Что предназначено тебе… Книга вторая

6

Дымок сигар курился не только в зале, где стояло всего несколько столиков и играла тихая музыка, но и в прихожей, куда доносился лишь отдалённый гул голосов.

— Мистер Таскони, — Рой Фрейзер протянул руку дорогому гостю и заискивающе улыбнулся.

Новый, довольно молодой управляющий «Исторического клуба» Манахаты нравился Доминико куда больше, чем прежний. Этот мальчик умел держать себя в руках и знал, что Аргайлы далеко — а Таскони здесь, под боком. И лучше лишний раз не рисковать.

— Полагаю, меня ждут, — сказал Доминико.

Стефано поправил пиджак, который, как ему казалось, всё время пучился там, где находилась кобура — к костюмам подобного кроя он абсолютно не привык, но, оглядываясь по сторонам, отдавал себе отчёт в том, что в обычных своих джинсах оказался бы здесь белой вороной.

Это, конечно, был не Альбион — но, судя по всему, нечто очень близкое к тому.

Пока они с Доминико добирались до этого здания, слишком архаичного на его вкус, Стефано успел во всей красе оценить знаменитые Манахатские антигравитационные платформы — а так же их количество на слишком узких дорогах. Даже с учётом того, что платформы строились в три горизонтальных и три вертикальных ряда, проехать по улицам было очень нелегко.

Место, куда привез его Доминико, достаточно сильно отличалось и от Сартена, и от Палермо. Невиданные в корсиканских городах технологии сочетались здесь с удивительно старомодными одеждами и вычурностью манер. Тогда ещё, во время войны, Стефано доводилось общаться с альбионцами — в основном на допросах, но даже тогда они не забывали говорить: «Пожалуйста, сэр».

— Пожалуйста, сэр, — подтянутый мужчина в плотном костюме-тройке изящно провёл в воздухе рукой, указывая Доминико, куда тот может пройти.

Доминико кивнул, и они стали подниматься по лестнице, состоявшей из нескольких пролётов и устеленной зелёным суконным ковром.

Мальчик в таком же старомодном костюме указывал им путь.

— Второй этаж, семнадцатая комната, — манерным голосом сообщил сопровождающий, — вас ждут.

Стефано терпеть не мог таких, но теперь, кроме прочего, задумался о том, любит ли их Доминико? И зачем корсиканец вообще посещал это место, где явно торговали не только сангрией и вином?

Мальчик остановился в отдалении, а Доминико — напротив двери. Он кивнул, и Густав, стоявший за другим его плечом, посмотрел на Стефано, который, очевидно, должен был догадаться, что от него хотят. Стефано занял место сбоку от двери, а Густав осторожно приоткрыл её, заранее направив в щель дробовик.

Внутри, впрочем, всё было спокойно — только на полукруглом диване сидели трое людей: двое молодых и женщина средних лет. Ещё один стоял за спинкой дивана. Он был шире в плечах, и его пиджак тоже оттопыривал пистолет. Вся четвёрка была русоволосой и сероглазой — только у женщины оттенок собранных на затылке волос был несколько теплей. Отличалась она от остальных и некоторой полнотой — которая, впрочем, намечалась и у парня, стоявшего у них за спиной.

— Всегда так? — шепнул Стефано, дождавшись, пока Доминико пройдёт вперёд.

Густав окинул его хмурым взглядом.

— Тут не полицейская академия, сам должен знать.

Стефано скрипнул зубами и решил, что больше не спросит краснокожего ни о чём.

Судя по всему, у противоположной стороны состав их делегации вызвал такое же молчаливое любопытство, как и у Стефано.

Доминико опустился в одно из свободных кресел — Стефано отметил, что руки корсиканец никому не пожал, и показал ему, чтобы он налил в стоявший на столе стакан виски.

Сам Доминико больше всего был удивлён присутствием женщины — это не лезло ни в какие рамки. С женщинами не говорили о делах.

