Устроившись на коленях перед гадальным столиком, Вадома смотрела на пляшущее пламя единственной свечи. Язычок размеренно колыхался из стороны в сторону. Вытягивался и уменьшался, ведомый извечным ритмом, независимым от настроения сидящего рядом человека. А девушку обуревали эмоции, которые, передайся они пламени, вполне могли устроить серьезный пожар с летальными последствиями.
Откровения Илларии расстроили молодую цыганку. Они подтверждали слова матери, что девушка не принадлежит самой себе. Что ее жизнь спутана высшими силами сознательно, и каким будет ее итог, неизвестно. Самым страшным являлось то, что плотные нити чужих желаний уже опутали девушку настолько сильно, что разорвать их безболезненно скорее всего не удастся. А разрывать необходимо! В этом Вадома не сомневалась ни на мгновение.
Промучившись некоторое время, девушка взяла сотовый. Пусть она еще не знала, что будет делать, но в одном была уверена наверняка. В первую очередь необходимо добраться до Тамары. "Мары", — поправила себя Вадома, вспомнив слова Илларии. Найти ее и попытаться еще раз взглянуть на ладонь. Посмотреть и пробиться сквозь скептическую стену недоверия, которой девушка окружила себя. Только в том случае, если Мара ее услышит, есть надежда что-нибудь изменить.
С твердой уверенностью, что придется ехать во Введенский монастырь, Вадома набрала номер единственного человека, который мог ей помочь в плане колес. Он всегда выручал ее. С тех самых пор, как девушка оказалась под колесами автомобиля. Его кровь смешалась с ее собственной и текла по ее венам. Он был для нее больше, чем просто донор или спаситель. Для нее он стал братом, которого девушка никогда не имела. Братом всегда готовым протянуть руку помощи.
Когда после четвертого гудка не раздалось знакомого: "Привет труженикам гадательного фронта", — Вадома заволновалась, что не вовремя. С его работой подобное вполне возможно, и девятый час — далеко не показатель окончания рабочего дня. Расстроено выдохнув, девушка приготовилась нажать отбой, когда все же услышала заветную фразу.
— И тебе привет, — с облегчением отозвалась она. — Не отвлекаю?
"Для тебя я свободен в любое время", — заставило ее улыбнуться.
— Так уж и в любое? — не удержавшись, подколола она, и рассмеялась, услышав в ответ: "Почти". — Мы можем сегодня встретиться?
Она согласно закивала на его предложение подъехать на чай и, успокоенная, отключилась, чтобы отправиться на кухню готовить его любимые медовые тосты. Вадома верила в то, что он ей не откажет.
Тамара изо всех пыталась сосредоточиться на рассказе Макаренко, но получалось с трудом. Из головы не шел восхищенный взгляд наивных зеленых глаз. Он словно до сих пор смотрел на нее, тревожа что-то в глубине души. А еще это случайное прикосновение — сродни электрическому разряду прошедшее сквозь нее — продолжало покалывать на кончиках пальцев, рождая тревожащий сердце зуд. Что это было? Ответа Тамара пока не нашла.
— Насколько я понял, икона перешла к монастырю в дар. Мы вообще ее трогать не должны были. И лучше бы не трогали!
— А? — недовольство в голосе Андрея привлекло ее внимание. — Тогда как?
— Рытик задел ее случайно. Таскал разобранные леса и зацепил. Я ему чуть голову не оторвал, думал, ценную вещь испортил, а там…
— Там?
— Перетяжка со списком, а под ней совсем другое изображение.
— Это я уже знаю. Какое, Дрю?
— Мар, я тебе не химическая лаборатория, чтобы определить. Спец нужен и оборудование, чтобы аккуратно снять верхний слой.
— Так вы окрыли его или нет?
— Нет, конечно. Я сразу Семенычу звонить стал, чтобы с настоятелем договорился.
— И?..
— И… Он тебя прислал, насколько я могу судить.
Андрей махнул рукой дородной официантке, чтобы повторила заказ. Он уже уговорил две кружки разливного пива, но все еще не ощущал себя насытившимся хмельным напитком. Одним глотком опустошив половину стеклянной тары, Макаренко продолжил:
— Обсуди с отцом Михаилом, пусть отдаст нам в реставрационную. Там Суворов анализ проведет. Чувствует моя… — Андрей запнулся, оставив за Тамарой право додумать окончание фразы, — найдем что-то интересное.
— Ладно, завтра попробую, — согласилась Мара.
На следующий день выяснилось, что отец Михаил находится за пределами монастыря и вернется в обитель со дня на день. Точные сроки возвращения ей никто не озвучил, и девушка решила дожидаться наместника в деревне. Смысла возвращаться в город она не видела, да и несколько дней проведенных на свежем воздухе ей не помешают. "Хорошая возможность поближе познакомиться с Введенским и понаблюдать за работой реставрационной бригады "Пандеума"", — говорила она себя, где-то в глубине признавая, что несколько кривит душой. Не хотелось ей уезжать — и все тут. Сама мысль об отъезде мгновенно лишала ее какого-либо настроения, кроме пессимистического. Тоненький, но очень назойливый голосок, упрашивал ее задержаться, а вот для чего, Мара еще не поняла.
Приобретя талон на паломническую экскурсию, Тамара вышла за монастырские стены, чтобы вернуться на следующий день. Ясный погожий день так и манил прогуляться по окрестностям, и девушка, подкупленная его прелестью, решила совершить небольшую прогулку по лесу. Городской жительнице — ей часто не хватало даримого природой умиротворения. Не так часто получалось вырваться из вечно опаздывающей стремнины обитания в мегаполисе, и потому Мара велела себе наслаждаться, раз уж подвернулась такая возможность.
