Будет больно, моя девочка (СИ)

Глава 33

Арсений

«У этого тоже есть какие-то объяснения?»

Все начинается с этого сообщения. Я хочу так думать. Наплевать на то, что все началось гораздо раньше…может быть, с нашей самой первой встречи. Что я вообще помню о той встрече? Что злился? Практически осязаемо ненавидел эту везде сующую нос девчонку, которой и была Майя? Да, наверное, это одно из самых ярких воспоминаний. Моя собственная злость.

Майя стала тогда моим триггером. А сейчас? Сейчас она моя жизнь.

Весь абсурд сейчас в том, что я не знаю, зачем ездил на игры, не знаю, зачем бывал в клубах, не знаю, почему заглядывал в стрип. Это просто было. Было, пока Майя спала дома.

Все это, как бы было неотъемлемой составляющей моей прошлой жизни, от которой я вроде как решил отказаться после своего совершеннолетия. После того розыгрыша, который устроил Вэл. Я испугался за Майю, решил, что я больше не хочу иметь отношения к тому миру, где жил. Только вот запала хватило ненадолго. Меня тянуло на те самые плохие эмоции просто потому, что нельзя отказаться от прошлого за пару дней, как я думал.

Майя не заменила мне все.

Я люблю ее безумно, но свою злость, свой азарт, мне нужно было где-то сливать.

Я настолько погрузился в мир ее правильности и ванили, что временами было страшно просто что-то сказать. Что-то, что нарушит нашу идиллию. Сделать что-то не то при ней, но это не мешало мне отрываться по полной без нее. Парадокс.

Мы не спали. Точнее, не спали до ее совершеннолетия. Мне казалось это правильным. А когда неделю назад все случилось, моя одержимость Панкратовой вышла на новый уровень. Если раньше моя ревность еще поддавалась хоть какому-то контролю, то теперь, нет. Совсем.

Моя ревность — это страх. Страх своей не идеальности, для такой идеальной Майи. Чувство, которое разъедало изнутри весь этот год. Чувство, которое подстегивало бывать на играх, чтобы помнить, кто я, и что вся эта игра в хорошего парня — не более, чем фикция.

Вот и ответ, где и зачем я зависал ночами.

Перечитываю сообщение. Смотрю на фото. Кто и как его далал? Кто?! Гребаный мир трещит по швам, я проваливаюсь в кроличью нору, полностью теряя связь с реальностью.

Сила разрушения колоссальная. Крепко сжимаю руль и разворачиваю тачку. Еду обратно к Майе, но ее уже нет дома. Пытаюсь вспомнить, видел ли по дороге сюда хоть одно такси, но правда в том, что я не смотрел по сторонам. Прикрываю глаза, откидываюсь на подголовник. Думаю. Куда она могла поехать? Где может быть?

Звоню. Снова и снова набираю номер Майи, до момента, пока она не скидывает.

Строчу сообщение за сообщением. Смысловой нагрузки в них нет. Оправдываться буквами я не буду. Я должен ее увидеть. Должен поговорить. Она просто не понимает…

Настолько не понимает, что в итоге вырубает телефон.

Я уже сам себя не понимаю. Все это какой-то абсурд. Сумасшествие с привкусом боли. Вот ее много. Разъедающей, порабощающей, заставляющей приклонить перед ней колено.

Стискиваю зубы, смотрю в лобовуху и думаю. Где она может быть?

Когда телефон издает звук, как ошалелый хватаю его, но волна энергетического подъёма угасает сразу, как только вижу, что сообщение не от Майи.

«Вот ты и показал свое истинное лицо, Арсений. Хорошего вечера!»

Гребанный аноним. Снова другой номер. Снова ни черта не отследить.

В приступе ярости прикладываюсь боковиной телефона о руль один раз, потом еще и еще. Когда осознаю, что мобильник мне нужен живой, на случай, если Майя все же возьмет трубку или позвонит мне сама, успокаиваюсь. Выдыхаю и еду к Ренату. У него обычная пятничная тусовка, без игр сегодня.

К себе ехать не хочу просто потому, что точно свихнусь.

Пока рассекаю улицы, постоянно поглядываю на экран смартфона, но он остается темным.

Добравшись до места, бросаю тачку у дома Гимаева, и захожу внутрь. Музыка оглушает. Если Майя вдруг позвонит, я ни за что не услышу. Это плохо.

Выхожу на балкон второго этажа, минуя веселящуюся толпу. Давлю пальцами на виски. Я не знаю, что делать. Я не знаю, что ей говорить.