Впрочем, говорить об этом вслух он не спешил. Доминико достаточно хорошо знал альбионцев, чтобы осознавать, что умом их не понять.

Младшего из мальчишек Доминико уже знал — это был Конахт Аргайл, новый князь. Вот ещё один недостаток системы наследования, установленной Альбионом — похоже, что остальная троица попала в зависимость от него. А что может натворить мальчишка, в руках у которого даже не гранатомёт, а целый могущественный клан, Доминико примерно представлял.

Поболтав виски в бокале и принюхавшись, Доминико спросил:

— Вы хотели со мной переговорить?

Мальчик смотрел на Доминико так, будто был погружён глубоко в себя, и женщина толкнула его локтем в бок.

— Да, мистер Таскони, — Конахт выпрямился и более осмысленно посмотрел на собеседника, — речь идёт о сотрудничестве.

В глазах Таскони промелькнула насмешка.

— На тех же условиях, что предлагал прежний князь Аргайл?

— Это мы и хотели бы обговорить.

— Мы? — Доминико поднял бровь. — Разве не вы князь Аргайл?

Конахт заёрзал, но сделал вид, что не понял вопроса.

— Эван Аргайл предлагал вам вступить в семью шотландских кланов. Я прав?

— Может быть, и так, — Доминико пожал плечами и снова пригубил содержимое стакана. — Но это был прежний князь.

— Тем не менее, — вмешалась женщина, — семья Таскони торговала с Аргайлами двадцать лет. Это было до того, как к власти пришёл Эван Аргайл, и я считаю — должно продолжиться теперь, когда он покинул нас.

Таскони сдержал улыбку.

— Простите, вы кто?

Стоявший за спиной троицы мужчина потянулся к револьверу, и Стефано с Густавом повторили его жест.

— Изабель Аргайл, — женщина знаком приказала охраннику держать себя в руках, и голос её прозвучал важно и величественно — как колокольный звон.

— У Аргайлов теперь… — Доминико хмыкнул, — княжна?

— Я консультирую его сиятельство Конахта в тех делах, в которых он не успел разобраться сам.

— Ну-ну, — Доминико уселся поудобней и чуть наклонился вперёд. Он смотрел на Конахта, — знаешь, что сделал с моим сыном твой дядя, мальчик?

— Это было недоразумение, — осторожно заметил Конахт.

— Ему вспороли живот и вышвырнули на перекрестье Ветров. Он болтался там, в невесомости, ещё живой, несколько часов, и смотрел, как его кишки кружатся вокруг него.

— Это было недоразумение, — повторил Конахт, но кровь отлила от его лица.

— Мистер Таскони, — перебила сына леди Изабель, — зачем нам говорить о вчерашних делах? Я тоже потеряла мужа в ваших… спорах. Сейчас наша задача — смотреть в будущее. Вам невыгодно иметь слишком много врагов. Нам невыгодно иметь дело с кочевниками. Ещё несколько лет — и ваши корабли устареют, а новые можем продать только мы.

— Я не заглядываю так далеко.

— Я всё же уверена, что для нас возможен компромисс.

— Компромисс… — задумчиво произнёс Доминико, — очень может быть, — злая улыбка озарила его лицо. — Мне нужен Эван Аргайл.

— Вы хотите, чтобы мы эксгумировали его труп и отдали вам?

— Эван Аргайл нужен мне живой.

Теперь уже заёрзала и Изабель, что подтверждало мысли Доминико как нельзя хорошо.

— Но он мёртв! — воскликнула она.

— У меня есть основания считать, что Эван Аргайл живее всех живых. И я не знаю как, сеньора, но я хочу, чтобы вы достали мне его. Потому что он ваш князь.

— Абсурд! — выдохнула Изабель.

Доминико встал и, подав знак охранникам, двинулся к дверям. Аргайлы остались сидеть.

Уже в машине Стефано заметил, что Доминико всё ещё сам не свой.

