Черта: прогулка по грани

10

Вернувшись домой после словесных "истязательств" Илларии, девушка только и смогла, что раздеться и залезть под плед. Объясняться с не в меру любопытной подругой — дело непростое, учитывая, что той всегда мало. Каким бы ни был ответ на ее вопрос, она постоянно требует более исчерпывающего, с максимальными подробностями, в которых Тамара ей на этот раз отказала, чем сильно задела Лану.

Да и что рассказывать, если девушка не имела представления о том, что же на самом деле с ней происходит. Подумаешь, стрижку чуть изменила, платье покороче выбрала, разве это повод подозревать ее в кардинальной смене имиджа и глобальных переменах на личном фронте? Ланка считала — да, предполагая, что Мара закрутила новый роман, после многомесячного воздержания и партизанит.

Убедить Илларию в беспочвенности подобных предположений Тамара так и не смогла. Сложно что-либо доказать человеку, который попусту отказывается тебя слушать, продолжая настаивать на своем. И потому ей пришлось сдаться и позволить Ланке раскручивать теорию "преображения Мары" по собственному усмотрению.

Как засыпала, девушка даже не помнила, видимо, отключилась моментально, едва только голова коснулась подушки. А потом были сны — красочные, цветные сны, от просмотра которых она бы с радостью отказалась, если бы смогла. Или захотела?

Чем дальше, тем глубже Тамара увязала в противоречивых эмоциях и все хуже понимала саму себя, не в силах распутать клубок собственных желаний. Они разрывали ее представления о жизни не только видениями и галлюцинациями, наличие которых она уже давно не отрицала, но и предательскими порывами телесной оболочки, которая в последнее время, похоже, зациклилась на плотских удовольствиях.

Или это разум, а не тело? Вопрос интересный и неоднозначный.

Девушка мучилась, стараясь разобраться, но неизменно заходила с тупик.

Мара проснулась от обжигающей боли, пронзившей предплечье, благодарная ей за возвращение в реальность и одновременно злая за столь резкое изъятие из сновидений.

Уже почти стемнело, и уходящий день вечерними сумерками заглядывал в окно, не имея больше сил бороться с полумраком комнаты.

— Что за… — от неожиданности Мара замолчала.

Рядом с ней на кровати расположился белый шипящий комок, выпущенные коготки которого впились в девичью руку.

— Джун!

На радостях Тамара забыла о боли. Лицезреть любимицу так близко, равносильно долгожданному подарку, и бог с ними, с царапинами. Поболит и перестанет, — как неустанно повторяла воспитательница детского сада ревущей над сбитыми коленками малышне.

— Джун, маленькая, — девушка подалась вперед, собираясь приласкать кошку, но та, злобно фыркнув, отпрыгнула в сторону, избегая прикосновения.

— Джун, — просительно позвала Мара, надеясь, что капризулька передумает и вернется, чего та явно делать не собиралась.

Махнув хвостом, проказница грациозно соскочила с кровати и, прошествовав через комнату, скрылась за дверью.

— Почему? — простонала девушка, повалившись обратно на подушку.

Ответа на этот вопрос так и не появилось. С тех пор как Джун неизвестно из-за чего объявила ей бойкот, изменений в сторону налаживания отношений не наблюдалось. Кошка почти все время пряталась, и если бы не опустошаемая за день миска с кормом, Тамара давно бы решила, что ее питомица каким-то чудесным образом выбралась из квартиры.

Расстроенная поведением Джун, Тамара потянулась, прогоняя остатки сладкого томления, оставшегося в теле после сна.

Такие сны! Впервые за всю ее жизнь!

Даже в переходный период Маре не снилось ничего столь откровенного, хотя подружки делились ночными откровениями и фантазиями о мальчиках.

"Возможно, Ланка права; возможно, хватит блюсти чистоту непонятно для кого и все забыть?" — подумала девушка, ощущая приятную тяжесть внизу живота, налившуюся чувствительность груди и желание чего-то большего. — "Возможно, время пришло".