Это какой-то абсурд. Майя поверила мне. Выбрала меня, несмотря на спор, но теперь…

В голове — адское варево. Плоть обуглилась. Все выжжено. Все кончено?

Слышу шаги. Оборачиваюсь. Это Ренат.

— Здорово. Не думал, что ты приедешь сегодня.

— Обстоятельства. Побуду у тебя немного и свалю.

— Да без проблем. Снова траблы с Майей?

— Что-то вроде того.

— Понял. Не лезу.

— Спасибо. Я в кабинете перекантуюсь тогда.

Выходим с балкона в гостиную и едва успеваем перекинуться еще парой слов, как свет гаснет, а из колонок начинает доноситься мой измененный через программу голос, голос, что звучит на каждой нашей игре. Голос, как у какого-то маньяка.

— Время настоящего веселья, детишки!

Я взахлеб смеюсь на этой записи, а на фоне начинает играть считалочка.

Свет вспыхивает кроваво-красным.

— Что происходит? — спрашиваю у Гимаева. — Ты сказал, игры сегодня нет.

— Ее и нет, — Ренат хмурится.

Оглядываюсь. Люди вокруг притихли. Все в ожидании.

Экран, на котором обычно транслируется наша игра, неожиданно врубается. Там видео, на котором Майя с этой своей подружкой. Съемка идет из-за соседнего стола на скрытую камеру. Голоса слышно отлично.

— Арс серьезно сделал тебе предложение? — спрашивает эта Саша.

Зал взрывается визгами.

— Ага. Представляешь.

— И?

— Ты же знаешь, я его не люблю.

Моргаю. Смотрю на экран. Это Майя. Это говорит она.

Не люблю? Не любит?

— Это не я, — слышу голос Рената у себя за спиной.

Это неправда. Просто склеенная запись. Но все, что приходило до этого Майе обо мне — правда. Это ведь не значит что…

Или, значит?

Мысли путаются. Я еще никогда не ощущал себя вот так. Абсолютная потерянность. Тотальная безысходность.

Она не могла такого сказать. Не могла!

Или же…

Нет, я в это не верю. Это все на публику. Это монтаж. Точно монтаж. Это же Майя.

Внушаю себя эту истину, но гадкие корешки недоверия уже проросли. Уже закрепились в почве намертво.

Ренат толкает меня локтем в бок. Кивает на лестницу.

Оба срываемся с места и бежим в кабинет, откуда обычно все мониторится. Дверь открываю с ноги. Все мониторы запущены, видео по-прежнему транслируется на всю эту толпу, там, внизу.

Все это просто какой-то сюр.

— Кто это запустил? — подлетаю к компу.

Ренат уже заходит в систему, и я вижу, что сделать это у него не получается.

— Подключились дистанционно. Еще и вирус бахнули. Все полетело.

— Че? Ты серьезно?

— Более чем.

— Вырубай.

— Как? Я не могу.

За окном начинает светать. Бросаю раздраженный взгляд на монитор, потом на системник, закрадывается мысль разбомбить здесь все на фиг.

Хватаю с полки мраморную статуэтку и замираю. На экране включается слайд-шоу из фоток, на которых Майя садится в тачку Кудякова. Я знаю это место. Клуб, в котором любит тусить Вэл. Что там делает Панкратова вообще? На ней то же платье, в котором она сегодня приезжала ко мне. И туфли те же…

Она там с Вэлом? Она приехала туда к нему? Поэтому вырубила телефон? Она…

«Твой друг давно в нее влюблен. Ты же это понимаешь? Как и то, что сейчас он с ней. Один на один. Как думаешь, чем это закончится?»

Буквы всплывают на черном фоне кроваво-красным шрифтом.

Моргаю. Мысли в голове проносятся с бешеной скоростью.

Вытаскиваю телефон. Звоню этому козлу — глухо. Не абонент. Потом набираю Майю, все то же самое. Тишина. Она до сих пор не включила телефон. Дура!

Замираю на секунды, чтобы выдохнуть, чтобы хоть немного прийти в себя.

— Как ощущения, Мейхер? — спрашивает измененный голос с экрана, мой измененный голос. — Нравится быть в эпицентре игры? Адреналин уже долбит?

Сжимаю руки в кулаки. Переглядываемся с Ренатом.

— Это Кудяков, получается? — спрашиваю сам у себя, но Гимаев слышит.

— Слишком просто, не думаешь?

Бросаю раздраженный взгляд на Рената. Он прав. В чем-то он прав. Но причастность ко всему этому Кудякова, будто лежит на поверхности, и я хочу за нее ухватиться.

