Преодолевая дрожь в конечностях, Тамара заставила себя подняться и включить свет. На этот раз ей досталось сильнее. Царапины на бедре изувечили кожу глубокими и рваными бороздами, из которых сочилась сукровица.
"Шрамов конечно не останется, но неприятные ощущения на несколько ближайших дней мне обеспечены", — решила девушка, осторожно ощупывая пострадавшее место.
Сегодня ее любимица приложилась от души, но Мара не жаловалась, скорее испытывала благодарность к проявившей сознательность кошке. Ей необходимо было проснуться, потому что сон ужасающе походил на реальность. Даже сейчас, разбуженный вмешательством Джун рассудок еще не отпустили испытанные в забытьи ощущения, и мозг продолжал посылать тревожные сигналы нервным окончаниям.
Тяжело вздохнув, Тамара оставила в покое ногу и прошла на кухню. Половина третьего утра, воскресенье, спи сколько душе угодно, но возвращаться в кровать девушка не хотела. И знала почему.
Страшно. Страшно вновь потерять контроль над своим телом, и оказаться затянутой в сновидение подобного рода. Кому-то может они и нравятся, а ей нет.
— За что мне это? — сокрушенно посетовала Мара, горестно качая головой.
Запалив конфорку, Тамара наполнила чайник и поставила на плиту. Чашка крепкого, горячего кофе именно то, что доктор прописал. Или два, чтоб уж наверняка отпугнуть желание смежить веки. Кофеин — ее извечный союзник в борьбе со сном.
Зябко поведя плечами, она скрестила руки на груди и окунулась в темноту ночи за окном, стараясь не обращать внимания на смутное чувство тревоги, укоренившееся в душе.
Когда-то Мара любила ночь, бредила ее невесомыми ласковыми объятьями, считала ее до безумия романтичной и красивой. Россыпь мерцающих звезд на небе — огоньки душ, наблюдающих за ней откуда-то сверху. Плутающая тропинка млечного пути, убегающая в неизведанные страны, зазывая отправиться вместе с ней в невероятное путешествие. Острые края месяца, зацепившегося за небосвод, балансируя на которых, танцевал Маленький принц.
Когда-то ночь была сказкой. Когда-то… Но не сейчас.
Благоговение прошло с началом припадков, погрузивших ее во мрак, а теперь эти сны, пугающие и возбуждающие одновременно, будоражащие своей развязностью, окончательно лишили ночь сказочности.
Она сглотнула, представив себя на красных простынях, извивающуюся, жаждущую прикосновения чьих-то рук. Светлые пряди волос разметались по шелку наволочки, спина выгнута, острые вершинки груди устремлены к небесам в ожидании нежности, глаза подернуты дымкой желания, а губы шепчут — приди ко мне.
Этот шепот… Он не ее.
Девушка вздрогнула и тряхнула головой, прогоняя наваждение. Даже вспоминая увиденное во сне, она чувствовала, как приятное томление ожидания пробегает по коже, заставляя трепетать.
— Наваждение какое-то, — пожаловалась Тамара в темноту, не догадываясь об абсолютной истинности подобного утверждения.
Потемки, не потревоженные светом из коридора, шипение газа, бульканье закипающей в чайнике воды вдруг стали ей в тягость. Расстроенная, девушка щелкнула выключателем, и обои заиграли оранжевыми бликами, отражая свет ламп. Она сама выбрала это сочетание — белое на оранжевом. "Холод" гарнитура и "тепло" стен прекрасно совмещаемые рождали ощущение вечного лета, которое так нравилось хозяйке квартиры, создавали уют, всегда манящий задержаться подольше.
Насыпав в чашку полторы чайных ложки коричневого порошка, сдобрив его ложечкой сахара, Тамара залила смесь кипятком и, вдохнув живительный аромат, мысленно поставила галочку, пополнить запасы зернового кофе.
Она относила себя к числу кофеманов, обожала по утрам возиться с туркой и смотреть, как булькает в ней густая жидкость, дарующая телу заряд энергии на весь день. Хоть девушка и понимала, что вся эта бодрящая способность кофейных зерен лишь плод ее воображения, отказаться от употребления напитка не могла, чувствуя себя обездоленной, если горьковатая смесь не поступит в ее организм.
Не отходя от плиты, Мара сделала первый глоток и скривилась, ошпарив язык. Ожидая, когда напиток чуть остынет, она стала оглядываться в поисках пульта, желая разогнать тишину. Заметив кусок серебристого пластика на холодильнике, девушка схватила устройство и, забравшись с ногами на стул, включила телевизор. Послушный ее требованию, экран ожил, из колонок полилась нежная мелодия, а Тамара судорожно сглотнула. Это была его песня и первый раз для нее.
Почувствовав, как на глаза наворачивается предательская влага, девушка яростно замотала головой.
Плакать? Ни за что! Ни единой слезинки! Ни грамма сожаления! Не думать о прошлом!
Мара крепко зажмурилась и, досчитав до трех, заставила себя посмотреть на экран. Парень с девушкой шли по улице, держась за руки. Их нежно переплетенные пальцы передавали теплоту испытываемых чувств, живущих в сердце, и от этого зрелища в груди у Тамары что-то сжалось и болезненно екнуло, выплеснув в кровь волну жара.
— Мне нужен мужчина, — выговорила Мара, окончательно уверовавшая в необходимость изменить ставшее привычным бытие. — Срочно.
В голове тут же возник образ голубоглазого брюнета, но прежде чем девушка успела сообразить, определиться, волосы его посветлели, а глаза затянуло светло-серой поволокой.