Уже давно Тамара запретила себе думать о нем, о той последней встрече, пустившей ее жизнь под откос, перечеркнувшей все надежды и чаяния лишь парой слов — "Мы расстаемся".

Она заставила себя забыть разъедающую душу горечь предательства, пережив его, а вот отпустила ли?

Делала вид, что отпустила. Вроде бы смело шагая дальше, не оглядываясь назад, она на самом деле всего лишь сбежала, спрятавшись в скорлупу карьеры и долга, отгородившись ею от любых отношений, кроме дружеских.

— Хватит! — разозлившись на себя, Мара откинула плед и слезла с кровати. — Хватит жить этим. Пора меняться.

Прозвучало как клятва.

"Аккуратист, не способный на принятие неординарных решений", — слова, не дающие ему покоя. Они с завидной периодичностью звучали рядом, словно тот, что произнес их, ходил кругами неподалеку и продолжал давить на больную мозоль.

Это была прощальная шпилька отпущенная антиподом в его адрес. Не мог он не поддеть, будучи осмеянным при всех, не в его правилах оставлять подобное без ответа.

— А сам-то! Экстраординарность тоже мне! Только по проторенным дорожкам и избитым путям! — недовольно проворчал он. — Все по моим, да по бабам. Тьфу!

Гримаса брезгливости исказила идеальные черты лица, явно демонстрируя отношение его обладателя к поступкам оппонента. Их взаимная "любовь" не имела границ и правил, представляя собой что-то чрезвычайно размытое и всеобъемлющее, чтобы получить более или менее точное определение.

— Самая что ни на есть заурядность и посредственность с предсказуемостью, — охарактеризовал он своего обидчика, придав голосу максимальное количество язвительности. — Устрою я тебе неожиданный ход, такой ход, что плакать будешь от зависти!

Он сосредоточился, отправляясь на поиски того, кто способен преподнести сюрприз его противоположности.

— Не торопись, дорогой! Дай погадаю! Всю правду расскажу! — приговаривала женщина, удерживая добычу за локоть.

Он не сопротивлялся, не пытался отстраниться, и уличная гадалка расплылась в довольной улыбке — "клюнул".

"Лет двадцать семь, одежда приличная, кольца нет, волнуется…" — составляла она портрет мужчины, не переставая при этом заговаривать ему зубы и перебирать в уме различные варианты предсказаний, отсеивая неподходящие к данному типажу, а также попутно успевала оттеснять "рыбку" на край тротуара, чтобы прохожие не отвлекали.

— Нат, ухтыла! Инкэр тыри чиб палэ данда, морэ! (Нет, хватит. Держи язык за зубами) — раздалось позади цыганки, когда она уже практически определилась с планом дальнейших действий.

— Аи? (да?)

Женщина развернулась на голос, намереваясь отбрить соплеменницу, чтобы не мешала работать, но замерла в недоумении. Вместо сестры ромны (цыганки) перед ней стояла высокая стройная девушка в джинсах и широкой рубашке, в темно карих глазах которой светилось серьезное предостережение.

— Аи! — подтвердила незнакомка и, отодвинув женщину, шагнула к мужчине. — Привет дорогой, — промурлыкала она, запечатлев на небритой щеке легкий поцелуй.

— Ты опоздала, — недовольно пробурчал мужчина, приобняв девушку за плечи.

— Знаю, прости, — извинилась она, но вместо сожаления в ее голосе сквозила веселость. — Идем?

— Да, опаздываем уже.

Он потянул ее за собой, и парочка удалилась, оставив растерянную гадалку смотреть им вслед.

— Что у тебя опять стряслось? Полчаса прождал, даже "саранча" налетела, — жаловался мужчина, ловя такси.

— Лап, клиентка задержала. Я не хотела, — принялась оправдываться Вадома, зная, насколько он нетерпим к опозданиям.