Прислушиваясь к звукам лесопосадок, девушка шла по протоптанной среди деревьев тропинке. Она маняще петляла, зазывая за собой, приглашая ненадолго слиться с первозданной красотой мира. Тамара полной грудью вдыхала насыщенный разнообразными ароматами воздух, ощущая, как радуется душа и с благодарностью отзывается тело, наслаждаясь чистотой кислородной массы.
Она медленной брела среди деревьев, бросая задумчивые взгляды в разные стороны, пока не услышала шум воды. "Ручей или река?" — задалась вопросом Мара, сворачивая с тропы. Очень скоро она вышла к небольшой спокойной речушке, игриво журчащей и искрящейся в лучах послеполуденного солнца. От красоты открывшегося пейзажа захватило дух, и девушка решила некоторое время посидеть на берегу. Огромный валун у кромки воды, казалось, предназначался для того, чтобы на нем можно было принимать солнечные ванны, свесив ноги в прохладную прозрачную воду.
Заправив подол длинной юбки за эластичный пояс и сняв сандалии, Тамара подвернула широкие рукава блузки — наряд, призванный скрывать тело от монахов и послушников специально надетый ею перед походом в монастырь — и устроилась на камне, подставив лицо солнцу. Стройный рядок пуговиц, под горло застегнутый на территории Введенского, был ополовинен, лишь только Мара оказалась вне его пределов. Горячие лучи покалывали кожу, а легкий ветерок скрадывал их жар, оставляя лишь приятное тепло. Девушка зажмурилась от удовольствия. Рай, да и только!
Сколько она просидела, смежив веки, вслушиваясь в щебетание птиц и жужжание насекомых, Тамара не знала. Она бы и дальше витала в облаках, если бы не шорох шагов, раздавшихся у нее за спиной. Открыв глаза, девушка обернулась. Ее взор уловил край темных монашеских одежд, скрывшегося за кустами человека. "Подсматривает?" — подумала Мара, вглядываясь в зеленую преграду, но больше ничего не видя.
Некоторое время Тамара усиленно прислушивалась, пытаясь различить посторонний шум среди естественных звуков природы, но ничего не услышала. Где-то внутри нее проснулся и заворочался маленький бесенок, нашептывающий — "надо бы проучить".
Девушка хитро улыбнулась и поднялась на ноги. В том, что за ее спиной скрывался кто-то из числа монашествующих, она не сомневалась. А раз так, значит, этот кто-то давал и собирается держать обет воздержания, который сейчас бессовестно нарушает, исподтишка глазея на нее. Ну, почти нарушает, — признала Мара, когда план маленькой мести уже оформился в девичьей голове.
Без зазрения совести Тамара грациозно потянулась, словно тело ее затекло от долгого сидения, и, распустив волосы, тряхнула головой, отчего рыжие кудряшки ярким пламенем засверкали на солнце. "Сейчас я тебе покажу!" — скандировали чертенята, притаившиеся за золотистыми искорками в серых омутах ее глаз. Все также стоя спиной к соглядатаю, Мара принялась расстегивать оставшиеся пуговицы на блузке. Одна за другой круглые бусины выскакивали из петель. Справившись с последней, девушка развернулась вполоборота к реке и небрежным движением спустила легкую ткань с плеч. Блузка разноцветным пятном упала к ногам, явив взору подглядывающего гладкую кожу и черное кружевное белье. Тамара готова была поклясться, что ветерок донес до нее изумленный выдох. Девушка довольно улыбнулась и продолжила представление. Длинная юбка на несколько коротких мгновений скрыла стройные ножки для того, чтобы затем скользнуть по ним вниз и окружить щиколотки пышным облаком. Еще раз откровенно вызывающе потянувшись, Мара с грацией кошки спрыгнула со своего камня и направилась к воде. Звуки поспешно удаляющихся шагов девушка не слышала, так как их поглотил плеск воды.
Скрывшись от всевидящих очей братии в надежных стенах своей маленькой кельи, Святослав метался из угла в угол. Он так и не смог сосредоточиться и отбросить все мирское ни во время богослужения, ни несколько минут назад, когда опустился на колени, что помолиться. Вместо светлого лика Пресвятой Богородицы пред мысленным взором послушника стоял образ рыжеволосой искусительницы. Она затмила собой все, извлекла на свет помыслы и желания, которые юный рясофор считал давно усмиренными. Прикосновение к ней жгло руку раскаленным железом, и Святослав был не в состоянии отрешиться от этого жара. Он яростно терзал его душу и тело.
Когда Святослав, возвращаясь с пасеки в монастырь, увидел чрез листву яркий блеск, он пошел посмотреть кто там, думая, что это подкармливаемые им мальчуганы собрались у воды. Сегодня они не поджидали его на обычном месте, так что гостинцы остались не переданными. Подойдя же, будущий инок увидел девушку, с которой столкнулся в деревне и, непонятно почему, поспешил спрятаться. Ее восхищенный взгляд уже тогда бередил его душу.
А сейчас… Сейчас Свят ощущал себя утопающим во грехе — утопающим по собственной воле.
Укоряя себя и старательно гоня мысли о ней прочь, послушник вновь преклонил колени. Губы его беззвучно зашевелились, произнося знакомые слова молитвы, но привычное спокойствие не снисходило на метущийся разум. Искрящиеся на солнце волосы и стройный девичий стан все также не шли из головы.