Густав сидел за перегородкой, на месте шофёра, так что в просторном заднем салоне они с Доминико оказались вдвоём.

Стефано, поколебавшись, поймал ладонь корсиканца и сжал. Тот недоумённо посмотрел на него.

— У тебя всё хорошо?

Губы Доминико дёрнулись. Он со свистом втянул воздух.

— Я потерял сына, — сухо сказал Доминико и отобрал у Стефано ладонь, — у меня ничего не может быть хорошо.

Доминико хотелось разбить стекло, отделявшее от пыльной улицы салон, или врезать кому-нибудь — что угодно, только бы не чувствовать постоянно эту ноющую боль.

Стефано молчал, но Доминико больше не мог сидеть в тишине и потому произнёс:

— Я хочу, чтобы ты вступил в семью.

Стефано пожал плечами.

— Я, кажется, уже в ней. Даже согласился нацепить пиджак.

От мысли о том, что на нём костюм человека, который столько значил для Доминико — и которого теперь уже нет — Стефано на какое-то время стало нехорошо.

— Нет, — сказал Доминико, — можешь считать это глупостью, но ты должен пройти обряд. Ты должен поклясться, и семья примет тебя. Ты станешь одним из нас.

Стефано облизал губы. Его не слишком пугали какие бы то ни было обряды. Но он не был уверен, что хочет идти вперёд по предложенному Доминико пути. Всю свою жизнь Стефано считал мафию неизбежным злом. И сейчас только один человек заставлял его усомниться в этом. Но… Клятва ничего не изменила бы в нём — так он считал. Копы, годами работавшие под прикрытием, наверняка тоже приносили её — и оставались собой.

— Тогда ты поверишь мне? — спросил Стефано.

Доминико кивнул.

— Хорошо, — сказал Стефано.

— Лука подготовит всё.

— Доминико… — Стефано хотел было рассказать про то, что узнал Джелмини, но решимость испарилась как не бывало. Это было уже куда серьёзней, чем какой-то ритуал.

Пока он пытался решить, должен ли продолжать, платформа замерла. Шаги Густава послышались за крылом. Открылась дверь, и пришло время выходить.

— Я говорил с нашими, — сказал Лука Джелмини, когда по приказу Доминико они остались вдвоём. — Тебя никто не посылал.

Стефано пожал плечами.

— Это значит, что ты просто переметнулся в другой стан.

— С нашими… — протянул Стефано, — Джелмини, так говоришь, как будто ты сам — коп.

— Заткнись! — прошептал Лука.

Стефано насмешливо смотрел на него.

— Ты просто чёртова дрянь, Джелмини. Ты не крот, ты крыса, которая продаёт копам своих.

— Будто ты не продал своих!

Стефано замолк. Кровь отхлынула от его лица, и он необыкновенно ясно понял, что Джелмини прав. Он предал всё, во что верил много лет.

Там, на планете, легко было поверить, что Доминико просто его любовник. Но здесь… Стефано пока не получал приказа кого бы то ни было убить. Возможно, Доминико и вовсе собирался скрывать подобные приказы от него. Но Доминико был убийцей — даже если сам не держал при этом пистолет. В этом и состояло обманчивое обаяние мафии — ты видел перед собой порядочного человека в дорогом костюме, но не кровь, скопившуюся на его руках.

— Я сказал, что говорил с нашими, — продолжал тем временем Джелмини, — они готовы позволить тебе вернуться назад.

— Как это понимать? — Стефано надломил бровь. — Я вне закона, Джелмини. Этого не изменить.

— Всё можно переиграть. Тебе нужно только помочь нам.

— В чём?

— Информация.

Стефано облизнул губы.

— Они хотят, чтобы я сдал Доминико, да?

Джелмини молчал.

— Но зачем им я? Ты много лет наблюдаешь за домом Таскони, разве нет?

