Будет больно, моя девочка (СИ)

Глава 30

Майя

Страшно. Настолько, что я боюсь сделать лишний вдох. Вдруг, он окажется слишком громким, слишком раздражительным для человека в черной маске, сидящего напротив нас. Инстинктивно жмусь к Арсу. Он обнимает. Упирается подбородком мне в висок, а у меня слезы по щекам в этот момент без остановки катятся.

Нас запихнули в фургон, часть задних сидений которого просто демонтирована. Мы с Арсом сидим на расстеленном на полу брезенте. Он холодный. Даже мой длинный пуховик не помеха этому холоду.

Когда человек в маске отворачивается, решаюсь посмотреть на Арса. Он выглядит сосредоточенным, словно решает какую-то задачку на логику. Внимательно рассматривает этих людей, салон машины, и пейзажи, что промелькивают за плотно тонированными стеклами. Нам не завязали глаза, только руки. Запястья ноют. Кожа в местах, где стянута веревка, чешется и будто горит.

— Что нам делать? — шепчу совсем не своим голосом. — Кто эти люди?

— Не знаю. Бред, — Арс хмурится. — Они подставные. Это Вэл. Розыгрыш. Для меня.

Он говорит твердо, но я вижу. По его глазам вижу, что не уверен до конца. Не знает, правда, его домысли или нет.

Перевариваю его слова секунды, и они мгновенно напарываются на протест в моем сознании. Так не бывает. Так не разыгрывают. Даже они. Несмотря на все свои дурацкие игры.

Отчаяние смешивается со злостью, и она быстро становится во главе. Я злюсь. На этих людей, конечно. Но вымещаю ее на Мейхера. Не могу держать себя в руках. Не могу.

— У них оружие, — шиплю, будто наглоталась кислоты. — Ты видишь? Оружие! — звучу осуждающе. — Это не розыгрыш. Так не разыгрывают! — всхлипываю. Голос срывается, и мой писк становится громче.

«Сторож» реагирует молниеносно. Поворачивается и тычет дулом автомата практически мне в лицо.

Сжимаюсь, скребу пятками по полу, чтобы отстраниться. Исчезнуть. Мой плач превращается в скулеж. Арс тут же перекидывает руки мне через голову. Его зафиксированные запястья оказываются у меня под грудью. Получается, обнимает. Крепко. Закрываю глаза.

Они отобрали у нас телефоны. Лишили связи, и, возможно, вообще хотят лишить жизни. Если бы только папа сейчас был здесь. Если бы он только был рядом.

Глотаю слезы. Глотаю все свои всхлипы.

Как же так произошло? Что произошло с моей жизнью за эти полгода? Как же так?

Когда машина тормозит, в какой-то промзоне, задние двери фургона открываются, и нас пластом стаскивают на снег. Резко, больно, агрессивно.

Снег царапает кожу на щеке и попадает в рот. Отплевываюсь. Тру замерзшими и связанными руками лицо, продолжая лежать в позе эмбриона. Когда меня дергают за шиворот с земли, Арс поднимается на ноги.

— Руки убери от нее. Слышишь? Харе. Я выкупил, это розыгрыш. Где эти придурки? Эй! Вылезайте, черти! — кричит на всю улицу.

— Парень, ты кукухой поехал?

Они смеются. Тот, что удерживает за капюшон, толкает меня к зданию. Открывает железную дверь и бросает навстречу темноте. Падаю на колени, не сразу соображая, что веревки на моих запястьях больше нет. Отползаю к стенке, в момент, когда Арса тоже сюда заталкивают. Он сопротивляется, орёт что-то. Но я настолько раздавлена морально, что слух отключился. Реву, и все. Слова доносятся лишь урывками.

— Лям баксом, и вас отпустят. Готов твой батя раскошелиться?

Они говорят это не мне. Точно не мне.

Дышу. Медленно. Глубоко.

Чувствую, что Арс рядом. Он меня обнимает. Он мне что-то говорит, его дыхание обжигает кожу. Он так близко, но я его не воспринимаю.

Когда зажигается свет, становится еще более жутко. Обшариваю комнату взглядом. У стены стоит кожаный диван, материал на ручках которого уже давно потрескался. Жмусь к Арсу сильнее. Переступаю с ноги на ногу. Я замерзла. На мне теплые колготки, платье, пуховик и короткие ботинки. Она даже не зимние.

— Холодно, — шепчу, ощущая, как тает оцепенение.

Арс сжимает мои ладони, подносит их ко рту и отогревает своим дыханием продрогшие пальцы.

— Что, если нас никто не спасет? Что мы будем делать? — смотрю ему в глаза.

— Не думай об этом. Ладно? — утягивает меня к этому дивану.

— Как? Как об этом не думать? — всхлипываю.

— Расскажи мне что-нибудь.

Знаю, что он хочет меня отвлечь. Хочет помочь мне. Знаю и сознательно на это ведусь.

— Рассказать?

— Да. Что ты чувствовала, когда впервые меня увидела?

