Что предназначено тебе… Книга вторая

16

«Чёртов коп», — продолжал думать Доминико, покидая подвал, где остался Стефано, и направляясь к лестнице ведущей на верх.

— Массимо, Берто — поменяйтесь с Рикко и Пепе, — бросил он, проходя мимо охранки, вы двое будете нужны мне наверху.

Двое охранников, названных им последними, входили в личную когорту Луки. И в первую очередь Доминико хотел избавиться от них.

Потом… Он до конца ещё не решил, что будет потом. Доказательств по-прежнему не было, и, как оказалось, от Стефано в этом деле было мало толку — он делал всё, что угодно, только не то, о чём Доминико его просил.

«Если бы он был моим исполнителем, — думал корсиканец, поднимаясь к себе, — я бы его уже убил».

Но Стефано был… Доминико и сам до конца не знал, кем.

Их знакомство произошло столь стремительно и было настолько лишено всякого смысла, что он мог бы сравнить Стефано разве что с метеоритом, который с шансом в ноль-ноль-ноль-ноль-один процента может упасть на твой дом.

Встреча с метеоритом, впрочем, вряд ли могла принести столько наслаждения, сколько Стефано приносил ему. В последний год Доминико чувствовал себя стариком, который всё лучшее оставил позади. Он знал, что никогда уже не заведёт настоящую семью. Никогда у него не будет ни сына, ни жены.

А потом на него упал метеорит, и все мысли на какое-то время улетучились из головы. Доминико стал забывать даже о том, что было смыслом его жизни в последний год — месть.

Эван Аргайл стал только именем, а образ Пьетро в его памяти стал потихоньку угасать, заслоняясь другим.

Стефано чем-то походил на него. Никогда не слушал, что ему говорят, и вечно вёл себя как идиот. И стоило признать, что больше всего Доминико не хотел, чтобы со Стефано, как и с Пьетро, что-нибудь произошло.

Тем большая злость накрыла его, когда Лука принёс жучок.

Проклятый коп не мог просидеть спокойно и нескольких часов. Кому он сливал информацию? Тут вариантов было не так уж много. Стефано не мог пойти в полицию, весь Манахатский департамент был у Доминико под колпаком.

А значит, в семье был крот. Кто-то, кто подговорил проклятого мальчишку в очередной раз натворить чёрти что.

Были свои плюсы в том, что Стефано вылетел из игры — теперь он не мог помешать, а Доминико мог и самостоятельно разобраться в том, что произошло. Проблема заключалась в одном — нужно было сделать так, чтобы Стефано не спугнул жертву своей болтовнёй до того, как Доминико выследит её.

Стоило так же признать, что бить Стефано Доминико было легко. Он давно уже мечтал выплеснуть свою злость вот так. Не через подручных, приказы или кого-то ещё.

«Грёбаный, грёбаный коп, — повторял Доминико нанося каждый следующий удар, — ну почему ты не мог прийти ко мне».

Доминико, впрочем, и сам знал ответ.

Когда Стефано увели, Доминико спустился к нему в комнату и, кивнув выставленной у комнаты охране из своих людей, стал ставить записи с жучков подряд одну за другой. Он запер дверь и просидел так несколько часов.

От открытий, которые он сделал, можно было, в принципе, сойти с ума. Начать с того, что Кейси, как оказалось, крутила роман с одним из охранников, и заканчивая более важными открытиями: например, весьма увлекательными разговорами, которые происходили на лестничной площадке у чёрного хода.

Тициано за последние две недели несколько раз звонил куда-то из коридора и обещал некой мисс Черри, что вопрос будет решен.

Доминико, хотя и не принадлежал к высшим кругам, кое-что знал о том, как живёт Альбион — и о том, что из уст в уста передают люди, знающие в лицо высший свет. Альбионские снобы обожали показывать всем, что они своего рода особый круг, который ходит в свои магазины, ездит на своих породах лошадей, посещает клубы «исключительно для своих» и даже гуляет исключительно по тем улицам, которые входят в понятие «хороший тон». Ещё одним элементом самозначимости для них была такая бестолковая на взгляд каждого разумного человека вещь, как детские имена. Аристократы обожали показывать всем, что знают друг друга много лет, и что никто больше так хорошо не знает их.

В тех самых кругах, о которых идёт речь, некую Изабель Фрейзер с двенадцати лет называли вишенкой за пухлые румяные щёчки, которыми наградила её мать. Изабель Фрейзер вышла замуж в шестнадцать лет и сменила свою фамилию на Аргайл. Но «для своих» оставалась Вишенкой, как бы ни смешно не звучал между взрослыми разговор наподобие: «Вишенка, будешь чай?», «Спасибо, Колбаска, нет».