Внутри все холодеет, а чувства, они выключаются. Меня накрывает тотальным безразличием. В таком состоянии я готов творить полнейшую дичь, и, судя по всему, именно этим и собираюсь занять в ближайшие пару часов.

Я хочу увидеть эту сладкую парочку своими глазами. Хочу посмотреть на них. Сам. Хочу убедиться, что все это правда или…нет.

Спускаюсь на первый этаж, а потом вылетаю на улицу, туда, где оставил тачку. Ренат идет за мной следом. Не спешит, но и не отстает. Наседает одним своим присутствием. Хочет меня притормозить, знаю, только вот смысла в этом уже нет.

— Куда ты собрался?

— К Кудякову. Она у него.

— Это может совершенно ничего не значить.

— Ты сам в это веришь?

— Тебя провоцируют! — Гимаев повышает голос, хочет до меня докричаться, судя по всему. Но будто бы поздно уже.

— Вот и посмотрим.

Улыбаюсь, сажусь за руль и срываюсь с места, выжимая газ в пол.

Машина летит по рассветным улицам. Выжимаю из нее максимум. Ловлю себя на мысли, что уже давно в моей жизни не случалось ничего, что могло бы вот так встряхнуть.

С самого начала знал, что Панкратова — это мой конец. Знал, что, если что-то у нас пойдет не так, хана всему будет. Знал и все равно полез в это болото. А как иначе? Она же моя. Она же самая. С ней же все иначе.

Это же Майя! Моя Майя!

Она не такая, как все. Она особенная.

Я ее люблю. Больше всех. Больше себя самого. Я в ней растворяюсь. Я с ней живу и с ней же умираю.

Влюбится в нее было самой большой ошибкой в моей жизни, но самым приятным событием в ней же.

Весь этот год меня съедала ревность. Съедал страх, что мы — это не навсегда.

Бросаю тачку у башни Сити. Пока еду в лифте, прокручиваю в голове все, что у нас с Майей было, с самого первого дня.

Было так много хорошего, что теперь я вдвойне не понимаю, как мы вообще могли прийти к тому, что происходит сейчас. Перед тем как позвонить в дверь, сжимаю, разжимаю кулаки, разминаю шею. Все это происходит на автомате, я готов атаковать. Агрессии внутри меня хватит, чтобы выработать энергии для обеспечения электричеством целого города.

Три. Два. Один.

Кудяков открывает дверь, и мой кулак молниеносно впечатывается ему в рожу без каких-либо подводок. Вэл отлетает вглубь прихожей. Переступаю порог, осматриваюсь.

Руки так и чешутся вмазать ему еще. Если у них что-то было, я точно его убью. Точно…

— Где она?

Кудяков молча поднимается на ноги. Улыбается, стирая тыльной стороной ладони кровь, выступившую на губах, от этой самой улыбки, только сильнее.

Она не могла с ним. Не могла же?

— Кто, Мейхер?

— Майя. Где?

Наступаю и бью по тормозам, когда оказываюсь с Вэлом лицом к лицу.

— Майя спит. Вырубай агрессию.

Кудяков закрывает дверь, обойдя меня стороной. Он поворачивается ко мне спиной, чего делать в данной ситуации не стоило. Хватаю его за плечи и откидываю к стене.

— Что ты сказал? Спит? Здесь? С тобой?

Мозг разжижается. Слетают все ограничители.

Она здесь. Она с ним. Она спит. Она в его кровати. Они вместе?

Не верю, не верю, не верю!

Зачем она так? Почему с ним?

Из-за этих фотографий? Из-за спора?

Кудяков отпихивает меня. Смотрит исподлобья, играя желваками, вся его придурошная улыбка испарилась. Растворилась в сгустках застывшей над нами агрессии.

— Эй, полегче.

— Ты с ней? — встряхиваю его. — Говори.

Перед глазами проносятся все страхи в отношении Майи, что у меня есть, и один из них, самый адский, поражающий в сердце навылет — предательство. Если она с кем-то другим…если она не со мной.

Ревность срабатывает катализатором дальнейшего апокалипсиса. Я больше не слышу слов Вела, слышу лишь свой внутренний голос, что монотонно талдычит: разнести тут все в пух и прах, а потом посмотреть ей в глаза.

Лживые глаза предательницы.

Она такая же, как я. У нее нет нимба, вся ее пафосная фигня о справедливости, доброте, не больше чем фикция.

Перед глазами все окрашивается красным. Мы с Кудяковым бьем друг другу морды, пока я не валю его на пол, и не наношу удар, вырубающий его из сознания.

Упираюсь коленями в паркет, совершаю рваный вдох и поднимаюсь на ноги. Какое-то время смотрю на дверь спальни. Майя там. Если я открою сейчас дверь, если не сдержу себя, если…

Срываюсь с места. Толкаю дверь. Замираю.