— Как всегда, — фыркнул молодой человек. — Я через несколько часов уезжаю, а у тебя клиентка!

— Это моя работа, — пробормотала девушка, совершенно не чувствуя за собой вины.

Если уж на то пошло, Вадома для себя еще ничего не решила, и ее отношения с Василием пребывали на стадии "давайте познакомимся", пусть он и считает иначе. Не то чтобы она относила себя к категории крайне разборчивых девушек, и абы с кем связывать свою судьбу не собиралась, но у нее были свои определенные требования, с которыми далеко не каждый мужчина согласится мириться. Да и не раскладывала она пока на Васятку, хотела сначала житейское мнение сформировать, а потом уж к сверхъестественному обратиться, если понадобится.

Было и еще одно "но" в их отношениях, о котором мужчина не имел представления. Он ничего не знал о ней — ее прошлом и настоящем, кроме того, чем она соизволила поделиться.

— Мне нужна твоя помощь, — обрушилась на Тамару Иллария, как только девушка взяла трубку (на свою голову!) и нажала зеленую кнопочку "принять".

— И тебе привет, — ответила Мара, заранее опасаясь не озвученной пока еще просьбы подруги.

Многообещающее начало разговора — пугало, если опираться на многолетний опыт общения.

— Сходи со мной, пожалуйста, — просительно прохныкала Ланка, с трудом сдерживая нетерпение в голосе.

— Куда?

— Я по дороге расскажу! Времени мало совсем! — пошла в наступление собеседница. — Тут недалеко. Минут пятнадцать и на месте. Я за тобой заеду!

— Ох, а…

— Марочка, солнце, пожалуйста, — завела пластинку Иллария, зная, что Тамара душа добрая и, в конечном счете, согласится.

Ланка частенько пользовалась безотказностью подруги, а та, хоть и зарекалась миллион раз, все равно в итоге поддавалась влиянию и делала то, что Иллария от нее хотела.

— Лапуля, мне одной боязно, а вдвоем — море по колено, — продолжала наседать Лана, игнорируя слабые попытки Тамары отвертеться. — Я же знаю, ты меня не бросишь! Мы же с тобой…

— Ой, ладно! — как обычно сдалась Мара и быстро отвела телефонную трубку от уха, чтобы не быть оглушенной радостным воплем. Досчитав до трех, продолжила: — Во сколько?

— Сейчас! — еще один вопль все же заставил ее поморщиться.

— Ты серьезно? — решила уточнить Тамара.

— Ага, подъезжаю. Спускайся! — отрапортовала Ланка. — Две минуты на сборы.

— Я тебе не солдат срочник, — ответила Мара, послав раздраженный взгляд в зеркало на трюмо. — На раз-два не умею, — всклокоченная, в шортах и майке она точно не была готова к выходу в свет, куда бы он ее не привел в итоге.

— Хорошо. Пять. Десять. Так быстро, как сможешь. Жду! Поторапливайся! — оттараторила подруга, прежде чем отключиться.

— Немыслимо! — в сердцах выдохнула "лапуля", запустив трубу в мягкие объятья подушек на кровати. — Я что? Волшебница?!

Через двадцать минут насупившаяся Тамара вышла из подъезда. Волосы еще не высохли и вьющимися прядями рассыпались по плечам. Ноль косметики, ноль настроения и желание придушить Ланку — были ее сопровождающими.

— Где? — обратилась она к застывшим авто.

Ответ последовал незамедлительно. Иллария, приоткрыв дверь, проинформировала весь двор о своем месторасположении.

— Тут я! — эхом прокатилось между домов, а головы рассевшихся на лавочке старушек повернулись в их сторону.

— Неужели, — буркнула Мара, направляясь к иномарке без шашечек.

— Приветик! Ничего менее выдающегося найти не могла? — поинтересовалась Тамара, забираясь в джип.

— Я в такси звонила, — надулась Ланка.