Хотя было и хорошее — пришедший с Донетти на встречу Мариано Лучи, как подтвердилось из записей, не знал, что в распорядке дня существовал и третий пункт — о том, кто станет капо ди тутти капи в случае ухода в отставку Доминико Таскони. Тициано позаботился обо всем, даже подставил шурина, обеспечив его вызов с высокого собрания после обсуждения вопросов о доставке алкоголя в клубы. Он договорился с Лаоро, что тот вызовет Мариано к себе и отправит домой, сообщив о необходимости проверить какое-нибудь дело, которых в ведении господина секретаря пресс-центра было более чем достаточно.

Доминико откинулся на спинку стула и какое-то время задумчиво глядел перед собой.

От Стефано всё-таки был прок. Он поставил следующую запись и почти сразу же наткнулся ещё на один любопытный разговор.

— Всё в порядке, коп выступит за нас, — говорил Лука.

Неизвестный отвечал:

— Ему можно доверять?

— Не всё ли равно, Лучини? Он и нужен-то нам на один раз.

Доминико вздрогнул и на несколько секунд выпал из реальности. Фамилию Лучини он знал очень, очень хорошо. Именно её носил проклятый хастлер, из-за которого он потерял Пьетро.

На плёнке тем временем полным ходом шла перепалка, и Доминико отмотал чуть назад, чтобы по новой прослушать её.

Он остановил запись, когда этот самый Лучини произнёс:

— Хорошо. Я передам сбирам то, что ты сказал.

Запись закончилась, а Доминико продолжал сидеть неподвижно.

— Вот оно как… — наконец пробормотал он.

Информации было слишком много, чтобы осознать её за один раз. Доминико, нарушая собственные правила не курить в доме, потянулся к портсигару, лежавшему во внутреннем кармане пиджака.

Едва сигара прикоснулась к губам, он закашлялся, осознав то, что до сих пор ускользало от него.

— Чёртов коп! — выдохнул он и, затушив сигару, бросился вниз — не забыв, впрочем, запереть за собой дверь. Такие вещи он никогда не забывал.

Если Лука был заинтересован в том, чтобы убрать Стефано — а он скорее всего этого хотел, иначе не подставил бы его — то однозначно нельзя было Стефано ему отдавать. Нельзя было держать в доме и нельзя было даже поручить кому-то из подручных транспортировать его, потому что в данный момент Доминико абсолютно не знал, кому доверять. Всё нужно было делать самому.

О побеге Стефано ему донесли поздним вечером. Доминико покачал головой, расстроенно глядя на Луку.

— Тебе даже это нельзя поручить, — устало сказал он.

— Что?.. — не сразу понял сказанное тот.

— Что ты делаешь в моей охране, а, Лука?

— Что ты хочешь ска…

— Мы не переходили на ты, — обрезал Доминико. Затянулся сигарой и подал знак охранникам, стоявшим у дверей. По его команде те заломили бывшему начальнику руки, так что тот согнулся пополам и взвыл, — ты позволяешь какому-то тупому копу налепить в моём доме жучков, а потом даже не можешь найти их все, — Доминико затянулся ещё раз, — ты позволяешь копам взять моего консильери… зачем ты мне? Назови хотя бы один аргумент.

Лука молчал, с нарастающим ужасом глядя на него.

— Ты не можешь…

Доминико подал знак охранникам, и один из них нанёс бывшему начальнику удар под дых.

— Дьявол, Доми… — ещё один удар заставил его охнуть.

Доминико встал и, не глядя на то, как Луку продолжают избивать, подошёл к окну. Он снова закурил.

— Знаешь… — сказал он, — я бы мог тебя простить. Если бы ты рассказал мне кое-что.

— Что… — новый удар заставил Луку задохнуться.

— Я слышал, у тебя есть друг. Его фамилия Лучини. Где мне его найти?

Ещё несколько ударов Лука продолжал молчать, а затем выдохнул:

— Я скажу.

— Хорошо. Говори.

Лука назвал адрес одного из заводов по переработке плациуса, и Доминико легко запомнил его.

— Прикажи меня отпустить… — выдохнул Лука.

— Отпустите его, — Доминико отошёл в сторону, а сам кивнул на окно.

Задохнувшись криком, Лука с разбегу врезался в стекло. Он пытался ухватиться за карниз, но не смог.

Падение было неудачным. Лука врезался в асфальт головой, так что осколки черепа попали ему в мозг.

— Да простят тебя спирали Ветров, — Доминико прочертил в воздухе подобающий случаю знак.

Чем-то похожий, но никак не связанный с этим случай произошёл тем же вечером в отделении предварительного заключения, где продолжали томиться несколько взятых с поличным боссов.

Адвокаты семьи добрались до них вечером того же дня. К тому времени Изабель Аргайл уже поднималась по трапу своей яхты.

Большинство донов и их консильери, в том числе и Мариано Лучи, были отпущены без особых проблем, и только Тициано Донетти, к великому сожалению жены и детей, не дождался этого мгновения: за несколько часов до того, как адвокаты прибыли за ним, он повесился на собственных штанах.

— Какое горе, — вздыхал Доминико, обнимая его дочь. Мариано был неутешим. На похороны пришло сто двадцать человек, и гроб покойного засыпали тысячи роз.