— Я не хотел…
Очередной удар перебил Стефано на полуслове, и тот, покачнувшись, сделал шаг назад, оступился и начал сползать по стене.
Двое охранников тут же подхватили его под локти и вернули на прежнее место, чтобы Доминико смог нанести ещё один удар. На сей раз Стефано не удалось отступить — голова безвольно мотнулась, и на губе показалась кровь.
— Чего ты не хотел?
Глаза Доминико горели нездоровым, безумным огнём, которого Стефано не видел в его зрачках до сих пор.
— Отвечать! — рявкнул Доминико, хватая его за волосы и заставляя посмотреть себе в глаза. — Ты не хотел подставить моих братьев, поганый коп?
— Нико!.. — ещё один удар заставил его замолчать.
Стефано сплюнул на пол скопившуюся во рту кровь.
Доминико изображал допрос, но он не задавал вопросов, на которые Стефано мог отвечать.
Единственный вопрос, который имел смысл, прозвучал в самом начале, около часа назад:
— Ты поставил этот жучок?
— Да, но… — ответил Стефано, и тогда руки ему выкрутили в первый раз.
Доминико нанёс удар — потом ещё и ещё. Сначала по лицу, потом по корпусу один за другим.
— Доминико! — пытался выдавить Стефано, но никак не успевал произнести больше двух слогов, потому что его скручивала новая боль.
Наконец он обвис на руках охранников, и на какое-то время те ослабили хватку, заставив его стоять самого.
Голова кружилась, и Стефано трудно было соображать, а Доминико нанёс очередной удар и, придавив его к стене, схватил за горло.
— Ты предал меня, feccia*, — прошипел Доминико в самое лицо, и трудно было поверить, что эти губы несколько часов назад целовали его. — Предательство нельзя прощать.
— Ты приказал…
— Я знаю, что я приказал! — перебил его Доминико и нанёс новый, не такой сильный, как прежние, удар — просто чтобы Стефано замолчал.
— Дай хотя бы сказать…
— Мне не нужны твои слова. Я предупреждал тебя. Разве не так?
Стефано молчал.
— Я говорил тебе, Стефано — никогда не смей меня предавать. Я говорил, что я этого не перенесу. Тебе было плевать.
— Доминико! Он пре….
Новый удар выбил воздух из его лёгких. А затем, уже без всякой причины, Доминико ударил его ещё раз, и ещё.
Стефано казался сам себе боксёрской грушей, набитым опилками мешком, который нужен только для того, чтобы на нём срывали злость.
Это понимание постепенно занимало место в его голове, пока он вовсе не перестал отвечать: для Доминико не имело значения, что он собирался сказать. Только возможность причинить кому-то боль.
Сам Стефано не знал, чем окончился налёт: о том, что Тициано был арестован, он мог лишь догадываться по тому приветствию, которое Доминико устроил ему с самого утра.
И ещё о том, что Лука, видимо, предал его. Сделал то, что с самого начала должен был сделать он — рассказать Доминико обо всём.
Стефано чувствовал себя идиотом, и более того — неприятное ощущение дежавю наполняло его. Так же глупо, как он верил Габино, по словам Доминико предавшего его, он попался и сейчас.
Никому нельзя было доверять. Стоило усвоить это давно.
И теперь только кровавые цветы боли один за другим наполняли его, когда Доминико наносил очередной удар.
Когда Стефано думал, что больше уже не сможет стоять, ему показалось, что злость Доминико испарилась, улетучилась из его глаз. Корсиканец выдохся и теперь смотрел на него с усталым разочарованием, так что Стефано ещё больше захотелось объяснить, что всё-таки произошло.
— Доминико, Лука предал….
Он не успел договорить.
Размахнувшись, Доминико нанёс последний, самый сильный удар, и Стефано осел на пол.
Доминико встряхнул в воздухе онемевшим кулаком.
— В подвал его, — приказал он. — Приковать к трубам и держать на хлебе и воде, пока не отдам другой приказ.
Очнулся Стефано уж в темноте, разбуженный собственным стоном.
— Вот дерьмо… — пробормотал он. Болело всё. Глаз, кажется, заплыл — хотя точно Стефано не мог сказать, вокруг всё равно не было видно ничего.
Он попытался встать или по крайней мере сесть, но тут же обнаружил, что руки его скованы за спиной, а ошейник крепится к водопроводной трубе на высоте в половину человеческого роста.