— Ну привет, моя любовь, — сжимаю, разжимаю кулаки. — Отомстила, получается? — перехожу на шепот.

Трясет. Смотрю на валяющееся у кровати платье, на то, как Майя прикрывает себя одеялом. От меня, блин, прикрывает. Планку срывает капитально. Делаю резкий шаг в ее сторону. Майя вздрагивает, вжимается в подушки у себя за спиной.

Стиснув зубы, останавливаюсь. Это дается с трудом, замедлиться сейчас, что-то на сверхъестественном для меня.

— Я…я должна тебе за что-то мстить? — Майя вытягивает руку из-под одеяла и подхватывает свое платье.

Сглатываю. Моргаю. Ее слова, будто гасят мою злость на мгновения. Но как только взгляд напарывается на то, как она надевает платья, спокойствие вновь слетает. Она сейчас издевается надо мной. Смеется. Внешне строит из себя святую, как и всегда, а внутри ликует от происходящего.

— Ты такая же, как мы. Не лучше. Просто притворяешь. Всегда притворялась, — произношу на вдохе. Внутри все съеживается в этот момент.

Смотрю на белые простыни, на которых она сидит. Майя вздрагивает, ее зрачки расширяются, она уже надела платье и даже поднялась на ноги.

— Ты серьезно сейчас? Ты веришь, что я с Вэлом, тут? — истерично хихикает. — Судишь по себе, Мейхер?

— Хватит! — рявкаю, сокращая расстояния между нами на шаг, но она продолжает находиться от меня далеко.

— И это мне говорит человек, который на меня, как на кусок мяса спорил, да?

— Ну сегодня у тебя получилось отыграться, Майя. Весело? Когда все это придумала? Может, ты сама и есть этот аноним?

Смотрю на нее и не чувствую ничего, кроме злости. Ненавижу ее в этот момент. Пазл складывается. Это была ее игра. С самого начала.

— Ты… как ты можешь?

Вижу слезы у нее в глазах, но сейчас, в эту минуту, не трогает. Ни капли, блин, не трогает. Самую адскую боль нам доставляют самые любимые люди.

— Ты судишь всех по себе. Ты веришь в это только потому, что сам бы с легкостью так сделал! — срывается на крик.

— Если я такой урод, и ты это всегда знала, какого хрена говорила о любви?

— Ты тоже о ней говорил. А на деле…ты никого, кроме себя не любишь, и любить не умеешь, Сенечка.

— Ты с ним же специально, а? Узнала о споре и с ним…ты просто…все это спланировала. Сообщения, клуб, разговоры. Все! Ты была на игре, тебя обидели. Ты хотела отомстить, с самого начала…ты же…

Все сходится. В эту минуту все встает на свои места и становится логичным.

Делаю шаг назад. Давлю пальцами на виски. Ощущения, будто плоть разъедает кислотой. Дышать с каждым вдохом становится все труднее.

— Да, Мейхер, — часто кивает. — Да, специально, чтобы тебя, такого крутого, приземлить. И аноним — это я. И вообще, все твои беды в жизни и с головой из-за меня. Доволен?

Закрываю глаза. Пытаюсь почувствовать, понять ее, уличить во вранье сейчас, но эмпатия выключилась. Не екает. Я верю. Все звучит и выглядит убедительно. Она же добровольно тогда вступила со мной в ту войну. В то противостояние. С первого, блин, дня в школе. Я видел азарт у нее в глаза тогда, а сейчас, что вижу сейчас?

Смотрю на нее в упор. Подойти не решаюсь. Кажется, если приближусь, развалюсь на части. Боль станет просто невыносимой. А сейчас, вот так, на расстоянии, я могу хоть как-то функционировать.

Если сдвинусь с места, коснусь ее, вот такую лживую, то просто прокляну ее навсегда, но перед этим придушу.

— Ну что ты молчишь, Мейхер? Давай, скажи что-нибудь!

— Какая же ты дрянь.

Произношу на выдохе. Сам себя едва слышу. Чувствую, как глаза становятся влажными. Вижу ее улыбку. Замыленно, но вижу. Ноги сами несут меня к ней. Чувствую ее запах, тепло, обхватываю пальцами шею.

— Пусти! Мне больно, что ты делаешь?!

Моргаю. Резко разжимаю пальцы. Смотрю в ее перепуганные глаза и отступаю.

— Прости.

Продолжаю пятиться, пока не упираюсь лопатками в стену.