— И куда делись знаменитые желтые волги? — продолжила недовольное бурчание Мара, представив, как баба Зина с подружками сейчас ей косточки перемывает.

— А я почем знаю? Что прислали, на том и едем.

— Угу.

— Нет, ну чего ты насупилась? Я тебя что, на каторгу тащу? — запричитала Лана, вглядываясь в хмурое лицо подруги. — Туда и обратно, отвезут — привезут, просто со мной за компанию.

— Туда, это куда? — успела вставить Тамара, пока монолог Илларии не затянулся.

— Э-э-э, — засмущалась Ланка, раздумывая, говорить о пункте назначения или умолчать пока.

В отличие от нее самой Тамара очень скептически относилась к различным видам гаданий. Только однажды Илларии удалось ее уговорить погадать на кофейной гуще, и то с боем. Может и зря тогда она это сделала, то, что Тамара услышала, ее не обрадовало, скорее, расстроило и разозлило вдобавок. А потом, когда они с Анатолием разошлись (по его инициативе), девушка вообще заявила, что во всем она — Лана виновата, настроила ее ворожбой на плохой конец истории, вот он и случился.

— Лан, так мы куда? — повторила вопрос Тамара, всматриваясь в мелькающие за окном дома и улицы.

— М-м-м, в салон, — выдала подруга полуправду, надеясь, что Мара этим удовлетвориться, но ошиблась.

— Салон? Какой салон? Ты позавчера в "Тринити" ходила, разве нет?

— Да, ходила, но… — пока Иллария соображала, что бы такое сказать, Мара отвлеклась.

— Ой, Семеныч с Зоей! — она указала на начальника, чинно вышагивающего по тротуару под ручку с женой.

— Точно, — поддержала ее Лана, радуясь в душе неожиданной встрече, завладевшей вниманием подруги. — Сегодня же двадцатое, а я ему билеты в театр заказывала. Только рано еще, спектакль в семь вроде, а сейчас только шестой час.

— Что они, погулять не могут?

— Могут. Конечно, могут, — тут же подтвердила Иллария. — А ты не знаешь, куда он собрался?

— Что? — Мара недоуменно посмотрела на Ланку.

— Ну, он вроде как все встречи отменил.

— Когда? — Мара никак не могла сообразить, о чем речь.

— Эм, кажется с двадцать пятого и неограниченно пока, — выдала Иллария, с интересом поглядывая на Тамару.

Всем в конторе давно было известно, если происходит что-то необычное, спроси у Пестовой, она точно знает, вот и сейчас приставая к Тамаре с вопросами Лана исходила из этого утверждения.

— Я… — Сначала девушка хотела ответить, что понятия не имеет, а потом вспомнила недавний разговор в кабинете и плохое настроение Корягина. — Он с командировку едет.

— А почему я не знаю?! — тут же взорвалась Иллария, которой по долгу службы положено быть в курсе всех передвижений руководителя.

— Ну, не успел наверно сказать, — выкрутилась Тамара, также пока не представляющая, какую именно командировку они с Семенычем будут имитировать.

Ланка хотела что-то уточнить и уже открыла рот, но ее прервал водитель, лаконичным "приехали".

Выбравшись из машины, Тамара окинула окрестности изумленным взглядом и в немом замешательстве уставилась на спину подруги, расплачивающейся с таксистом.

"Что же здесь за салон такой, что Ланка изменила своей обожаемой студии стиля?" — думала девушка, сильно сомневаясь, что на Привокзальной можно найти хоть одну нормальную парикмахерскую.

Этот район далеко не относился к благополучным, и элитные заведения обходили его стороной.

— Уверена, что здесь? — поинтересовалась Мара у подруги, когда та отпустила шофера.

— Да, точно! Уверена!

В воодушевлении Ланы сомневаться не приходилось, она разве что ни пританцовывала от нетерпения.

— Хм, — Тамара только плечами пожала, позволив Илларии схватить себя за руку и тянуть куда-то во дворы. — Как скажешь.