— Что б тебя!
Тамара в сердцах саданула кулаком по двери и тут же остервенело затрясла рукой от пронзившей кисть боли.
— Ну что за день? — пожаловалась девушка пустующему подъезду, который ехидным эхом повторил ее слова несколько раз. — Чем я провинилась?
Вопрос конечно ни о чем, и Мара понимала это, но поднятые ворожбой нервы и напрочь испорченное настроение давали о себе знать. Прислонившись лбом к реечной поверхности входной двери, девушка уговаривала себя успокоиться и не психовать.
Подумаешь, ключ заел! Это не причина биться головой о стену! Вот только сказать легко, а следовать совету гораздо сложнее. Ей хотелось закричать во все горло, чтобы хоть на мгновенье почувствовать разрядку.
Сделав несколько глубоких вдохов, Тамара еще раз покрутила ключ, но замок все также отказывался повиноваться и со скрежетом заел на середине оборота.
— Гадина! — еще один удар пришелся в непреодолимую на данный момент преграду. — Как будто специально!
В глубине души девушка признавала, что нынешняя неприятность целиком и полностью ее вина, уже давно стоило поменять сердечник, прокручивающий время от времени, но свободной минутки, чтобы вызвать мастера, все не находилось. И теперь Мара расплачивалась за выказанное ранее пренебрежение бестолковой войной с дверью.
— Томочка, что случилось?
Обеспокоенный голос соседки из восемьдесят второй квартиры и почти забытое обращение прошлись раскаленным ножом по оголенным нервам Тамары.
Томочка, Тома — так называл ее он, несмотря на все протесты и недовольство. Так он приручал ее, желая быть отличным от других, так он искромсал ее душу, когда заявил — я не для тебя.
— Ничего страшного баб Зин, — успокоила девушка соседку. — Замок заел, сейчас открою.
— А, понятно. Ты вроде кричала, — оправдываясь, пробормотала бабушка, глаза которой продолжали светиться неуемным любопытством.
Тамара подавила горестный вздох. "Только баб Зины мне не хватает для полного счастья", — подумала девушка, с удвоенной энергией навалившись на сопротивляющийся ключ.
Зинаида Петровна Тарасова — язык без костей и зоркий глаз в одном флаконе. Все обо всех знает и с удовольствием поделится при случае. Девушка даже предположить боялась, что сегодня прозвучало в ее адрес, когда они с Ланкой укатили на джипе. Ничего хорошего — это точно.
Баб Зина — женщина старой совдеповской закалки, предвзято относилась к современной молодежи, что по ее словам, стыд и совесть утратила еще при рождении. Даже несмотря на то что Мара по мере возможностей помогала пенсионерке — то в магазин сходит, то Чаппи на прогулку выведет — в глазах соседки она оставалась одной из этих неблагополучных нынешних, о которой можно без зазрения совести зубоскалить в кругу скучающих ровесниц.
— Баб Зин, как Чаппик? Отошел?
Единственная возможность отвлечь старушку от собственной персоны — спросить о домашнем любимце, Тамара знала наверняка и не преминула этим воспользоваться.
— Ой, Томочка. Лучше уже. Много лучше, — клюнула соседка, пустившись в подробное описание ветеринарного обследования, которому подвергли бедного песика.
Девушка особо не прислушивалась к эмоциональному повествованию Зинаиды, воюя с непослушным замком и мечтая только об одном, очутиться в тишине своей жилплощади, но поддакивать не забывала.
— Да что вы говорите? Как же так?
— Да, да. Заворот желудочка. Косточку куриную съел, а нельзя говорят.
— Почему же?
— Ой, миленькая, точно не знаю. Доктор сказал, а я что? Я же не разбираюсь. Глупая старуха…
— Баб Зин, что вы на себя наговариваете, — деланно возмутилась Тамара, скрипя зубами. — Никакая вы не старуха, а…
Замок поддался, и Мара чуть не издала победный вопль.
— Поправится Чаппи, баб Зин. Раз доктор говорит, значит, поправится, — девушка заискивающе улыбнулась старушке. — Точно.
— Конечно, Томочка. Я тоже так думаю.
— Вот и хорошо. Вам нельзя нервничать, — Тамара распахнула дверь, ненавязчиво намекая, что разговор окончен.
— Да, да. Ты такая заботливая, — согласилась бабушка, трясущимися руками теребя передник.
— Ну что вы…
— Иди домой, милочка. Устала пади, — кивнула соседка, пятясь в собственную квартиру. — Завтра с Чаппиком погуляешь?
— Конечно, — моментально согласилась Тамара, для которой завтра представлялось настолько далеким, что хоть Чаппи, хоть Педигри — все одно.
— Утречком тогда, да? — уточнила напоследок баб Зина уже сквозь щелку.
— Да, да. Утром, — отозвалась Тамара, ныряя в покой своей квартиры. — Спокойной ночи.
— И тебе, Томочка. И тебе.
Мара закрыла дверь и первым делом отправилась в ванную комнату. Ей срочно требовалось остудиться и привести мысли в порядок, а холодный душ, по мнению девушки, самый верный способ это сделать.