— Злость, — отвечаю не думая. — Я так злилась. Ты же все сломал. Я уже тогда знала, что ты все сломаешь, — вытираю непрошеные слезы. — Мою привычную жизнь, Арс. Я знала, но потом, потом влюбилась.

— В меня?

— В тебя и во все то новое, что со мной происходило. В эмоции, слова. У меня каждый раз сердце громче бьется, когда ты рядом, — шепчу, обхватывая ладонями его шею. — Так, странно сейчас, так хочется поделиться с тобой. Всем. Каждой прожитой эмоцией, каждой мыслью.

— Ты такая красивая, Майя.

Он обхватывает ладонями мои щеки. Прижимается губами к губам. Медленно, будто бы даже мучительно. С закрытыми глазами. Он вообще редко закрывает глаза при поцелуях. Очень редко. Сегодня практически исключение.

— Тебе страшно? — спрашиваю, затаив дыхание.

— Наверное, — бормочет мне в губы. — Я не верю, что это правда.

— Ты до сих пор думаешь, что розыгрыш? Если ты догадался, какой смысл нас здесь держать? — всхлипываю. — Какой же смысл?

— Убедить в том, что все по-настоящему.

— Ты так делал? Играл так? Разыгрывал?

— Делал.

Сердце екает. Во рту пересыхает. Говорить тяжело. Дышать трудно.

— Зачем? — искренне не понимаю. Не могу уложить в голове. Это же бред.

Арс упирается в мой лоб своим, чуть сильнее сдавливает мои щеки пальцами. Глаза у него по-прежнему закрыты.

— Со стороны это бывает весело, — произносит тихо, но отрывисто, прямо в мои губы. Почти целует, но на деле, просто прижимается к ним своими.

— Это дико.

— До тебя я этого не понимал, Майя. Многое не понимал. Ты такая особенная, — треплет мои волосы, а потом хаотично убирает их за уши. — Я никогда не встречал таких, как ты. Понимаешь? Я это понял в тот день, когда увидел тебя впервые. Ты лучше других. Ты лучше всех. И ты совсем не моя, — шепчет отчаянно.

— Я твоя, — всхлипываю, — как это не твоя? Ты же сам говорил, что влюблен.

— Что люблю.

— И я тебя. Я тебя тоже очень люблю. Это стремно, наверное, — опускаю взгляд, — но, мне кажется, кажется, что это навсегда. Все, что между нами навсегда.

— Навсегда? Ты правда так думаешь?

— Я не знаю. Я…да…я так думаю. Что ты и я, это навсегда, Сенечка.

— Май…

Арс тянется ко мне, усаживает на свои колени. Обнимает. Целует. Воздуха не хватает. Мурашки. Легкая дрожь. Мое тело перестает мне принадлежать. Голова отключается. Меня окутывает нежностью, а сердце щемит от любви, от красивых слов, от ласковых прикосновений. Душа разлетается на части в эти секунды. Мы только вдвоем. Мы не знаем, что будет дальше…

Я не понимаю, как случается все то, что случается дальше. Но оно происходит…мы сливаемся воедино. Теперь мы одно целое.

Арс наносит удар за ударом. Бьет и бьет Кудякова, пока я стою в стороне. Стою и смотрю, как снег окрашивается в красный, и не чувствую жалости. Ни капли. В голове не проскальзывает даже намека на мысль, оттащить Мейхера. Утихомирить. Сказать, что так нельзя.

Впервые в жизни я не чувствую ничего к живому человеку. Совсем. Это пугает. Но после всего, что мне пришлось пережить из-за Вэла…

Мне его не жаль. Он это заслужил. Сегодня точно заслужил.

Арс оказался прав. Это был розыгрыш. Вот такой дикий, безжалостный розыгрыш от его друзей. От его друга. «Вызволять» нас приехал только Кудяков. Веселый, и почти в первые же секунды получивший по лицу.

Еще немного, и на улице начнет смеркаться. Мы просидели здесь несколько часов. Вдвоем. Гадая, что же это все — розыгрыш или реальность?

Накидываю на голову капюшон и развернувшись на пятках, бреду в сторону дороги. Судя по шуму, трасса тут недалеко.

В груди скопились слишком противоречивые чувства. Я раздавлена, сломлена, я в очередной раз убедилась, что добро субъективно, а зло поджидает нас на каждом шагу. Кто-то прикрывает его смехом, как Вэл, а кто-то вбирает из него в себя пользу, как Арс.

Обнимаю себя и шагаю вперед. Под ногами хлюпает подтаявший снег, ветер до костей продувает. Когда слышу голос Мейхера позади, не останавливаюсь. Слишком много негативных эмоций. Слишком много боли.

Какая же я все-таки дура! Нельзя думать, что в каждом человеке есть что-то хорошее. Просто нельзя. Друзья Арса, они вот такие. А он сам? Кто он? Он поступал так же? Поступал. Он сам сказал, что участвовал раньше в подобном. Получается, он такое же зло. Зло в человеческом обличии.