— Таков их план, — Джелмини пожал плечами. — Решай, хочешь ты вернуться в полицию или нет.

Стефано молчал.

— Всё готово, — за спиной хлопнула дверь, и Стефано вздрогнул.

— Идём, — Джелмини подтолкнул его к выходу.

Обряд посвящения проходил в помещении, расположенном на территории, находящейся в сфере интересов семьи Таскони.

Стефано выслушал ритуальную речь, которую произнёс Лука Джелмини, в то время как в паре шагов от них два других члена почтенной семьи ожидали её завершения с понятным для свидетелей столь торжественного события уважением. Церемония до мельчайших нюансов повторяла ритуалы инициации, которые в свое время создали члены секты Блаженного Паоли — те, кто под покровом ночи в черных плащах, скрывшись под капюшоном, выбирались из катакомб и вершили суд во имя бедных и обездоленных. Те, чьими потомками считали себя «люди чести» со времён Старой Земли.

Лука начал свою речь с обличения социальной несправедливости. Затем перешёл к проповеди в защиту вдов, сирот и семьи. Потом в неё добавились слова о метафизической «силе», которой было достаточно для того, чтобы покончить с несправедливостью царившей в Содружестве.

— Эта «сила», — он говорил, — ставит перед собой цель защитить слабых и уничтожить несправедливость.

— Готов ли ты, Стефано Бинзотти, перед лицом творящегося беззакония присоединиться к этой «силе»? — спросил наконец он.

Стефано для борьбы с беззаконием был готов на многое. И хотя сюда его привели совсем другие побуждения, решительно произнёс:

— Да.

Лука попросил свидетелей уколоть указательный палец на левой руке Стефано. Один из наблюдателей приблизился к Стефано с иголочкой дикого апельсина в руках. Из пальца брызнула кровь, и капля упала на старинный образок, который всё это время Стефано должен был держать перед собой. Кто изображён на иконе, Стефано не знал — очевидно, изображение было такое же, как до того, когда человечество пришло к просветлению Ветров.

Образок подожгли. Стефано стоял и держал его в руках, хотя пальцы начинало жечь. Когда жар стал нестерпимым, он перекинул его в другую руку, а потом назад — так, пока образок не догорел до конца.

— Повторяй за мной, — приказал Лука, и следом за ним Стефано произнёс:

— Да сгорит моя плоть, как сгорает тот священный образ, если я нарушу мою клятву.

Это был корсиканский вариант десяти заповедей.

Лука Джелмини подошёл и запечатлел на губах Стефано ритуальный поцелуй. И только тогда «сила» обрела имя — Ндрангета.

В это же время Доминико вышел из своей машины возле офиса центрального банка Манахаты. Едва он успел ступить на мостовую, неизвестные пичотти скрутили ему руки, затащили в стоявший рядом автомобиль. Когда Доминико вытолкали наружу, он обнаружил, что стоит на самом краю посадочной площади, и в десятке метров от него колыхаются разноцветные спирали Ветров.

Доминико вытащили из машины, и пока двое пичотти в чёрных костюмах держали его вывернутые руки, а третий удерживал самого Доминико в прицеле пистолета, ещё двое принялись методично его избивать. Один из пичотти дважды пырнул Доминико ножом. И только когда Доминико потерял сознание, его швырнули в скважину, где из металлической плоскости станции вырывались скрещенные потоки Ветров.

Доминико пришёл в себя в невесомости, но как ни старался, шевельнуться не мог. Всё тело пульсировало болью — сильнее всего болел вспоротый живот.

С невероятным трудом ему удалось подгрести к поверхности станции и, подтянувшись, выбраться на берег.

Он снова потерял сознание и больше уже не приходил в себя.

Сколько он пролежал так в беспамятстве, стало ясно уже потом — около шести часов. Его обнаружили рабочие, пришедшие драить пол. Доминико доставили в госпиталь, где он провёл неподвижно следующие несколько дней.