Пустив воду, Тамара торопливо сбросила одежду и, поежившись, шагнула под прохладные струи. В голове набатом гремели слова старухи и предостережение молодой цыганки, высказанное уже на улице, и девушка надеялась, что стекающие по телу прозрачные капли, заберут их с собой, облегчив душу и успокоив сердце.
Уже по дороге домой, разругавшись вдрызг с Ланкой, замкнувшись в себе, Мара окунулась в водоворот воспоминаний, замелькавших пред внутренним взором с быстротой сменяющихся за стеклом очертаний домов. Услужливая память одно за другим подкидывала видения ее обмороков, наполняя их отвратительным содержимым, что так пугало Тамару.
"Но ведь они прекратились, все прошло", — убеждала себя девушка, отчего-то не чувствуя особой уверенности. Где-то посреди ее убежденности затесался маленький островок сомнения, посылающий едва ощутимые сигналы в мозг — это еще не конец. Как бы Тамара не игнорировала эти посылы, они все же достигали места назначения и назойливым червем свербели внутри.
— Все хо-ро-шо, — по слогам выговорила девушка, надеясь, что произнесенное вслух утверждение приобретет материальную форму и скроет за собой все переживания. — Хо-ро-шо! — еще раз, для того чтобы закрепить.
Подсушив волосы, Тамара сделала себе сандвич, наполнила миску неуловимой Джун и устроилась на диване перед телевизором. Сейчас, когда девушка более или менее успокоилась, в ней шевельнулось чувство вины за все те резкие слова, что она в порыве злости вылила на подругу.
— Сама виновата, нечего было темнить, — пробубнила Мара, переключая каналы, но совесть молчать отказывалась.
Промучившись некоторое время, девушка сдалась и, отложив надкусанный бутерброд, отправилась на поиски сумки и мобильника. "Скажу, что не сильно обижаюсь", — определила она для себя, прекрасно зная чувствительную натуру Илларии, которая изведется вусмерть, пока они не помирятся.
Да и не хотела Ланка ничего такого. Откуда ей было знать, что эти чокнутые выкинут подобный фортель. Она же не ясновидящая, в конце концов. Всего лишь погадать намеревалась, а ее — Тамару, за компанию поволокла.
Уговаривая себя таким образом, девушка подобрала в прихожей сумочку и вернулась в зал. Здраво рассудив, что еще немного Лане помаяться не повредит — на будущее для профилактики — Тамара решила сначала закончить перекус, а потом уже разговоры разговаривать.
Когда через полчаса она добралась до телефона, на экране высветилась надпись — три пропущенных вызова. Мара недоуменно нахмурилась, вроде бы не слышала, чтобы звонил. Перейдя в журнал входящих, девушка узнала, что ею интересовались Корягин, Березин и еще один неизвестный, причем в обратном порядке.
Взволнованная неурочным звонком руководителя, причем устроившего себе "семейный день", Тамара уже собиралась дать отзвон Семенычу, но любопытство перевесило и девушка начала в неизвестного. Взяли после второго гудка.
— Здравствуйте, вы звонили на этот номер с час назад, — дождавшись "алло" выпалила девушка.
— Мара, я уж думал, ты никогда больше со мной не заговоришь, — ответил мужчина, голос которого был наполнен радостным облегчением, что явственно ощущалось даже на расстоянии.
— Да?
Тамара еще раз взглянула на набранный номер, хмуря брови. Было что-то смутно знакомое в комбинации цифр, так же как и в интонациях голоса.
— Кто вы? — в лоб спросила девушка, не желая ходить вокруг да около без причины.
— Ты! Ты… — говорящий даже задохнулся от возмущения, вышагивая от стены до стены, протаптывая смятую дорожку в пушистом ворсе ковра и захлебываясь ядом, как готовая к броску гадюка.
— Ну, что я-то? — спросил он, пряча довольную улыбку.
Наблюдать, как этот мечется по комнате, ни с чем несравнимое удовольствие. Давненько он такого представления не наблюдал, а уж про наслаждение от просмотра, можно и не заикаться — выше всяких похвал. Аплодисменты и на бис! Можно несколько раз.
— Ты бы попопулярнее объяснил, а то не разберусь никак, о чем толкуешь, — ввернул он, чтобы подлить масла в огонь и продлить феерию.
— Сам говорил, что дважды не используем! — взорвался мечущийся от подначки. — Твое условие было! А сам…
— Помню я! Все помню и что? — он демонстративно потянулся, заведя руки за голову, сцепив пальцы замком, словно все происходящее обошло его по касательной, не причинив и доли беспокойства.
— Как что? — на выдохе, с "аппетитным" раздражением завопил обиженный. — Ты нарушаешь!
— Хм… Разве?
— Естественно! — отрезал второй, сделав еще один резкий разворот вокруг оси.
— Ты такой прикольный, когда бесишься, — промурлыкал его собеседник, напоминая пригревшегося на солнышке кошака, только что слопавшего огромную рыбину и сейчас довольного жизнью, как никто другой.