Я ведь умудрилась в него влюбиться. Умудрилась потерять голову. Впустила его в свою жизнь, позволила стать первым почти во всем. Наверное, если бы Арс сегодня не притормозил, я бы с ним переспала. В этом ужасном месте, полностью отключив мозг. Ведомая страхами и адреналином.

В какой-то момент он просто гораздо крепче, чем обычно, меня обнял. Зафиксировал просто, и сам замер. Мы так минут пятнадцать просидели, не двигаясь.

И все это, оно было громче любых слов. Мы слились воедино. Он не позволил мне перейти черту и остался за ней сам. Кто же мы, если не одно целое теперь?

Но как такое возможно, если он зло?

Я люблю его. Несмотря ни на что. Злюсь, но люблю. А еще понимаю, что он тоже меня любит. Иначе, иначе бы просто воспользовался сегодня ситуацией. Точно бы воспользовался.

— Майя! — Арс ловит меня в кольцо своих рук. Тормозит. Прижимается щекой к щеке. Фиксирует так крепко, что я не могу пошевелиться. — Я тут ни при чем. Слышишь? Я только догадывался. Я же тебе говорил. Майя…остановись. Куда ты идешь?

Брыкаюсь. Хочу, чтобы он отстранился. Чтобы не трогал меня. Но он только крепче меня сжимает.

Я его слышу. Я все понимаю. Я знаю.

Он ни при чем. Сегодня. Со мной. Но раньше?

— Я хочу домой.

— Поехали ко мне. Тебе нельзя домой так, — осматривает меня с ног до головы, немного отстранившись.

— Что будет в следующий раз, Арс? — спрашиваю шёпотом. — Что придумают твои друзья завтра? Или через неделю, что? Мне страшно и мерзко. Это ни капельки не весело. Это грустно. Это больно. У меня щека поцарапана, — касаюсь кончиками пальцев пораненой кожи. — Я упала на снег и поцарапалась, — всхлипываю. — Мне было больно. Очень страшно и больно.

— Мы не друзья с ним больше. Слышишь? — Арс задыхается на этих словах. — Я выбираю тебя. Я всегда выберу тебя, Майя. Ты сама говорила, что это навсегда. Получается, врала?

— Говорила, — вытираю слезы. — Не врала.

Арсений разворачивает меня к себе лицом, заглядывает в глаза. Долго и пристально смотрит, а потом рывком прижимает к груди. Обнимает. Фиксирует ладонью шею, второю прижимает мне между лопаток.

Я слышу, как громко колотится его сердце. Так громко, будто вот-вот выпрыгнет.

Обнимаю его в ответ. Нерешительно. Даже робко. Обнимаю. Тяну носом воздух у его щеки, мажу губами по холодной коже.

— Я вызвал такси, скоро будет тепло.

Он говорит совсем тихо. Я не дышу в этот момент. Чувствую только, как сжимается сердце. Арс прав, мне нельзя вот так домой. Да я и не хочу сейчас, не смогу держать себя в руках. Не смогу себя не выдать.

Когда приезжает такси, забираюсь в салон и прилипаю к окну. Чувствую, как Арс прижимается ко мне, обнимает. Смотрю на его руки, у него снова сбиты костяшки. Вздыхаю, а когда мы приезжаем в дом Мейхеров первым делом, на автомате произношу:

— Тебе нужно обработать руки.

— Потом, — Арс утягивает меня в свою комнату. Мы проходим вглубь дома в куртках и обуви. Раздеваемся только на третьем этаже.

Насколько я помню, банкет в честь дня рождения Арса начнется в семь вечера. В закрытом загородном комплексе попасть в который, в обычной жизни, можно, лишь, если ты член клуба.

Снимаю пуховик, бросаю его на кресло, в которое сама же опускаюсь, чтобы снять ботинки.

Мейхер уходит в ванную. Слышу, как там шумит вода. Трогаю себя, чтобы убедиться, что физически я в порядке, правда, когда Арс возвращается в комнату, вздрагиваю. Он это видит, притормаживает, но потом снова возобновляет шаг. Подходит вплотную и опускается передо мной на корточки.

Замечаю у него в руках какой-то пузырек и ватные диски. Он выплескивает на них жидкость, и прижимает диск к моей поцарапанной щеке.

— Щиплет, — морщусь.

Арс тут же дует на место ранки, а спустя секунды, целует чуть ниже.

Когда наши взгляды встречаются, я вижу в глазах Арсения печаль. Он выглядит задумчивым и грустным.

— С днем рождения, — произношу едва слышно, совершая неловкую попытку улыбнуться.

— Спасибо, — выдыхает, а потом ухмыляется вот в этой своей наглой манере. Эта ухмылка наполнена глубоким скептицизмом сейчас. — Я очень тебя люблю, Майя.

— И я тебя люблю.

— Пообещай, что это навсегда, что бы больше не случилось.

— Обещаю.