Стефано закашлялся, слишком сильно натянув его, и тут же снова осел на пол.
Поза была неудобной, и всё же неподвижность позволяла немного собраться с мыслями и попытаться понять, что делать теперь.
Доминико не напугал его. Только обида на несправедливые обвинения давала о себе знать. Даже теперь Стефано невольно продолжал думать, что любит его. И что хотел бы, пожалуй, вернуться на день назад и что-то переиграть. Может быть, всё-таки рассказать Доминико о том, чего следует ждать.
Следом за воспоминаниями о последних днях, когда Доминико, казалось, уже стал частью его самого, стали всплывать мысли и о том, что было недели, месяцы назад.
О том, как Доминико заставлял его читать вслух этот чёртов «Декамерон», и о том, как дремал в его руках.
О том, как трахал его на влажных камнях старинного алтаря, и как их со всех сторон окружала темнота.
Сейчас пол казался таким же влажным, его покрывала роса, а темнота была такой же плотной — только теперь Доминико не было около него.
— Проклятый корс… — прошептал Стефано и продолжал вспоминать.
Необыкновенно отчётливо перед глазами встали воспоминания и о месяцах, проведённых в камере предварительного заключении, где он мог бы сгнить заживо, если бы Доминико не вытащил его.
«Если бы я сам не согласился работать на него», — тут же поправил Стефано себя, и его охватила тоска.
Всё шло не так. Следовало с самого начала подумать о том, что они не смогут понять друг друга никогда.
— Доминико… — прошептал Стефано. Ему было приятно произносить это имя, и Стефано покатал его на языке ещё.
Он задумался о том, что может случиться теперь. Было очень похоже на то, что в лучшем случае его ждёт новый ад в темноте — до каких пор? Пока Доминико не надоест? Или пока тот не забудет про него?
Стефано прикрыл глаза.
— Или пока он не пристрелит меня? — спросил он сам себя.
Всё, что он знал о законах мафии, говорило за то, что наиболее вероятен последний вариант.
Ответ Стефано получил спустя несколько часов, сколько точно — он не знал, но время тянулось так бесконечно долго, что ему уже начинало казаться, что он сходит с ума.
Щелкнул замок, дверь скрипнула, и узкий луч света упал на пол. А затем на фоне тускло жёлтого прямоугольника показался силуэт мужчины в плаще. Стефано узнал бы его из сотни в самой непроницаемой темноте.
— Доминико… — прошептал он. Рванулся было, чтобы встать, но не смог.
Дверь снова скрипнула, и они оказались в темноте — но уже вдвоём.
Доминико молчал.
— Доминико, я просто выполнял твой приказ… — пробормотал Стефано.
— Я приказал тебе прослушивать меня?
Стефано решил, что Доминико готов вести диалог, и поспешил продолжить:
— Нет же. Я прослушивал Тициано. Я постарался обложить его со всех сторон…
— И сдал копам.
Стефано молчал.
— Я приказал тебе сдавать копам моих людей? — повторил Доминико, и по звуку шагов Стефано догадался, что тот неторопливо приближается к нему.
— Я хотел защитить тебя.
— Ты не ответил, — Доминико поймал его за подбородок и развернул лицом к себе, — на мой вопрос.
Глаза Стефано уже достаточно освоились в темноте, чтобы он смог различить контуры лица корсиканца.
Стефано молчал. Глаза Доминико, тускло отсвечивавшие во мраке, гипнотизировали его.
Пальцы корсиканца скользнули по щеке Стефано. Очертили разбитый рот.
— Мне будет жаль расставаться с тобой, — сказал он.
— Ты меня убьёшь?
— Предателей нельзя прощать.
Стефано молчал. Он не верил, что скоро умрёт, и не собирался умирать.
Склонив голову, он ткнулся носом в живот Доминико, пытаясь разглядеть пистолет — но если у Доминико и была кобура, то он её не нашёл. Значит, он не собирался делать это сам. И значит, у Стефано ещё было время, чтобы попытаться бежать.
— Поцелуй меня, — прошептал он, — в последний раз.
Стефано не рассчитывал, что Доминико согласится — но тот наклонился и проник языком между его губ. Губы Доминико давили и причиняли боль — и в то же время его язык облегчал её, заставляя Стефано впадать в состояние, подобное трансу, когда всё становится безразлично и ты просто ждёшь, что ещё произойдёт.