— Май, я…

Майя касается кончиками пальцев своего горла, а потом, с ужасом в глазах смотрит на меня. Я не чувствую себя человеком в этот момент. Точно не человеком…

Я не знаю, что мною двигало, когда я это сделал. Я не мог причинить ей боль, я всегда боялся причинить ей боль. А что теперь?

— Уходи.

— Май…

— Уходи. Пожалуйста. Ты во всем прав. Я ужасный человек. Поэтому тебе точно не стоит тратить на меня время, Арсений.

В моменте она срывается на слезы, издает громкий всхлип, но быстро берет себя в руки. Выпрямляется, и совершает глубокий вдох.

Наблюдаю за тем, как Майя поправляет на себе платье, как собирает волосы в хвост, как снова касается шеи, а потом вытирает слезы на щеках. Она делает все это медленно и молча, с максимальной собранностью в движениях.

— Я не хотел, — хриплю не своим голосом.

Весь ужас ситуации начинает накрывать меня с головой в эту самую секунду.

Все это бред. Я поверил в откровенную ложь. Повел себя, как придурок. Сделал неправильные выводы.

— Я…тебе верю. Я просто запутался и…

Совершаю два широких шага. Майя вздрагивает, а я оказываюсь от нее на расстоянии вытянутой руки. Касаюсь ее щеки, сглатываю сухой ком в горле и не знаю, что сказать. Как все это теперь исправить?

— Этот аноним — он…

— Аноним? — Майя всхлипывает. — Правда? А может быть, дело в тебе и во мне? Может быть, мы просто не готовы, не созданы друг для друга? Я видела ненависть в твоих глазах. Не страх! Не отчаяние, а ненависть.

Смотрю на нее и меня ломает. С ума схожу. Выхода нет. Ничего больше нет. Как теперь все это исправить? Что нужно сказать или сделать? Что же?!

— Май, — обхватываю ладонями ее щеки, прижимаюсь к ней всем телом.

— Ты разбил мое сердце, Сенечка. Сегодня ты его разбил. А моя любовь, она была там, — прижимает ладошку к своей груди, — в нем. Была и, кажется, исчезла…

— Исчезла? — переспрашиваю не без агрессии. Мое отчаяние трансформируется в новую, и куда более сильную вспышку злости. — Ты говорила, что это навсегда, а теперь исчезла?! Если бы ты сюда не поехала, если бы ты не отключала телефон, если бы ты…

Майя накрывает мой рот ладонью, и я чувствую, как дрожит ее рука. Чувствую, но не могу пересилить свое разочарование, смешанное с неконтролируемой злостью.

Отдираю от себя ее руки и прижимаю спиной к стене. Смотрю на нее сверху вниз. Смотрю и ненавижу. Так сильно ненавижу, потому что люблю. Потому что она все испортила. Потому что…потому что знал, что так и будет. Знал!

Я знал и не хочу! Я не хочу быть виноватым.

Я всегда был виноват. Вся моя жизнь — это череда ошибок. Тревожащее чувство вины. Оно всегда рядом. И я не допущу этого снова. Я не хочу и не буду виновен еще и в этом!

— Это ты виновата, — ору ей в лицо. — Слышишь, это ты во всем виновата. Я тебя ненавижу. Ты все испортила. Ты все разрушила. Ты…дура! Набитая дура! Где твоя справедливость? Где она? — бью кулаком в стену у Майи над головой. — Что ты молчишь? Чего ты молчишь?!

Майя смотрит на меня. Долго. Смотрит и молчит. Вижу, как по ее щеке катится слеза. Чувствую, как меня самого начинает трясти.

Я не могу быть причиной нашей боли. Я не хочу быть катализатором разрыва. Я не виноват.

Эта истина крутится в голове, и голос, что ее нашептывает, не замолкает.

Майя издает тихий вздох. Касается моей щеки, задевает кончиками пальцев губы, смотрит в глаза, а потом произносит:

— Я…я тебя, кажется, не люблю. Больше не люблю, Сенечка.

Она произносит это тихо. Почти замогильно. Вокруг тоже повисает эта тишина. Убивающая, неестественная, страшная.

— Что? — отшатываюсь от нее, как от чумной. Не могу сфокусироваться хоть на чем-то, потому что картинка плывет.

— Ты слышал, — шепчет, аккуратно отодвигаясь в сторону. — И ты меня не любишь. Мы никогда друг друга не любили. Ты не умеешь любить. Не умеешь! Все было зря…

Я люблю!

Слышишь, я люблю. Хочу орать это во все горло, но молчу. Просто наблюдаю за тем, как Майя берет сумку и уходит. Слышу, как хлопает дверь, и подыхаю.