжигает. Дрожь охватывает тело, и я не могу больше себя контролировать. Он видит мое состояние. Все видит, все подмечает, и, конечно, понимает, что это ему на руку.

Моя нервная система сбоит. Не могу пошевелиться, вообще ничего не могу.

Мейхер тем временем склоняется ниже, кончик его носа упирается в мой. Неосознанно зажмуриваюсь, ожидая от него всего самого гадкого, но по итогу слышу один-единственный вопрос:

— Почему ты весь день плачешь?

Он правда думает, что я расскажу ему? Ему? Серьезно? После всего?

Если это реально, то он настоящий сумасшедший.

Отшатнуться от него не выходит, как и отодвинуться. Мы продолжаем стоять нос к носу. Смотрим друг на друга. Картинка немного плывет от близости, слишком тесный контакт получается, но, тем не менее, это все равно позволяет мне, заглянуть в его глаза. Темные радужки. Цвет крепкого кофе.

Сглатываю ком, вставший в горле от этой дикой близости, и совершаю попытку высвободить руку из его захвата. Тщетно. Мейхер вцепился в меня стальной хваткой.

— Расскажешь? — спрашивает уже тише. Почти шёпотом.

От интонации, что он подбирает, по моей спине бегут мурашки. Становится не по себе. Жутко.

Это чувство возникает не от страха, это точно не он. Что-то другое. Потаенно, еще не испытанное ни разу.

Привстаю на носочки и снова пытаюсь отделаться от его пальцев на своем запястье.

— Мне больно, — почти пищу. — Пусти.

— Сначала расскажи, — давит голосом, но захват ослабляет, настолько, чтобы я смогла выдернуть руку, но тем не менее.

— Ты мне не друг. Я не питаю к тебе ни одной положительной эмоции. С чего я должна тебе что-то рассказывать.

— Врешь, — Мейхер отстраняется на несколько сантиметров, просто чтобы видеть меня четче.

— Вру?

— Естественно. Пи-та-ешь, — растягивает по слогам. — Но не хочешь себе в этом признаваться.

— Твой план по влюблению, трещит по швам, Сенечка, — улыбаюсь, но чувствую, что губы дрогнули.

Мейхер это тоже видит. Поэтому, наверное, и скалится. Его ухмылка, становится точкой невозврата. Когда ты полностью теряешься в пространстве и не знаешь, что будет дальше. Не знаешь, что тебе со всем этим делать. Он давит, а я не привыкла, чтобы меня кто-то пытался вот так себя подчинить…

— Да нет, работает просто отлично. Ты два раза за сегодня об этом сказала.

Арсений больше не улыбается. Смотрит на меня из-под полуопущенных ресниц. Темных и длинных.

— Не хочешь говорить сама, тогда я, попробую угадать, Майя.

Ха! Отличная идея. Пусть гадает, все равно никогда не доберется до истины. Я смогу кивнуть на любом его нелепом предложении, и с легкостью отделаться от этого назойливого внимания на этот час.

— У тебя проблемы дома, — произносит очень уверенно.

Его слова летят в сердце подобно стреле. Напрягаюсь. Нет, я и сама в аэропорту взболтнула лишнего, поэтому глупо сейчас так нервничать. Проблемы и проблемы.

— Залюбленную, домашнюю девочку спустили на землю? — прищуривается. — Ничего идеального не существует, правда, Майя? — он снова переходит на шепот.

Опускаю взгляд. Главное — не разреветься сейчас опять, иначе все станет только хуже.

— Наругали? — продолжает гадать, просовывая пальцы под край моей майки наглейшим образом. — Вряд ли, — хмурится. — Узнала какую-то тайну?

— Убери руки!

Мейхер не спорит. Скользит пальцами ниже и прижимает раскрытую ладонь, уже поверх моей одежды.

— Узнала? Что-то, что долго от тебя скрывали? — склоняется надо мной. Рассматривает так пристально, что в какой-то момент, я просто громко всхлипываю и срываюсь на дикий вой.

Чувствую, как Мейхер вздрагивает. Он сам кажется не ожидал, что активирует эту бомбу. Я не то чтобы плаксивая по жизни, впечатлительная, эмпатичная. Если мне грустно, то я плачу, не прикидываюсь железной леди. А сейчас мне грустно, очень и очень грустно.

Чувствую, как Арс разжимает пальцы, высвобождает мое запястье. Растерянно я бы даже сказала боязно, охватывает ладонями мои плечи. Мнется рядом, молча, пока я, продолжая рыдать взахлеб.

— Слушай…Майя…

Он что-то бормочет там, а я не слышу. Вцепляюсь в него мертвой хваткой и плачу. Иногда горло забивается от слез и слюны, и мой рев превращается в пугающий кашель.

Совершаю глубокий вдох, прежде чем Арс накрывает мои губы поцелуем. Напористым, агрессивным и отвлекающим. Я забываю про свою истерику, упираюсь ладонями в грудь этому гаду, пытаюсь его оттолкнуть, но не получается. Тогда прибегаю к тяжелой артиллерии, и просто выгрызаюсь ему в нижнюю губу, в полной уверенности, что отскочит в сторону, но он этого не делает. Отстраняется на сантиметр, наверное, и только сильнее вжимает меня в стену.

— Это. Было. Зря.

Он произносит каждое слово четко и медленно. Немного запыхавшись.

— Я не хочу с тобой целоваться. Мне не нравится с тобой целоваться, — выдаю наконец то, что так давно хотела ему сказать. — Снова придется чистить зубы, язык, прополоскать рот хорошенько. Прекрати меня целовать, Мейхер. Я не разрешаю!

— А я вроде и не спрашиваю, Майя.

Его ладонь ложится мне на талию, кончики пальцев едва ощутимо впиваются в бок, но этого хватает, чтобы вздрогнуть и привстать на носочки, снова.

— И очень зря, Сенечка. Потому что мне противно, — смотрю ему прямо в глаза.

Мейхер ухмыляется.

— Да мне пофиг, если честно. Весь прикол в том, что мне не противно, Майя.

Приоткрываю рот, чтобы сказать очередную колкость, и теряюсь. Что на такое можно ответить? Чем крыть?

Скрипнув зубами, вонзаюсь ногтями ему в плечо. С восторгом наблюдаю за его реакцией. Знаю, что ему больно, ну или как минимум неприятно, хоть он и не подает вида.

Мои пальцы белеют. Злюсь, на отсутствие реакции с его стороны, и убираю руку. Она плетью летит вниз и зависает в воздухе.

Арс ловит мою ладонь. Сжимает. Его губы снова приближаются.

— Если будешь ныть, я тебя опять поцелую.