— Иди ты! — огрызнулся антипод, но расплылся в подобной довольной улыбке пресытившегося. — Специально, да?
— Как можно? Что ты! — хихикнул подначивающий, лукаво сверкнув глазами. — Я? Тебя? Ни за что!
— Ага. Как же, — уже беззлобно пробормотал недавний возмущающийся и плюхнулся черное в кресло, появившееся из ниоткуда посреди комнаты. — Сволочь ты, знаешь ли, — добавил он, послав собеседнику укоряющий взгляд.
— С чего бы это? — и преувеличенной обидой поинтересовался хозяин помещения, жалея, что все так быстро закончилось. Еще немного шоу он бы воспринял на ура. — Твоя прерогатива вроде этакие ряды пополнять?! Да, а мой диван, чем не вышел? Не про ваши телеса? — не удержался, чтобы не уколоть.
— Светловат, не находишь? — последовал ответ, и бутылка крепкого возникла на столе.
— Что отмечаем?
— Провал конечно.
— Это какой же?
— Как какой? Твой? — он поднял бокал, подмигнул хитрым глазом и выпил.
— Рановато, тебе не кажется?
— Да? По мне, так в самый раз. Уже прокололся, чего ждать?
— С чего вдруг прокололся? И в каком месте? — теперь и в его голосе наметилось раздражение.
— Так цыганочку привлек. Она же с прошлого раза осталась, — с нескрываемым удовольствием наполнил гость и на радостях плеснул себе еще.
— С какого такого прошлого? — тут же поинтересовался оппонент, организовав рядом с первой вторую бутылку не со столь термоядерным содержимым.
— Э-м-м. — обрадовавшийся было нахмурился, что-то подсчитывая в уме и результат его, похоже, не устраивал, судя по недовольно поджатым губам и вставшему дыбом хохолку.
Он усмехнулся, предвкушая промежуточную победу.
— Вот, вот. Мамашка твоя была. Я тут не при делах. — С нескрываемым удовольствием, хозяин поделился открытием с недовольным посетителем. — Выпьем? Или пропустишь?
Антипод, кресло, бутылка и два снифтера исчезли в один миг, словно их и не было. Окинул довольным взглядом свои опустевшие хоромы, он вольготно вытянул ноги и пригубил белого сухого.
— Хорошо-то как.
Усевшись на пол посреди клиентской комнаты, Вадома устремила взгляд на один из пляшущих огненных язычков. Расставленные по периметру свечи поигрывали острым пламенем, рождая причудливый танец "сквозняка" — то в одну сторону, то в другую, синхронно и симметрично, одинаково дрожа и взлетая ввысь по мановению невидимой руки.
"Красиво", — подумала девушка, облокотившись на колени и уткнувшись подбородком в переплетенные пальцы рук: "Красиво, но пусто".
Никогда такого не было. Ни разу Вадома не чувствовала себя настолько выжатой после сеанса, как сейчас. Хотелось свернуться калачиком и отрешиться: забыть о мире, жизни, похоронить все в пелене прожитого дня, но не получалось. Она не могла забыть втянутое в хаос будущее блондинки.
Переговорив с матерью, даже поругавшись с ней на некоторое время, пока та не объяснила свое поведение, Вадома впала с прострацию, обусловленную невероятностью, невозможностью происходящего. Нереальность такого расклада!
Бестолковое переплетение линий жизни, судьбы, сердца, ума, весь тот беспорядок, что символизировала собой рука блондинки, не шел у нее из головы, и собственные слова в том числе — то, что она сказала при расставании.
Почему? Почему она это произнесла? Зачем? Откуда возникла эта мысль? Где оформилась? Ведь она не видела этого, не могла увидеть. Это невозможно было прочесть, не реально разглядеть среди бессмысленных связей и еще более дурацких расхождений. Зачем все это? Для чего?
Вадома не могла объяснить. Не могла истолковать даже для себя.
Все так запуталось, за какие-то несколько секунд так перекрутилось, что девушка чувствовала себя втянутой в нереальный, сюрреалистичный спектакль, где по неясной актерам причине ей отвели ведущую роль, наделили полномочиями решать, куда именно свернет сюжет.
— Что же это? — обратилась Вадома к высшим силам, которые всегда ощущала и коим неизменно верила. — Что я должна сделать?
И тут начинались или же продолжались проблемы? Там молчали. Впервые в жизни ее не слышали, не хотели слышать, возможно игнорировали, намереваясь оставить в одиночестве, хотели заставить разбираться во всем этим самостоятельно, а Вадома пока даже не понимала, с чем именно она столкнулась.
— Как я могу увидеть? Как понять?
В который раз за сегодня девушка перемешала колоду, чтобы заглянуть за… Мечтая разобраться, понять, что требуется от нее.
И вновь сумятица, беспорядок, хаотичный набор посылов еще более запутывающий, нежели разъясняющий, окончательно вводящий в ступор беспричинности.
— Да что же это? — простонала она.
Вопрос затрепетал на языках пламени, прошелся легким бризом по комнате и растаял в тишине, опустившейся на плечи цыганки.