"Березин звонил", — вспомнила Мара, взглянув на часы.
Руслан переводил взгляд с початой бутылки на жидкость в стакане, и так последние пять минут. Ладони, выступающие в качестве подпорки для подбородка, покалывало от желания обхватить "тумбрел" и поднести к губам, но мужчина сдерживался.
"Это не решение", — мысленно твердил себе Надаров, подпитывая силу воли, но она жадно заглатывала слова, не получая удовлетворения. До чертиков хотелось напиться.
Это уже третий бокал, соблазняющий мужчину своим содержимым. Первые два одержали победу над сознательностью, вот только успокоение Руслану не принесли. Он только в очередной раз убедился, что алкоголь провоцирует слезливость и подпитывает жалось к себе, не хуже цепки брошенной в костер.
Проводив Тамару домой, Надаров два часа бесцельно мотался по городу, награждая себя нелестными эпитетами. Проезжая по пустынным улицам, мужчина раскладывал вечер по полочкам, выстраивая другой вариант развития событий. И их было великое множество, что добило Русла окончательно.
Он облажался, и это не давало покоя. Слил вечер по полной, потеряв возможность завоевать симпатии и укрепить собственное положение. Даже то, что девушка позволила ему проводить себя до дверей, не приносила мужчине успокоения, так как это разрешение смахивало на подачку, в которую он вцепился, как оголодавший пес.
Да, оправдался. Да, Мара поверила, и все вроде было ничего, пока он не проглотил язык и не превратился в первостепенного зануду. Разве такой может заинтересовать девушку? Руслан считал, что не может, а потому корил себя за косноязычность, тугомыслие и абсолютную бестолковость.
Что на него накатило, Надаров объяснить не мог. Так рвался, стремился, а тут раз, как отшибло. Ни слова, ни полслова, что сказать, черт его знает. Недогадливый, несообразительный, неинтересный — самые подходящие для него определения на этот вечер и самые приличные из всех возможных. Дальше хуже.
— Балбес, — проворчал Надаров, сдаваясь.
Обжигающая жидкость смочила горло и проложила дорожку по пищеводу. Лучше конечно не стало.
Вадома проснулась, словно от толчка. В одно мгновенье сон закончился, и вот она лежит и смотрит в потолок. Рядом раздается умиротворенное сопение матери, часы на столе как обычно прилежно отсчитывают секунды, а на кухне капли воды, срываясь с крана, размеренно стучат о раковину.
Стараясь не шуметь, девушка легонько соскочила с дивана и, нащупав в темноте халат, накинула его на плечи. Затянув поясок, Вадома осторожно выскользнула из комнаты, бесшумно притворив за собой дверь. Ее тянуло погадать.
В десять утра Тамара стояла на пороге Ланкиной квартиры и наблюдала за тем, как подруга поправляет прическу перед выходом. Бессонная ночь хороша тем, что предоставляет уйму времени для размышлений разного рода, чем Мара, собственно говоря, и занималась, чередуя чай с кофе и лишь иногда отвлекаясь на телевизор.
— Ты уже решила, что хочешь? — промычала Иллария, орудуя блеском для губ и одновременно натягивая босоножки.
— Нет, — усмехнулась Тамара. — Бесцельный шопинг. На что глаз упадет, то и возьму.
— Вот и отлично, — Ланка еще больше оживилась, Мара даже предположила, что та готова в ладоши захлопать, если бы ей не приходилось прыгать на одной ножке, натягивая ремешок на пятку. — Тогда в "Европейский" рванем. Я там один магазинчик приглядела. Закачаешься.
— Даже так? — поддела ее Мара, опасаясь, что среди Ланкиного "закачаешься" подобрать что-то для себя будет сложновато.
— Ага! — подруга выпихнула Тамару из квартиры и толкнула входную дверь, предварительно щелкнув замком, чтобы закрылся самостоятельно. — Помнишь каталог? Недавно показывала?
— И?
— Те же самые вещи! Полетели?
Несмотря на относительно раннее время — еще десяти не было, торговый центр встретил девушек оживленной толпой, разбившейся на дорожки и курсирующей в разных направлениях.
— Ни дня без пробок, — недовольно проворчала Тамара, застряв в очереди на эскалатор.
— Расслабься ты, — шикнула на нее Иллария, приподнятое настроение которой такая маленькая, с точки зрения заядлого шопоголика, неприятность испортить не в состоянии.
Магазин одежды для Ланки — царь и бог. Единственным бессменным идолом, которому Иллария поклонялась ежеминутно, была мода, так что в любом супермаркете она чувствовала себя как рыба в воде, или даже скорее, как ищейка, идущая за запах скидок.
Прежде чем привести Тамару в заветный отдел с каталожными товарами, подруга проволокла ее по всему второму этажу, минуя лишь спорттовары, так как из всех оздоровительных процедур Лана отдавала предпочтение постельным. "Действует на все группы мышь", — не раз повторяла она, советуя Маре пересмотреть позицию бессмысленного затворничества, лишающего всех удовольствий.
В итоге, после трех часов затраченного времени, Тамара еще ни разу не распрощалась с содержимым своего кошелька по делу, а Иллария успела занять у нее пару тысяч, и увешаться пакетами, как рождественская елка игрушками. Осталось звезду на нос для полного комплекта.
— Вот!
Громкий возглас подруги прозвучал как победное "та-там", и Тамара оказалась в крохотном отдельчике, несоответствующем статусу гипермаркета и непонятно как сюда попавшем, с двумя манекенами и целой кучей плечиков с одеждой, выстроившихся вдоль стен, как бревна частокола — один к одному.
Мара мысленно застонала.