Кровь приливала к паху, и когда Доминико, щёлкнув замком, расстегнул наручники, а затем снял ошейник. Потом рывком повернул Стефано к себе спиной, так что тому пришлось упереться руками в стену, всё казалось правильным как никогда.
Доминико привычным движением сорвал со Стефано штаны — тот ещё не успел переодеться и был одет в одни только флисовые спортивные брюки и футболку, в которых вышел с утра в туалет.
Рука Доминико огладила обнажившиеся ягодицы с несвойственной ему осторожностью, а в следующую секунду член корсиканца ворвался в ещё наполненный вчерашней спермой зад.
Стефано вскрикнул. Обида пересиливала возбуждение, но Доминико, кажется, было плевать. Он продолжал трахать его — как в последний раз.
Рука Доминико сдавила член Стефано и резкими рваными рывками принялась ласкать.
Стефано тяжело дышал, сердце билось где-то в ушах.
Губы Доминико коснулись его плеча в растянувшемся вырезе футболке. Стефано чуть повернул голову, рассчитывая на поцелуй — и тут же получил его — жадный и долгий.
А потом всё закончилось в один миг. Сперма Доминико выстрелила внутри него, и Стефано, лишившись поддержки удерживавших его рук, осел на пол. Он не заметил, когда успел кончить сам.
Кровь по-прежнему шумела в ушах, и как в тумане Стефано видел, как Доминико двигается к дверям. Снова мелькнул свет, и дверь закрылась у него за спиной.
Некоторое время потребовалось ему, чтобы прийти в себя настолько, чтобы заметить: дверь после выхода Доминико скрипнула, но не было щелчка. Стефано медленно поднял к глазам руки и теперь только понял, что они больше не скованы. Секунду он сидел неподвижно, глядя на них, а затем метнулся к двери. Отчаяние придало ему сил, и, толкнув её ударом ноги, он с разбега налетел на охранника, оказавшегося в шаге от него. Грянул выстрел из-за спины — Стефано едва успел присесть, и лицо бойца, которого он сжимал в руках, окрасила кровь. Раздался вскрик — второй охранник явно не ожидал подобного результата своего выстрела, и это дало Стефано преимущество в несколько секунд, которых ему хватило. Стефано метнулся к нему и, перехватив руку с револьвером, завёл ее вверх. Три выстрела прогремели один за другим, а когда барабан опустел, Стефано резко отпустил руки противника и ударил его по лицу, так что тот тоже стал сползать вниз по стене. В коридоре царил полумрак, но Стефано нашарил на полу второй пистолет и бросился вперед по коридору.
У двери из подвала он остановился — как бы ни толкал его бежать со всех ног адреналин, коп в его голове был убежден, что человек в пижаме только привлечет излишнее внимание на улице. Осторожно выглянув за дверь, Стефано поискал взглядом, есть ли кто-нибудь еще поблизости — но никого не было. Он поднялся по лестнице, соображая, где может найти хоть какую-то одежду, и решил, что комната охраны вполне сможет сойти за такое место. Раз оба охранника сейчас лежали внизу, то вряд ли им могли понадобиться в этот момент их плащи.
В маленькой комнатушке на столе валялись карты, в углу на вешалке висели плащ и куртки, под вешалкой валялись чьи-то ботинки. Плащ был немного великоват, зато ботинки оказались вполне хороши. Он прихватил ещё и солнечные очки, лежавшие на полке, чтобы прикрыть синяки.
Соседняя дверь вела в прачечную — там Стефано разжился не самым чистым свитером и штанами с пятном от кофе — но он понимал, что сейчас ругаться с прислугой не время, придется походить в не слишком чистой одежде.
Кое-как натянув все это на себя, он подхватил мешок с мусором, в котором спрятал плащ, и пошел к двери. Камеры запечатлели рабочего кухни, выбрасывающего мусор — правда, рабочий был в очках, но никто не запрещает выкидывать отходы в модном аксессуаре. Завернув за угол, рабочий пошел к контейнерам, но, оказавшись вне радиуса просмотра камер, вынул плащ, надел его и ушел вверх по улице. Так и сказали охранники впоследствии капо Таскони.
* подонок