Что предназначено тебе… Книга вторая

3

Место, где приземлился корабль, сразу же захватывало воображение потрясающей красотой.

Девственный лес раскинулся так далеко, как только мог проследить взгляд. За полуразрушенными строениями, буквально подпирая их задние стены, возвышались горы Неба — один из хребтов величественной горной цепи Енохадо, часто содрогающейся от землетрясений.

— Почти пятьдесят лет здесь была деревня переселенцев, — сказал Доминико, раскуривая сигарету, — никому в голову не приходило, что находится под ней.

Доминико помолчал. Сделал затяжку, выпустил в кристально чистый воздух струю чёрного дыма и продолжил:

— В джунглях вокруг руин и сейчас, как и века назад, обитают редкие семьи аборигенов племени Кобни. Они-то и нашли подземный ход. Аборигены зовут руины Ниоммитаутту — Город, Стремящийся к Небу. Идём.

Стефано огляделся по сторонам. Как бы ни красив был окружающий пейзаж, назвать его городом он никак не мог.

После ссоры в долине гейзеров Доминико не разговаривал с ним несколько дней.

Стефано решил уже, что ему не удастся по новой установить контакт — и от этого ему стало неожиданно тоскливо, хотя, казалось, ещё недавно у него в мыслях не было устанавливать с корсиканцем какой бы то ни было контакт.

Молчаливое презрение, которым, как казалось, одаривал его Таскони, когда они случайно пересекались в комнатах первого этажа, едва не разрывало Стефано на части — впервые он ощутил подобие чувства вины.

Терраса, на которую Стефано привык выходить по утрам и которая была его единственным способом покинуть стены дома, имела две двери. Одна вела в его спальню, другая — в спальню Доминико. Если поначалу от этой второй двери, как казалось Стефано, веяло угрозой и холодным сумраком, теперь его неудержимо тянуло подойти поближе и заглянуть через стекло.

Иногда, заглядывая туда, он видел, как Доминико спал. Неспокойно, несмотря на свежий воздух окружавшего виллу леса. Как дёргаются во сне губы корсиканца и подрагивают веки.

Стефано хотелось подойти и разгладить морщинки, образовывавшиеся в такие минуты на его лбу — но он твёрдо верил, что дверь заперта, пока однажды, без особой надежды, не решился её толкнуть.

К удивлению Стефано, дверь легко открылась внутрь, и оттуда пахнуло прохладой.

Стояло утро. Терраса уже заметно прогрелась под первыми лучами солнца.

Стефано постоял с минуту, покусывая губу, затем решительно шагнул внутрь. Опустился на край кровати Доминико и провёл кончиками пальцев в миллиметре от щеки корсиканца.

Стефано был уверен, что не прикоснулся к коже, но Доминико резко распахнул глаза, и в зрачках его не было и тени сна.

Стефано сглотнул, ощутив себя под этим пристальным взглядом как в перекрестье прицела.

— Неосторожно засыпать так, — сказал он, — с открытой дверью.

— Ты думаешь? — спросил Доминико. Знакомый огонёк блеснул в чёрных глазах.

Стефано облизнул пересохшие губы.

— Если бы я хотел пристрелить тебя…

— Стреляй.

Стефано молчал. Дело было даже не в том, что у него не было пистолета — его вполне можно было раздобыть при желании в доме, набитом охраной, как горошинами стручок. Дело было и не в самой охране, и даже не в том, что ему некуда было бежать. Возможно, Доминико был прав, рассчитывая на это всё, но будь они в доме вдвоём — Стефано всё равно не смог бы его пристрелить.

— Доминико… — произнёс он и сглотнул, чувствуя, что слова не хотят покидать гортань. — Я не хотел обидеть тебя.

Доминико лежал, не думая шевелиться. Его изучающий взгляд скользил по лицу Стефано.

— Сколько тебе лет? — спросил корсиканец вдруг.

— Двадцать девять, — машинально произнёс Стефано и умолк, увидев усмешку на губах корсиканца.

«Пичотти…» — читалось в чёрных глазах. Злость поднялась в сознании Стефано — и осела: он не хотел поссориться ещё раз.

— Доминико, я… — он замолк. Облизнул губы, но больше ничего не произнёс.

— Иди к себе, — спокойно приказал Доминико, чуть привстав на локтях.

— Я… — «я бы хотел посидеть с тобой» — металась безумная мысль у Стефано в голове, но произнести её вслух он не смог.

В то утро Стефано ушёл и думал, что Доминико больше его не позовёт. Но вечером Густав передал ему приказ — быть готовым к вылету на рассвете. Густав не сказал куда — и Стефано промучился весь вечер, пытаясь угадать.

Вещей у него не было, и потому, что бы ни задумал Доминико, с собой Стефано было нечего взять. Ближе к середине ночи мысль о собственном бессилии успокоила его, и Стефано уснул. А в шестом часу утра его разбудил стук в дверь.

Здесь, неподалёку от окраины Поющего леса, высота была около сотни метров над уровнем моря. До развалин, впрочем, оставалось несколько километров пешего хода. Они преодолели этот путь минут за сорок.

В паре десятках футов виднелись пирамиды разной величины, за ними уходили в небо скалистые пики, заросшие труднодоступными лесами.

Со стороны фасадов зданий — от входа во дворцы и храмы — открывался превосходный вид на бескрайний изумрудный ковёр. Море заповедных джунглей протянулось на добрую сотню миль и заканчивалось у настоящего моря — залива Скольера Кораллина.

Центр того, что Доминико назвал городом, образовывали четыре большие пирамиды, посреди которых стоял «дворец» — огромное, свыше, должно быть, шестидесяти ярдов здание, нёсшее на себе следы множества перестроек.

Здание имело четырёхугольный фундамент, а в сердце периметра обнаружилось четыре внутренних дворика — два средних и два побольше. Вокруг этих двориков тянулись террасы, впоследствии, видимо, разделённые на отдельные комнаты — правда, для чего они были предназначены, установить теперь уже вряд ли было возможно.

С фасадов дворец украшали искусные барельефы, некоторые из которых ещё можно было рассмотреть.

Путники пробрались внутрь. В галерее юго-западного дворика обнаружились остатки бани и даже три прилично обустроенных туалета. С юга к зданию вела просторная лестница.

Создавалось впечатление, что весь город стремится к небу, к населявшим его существам. Верхушку дворца венчала башня обсерватории, где, должно быть, жрецы по траекториям движения звёзд узнавали повеления богов и читали законы жизни. Сама башня состояла из пяти этажей, и на верхнем обнаружилась древняя нефритовая скамья. Ступени, ведущие к обсерватории, начиналась со второго этажа, и чтобы подняться к основанию башни, Доминико пришлось подсадить Стефано, а затем Стефано втянул его за руку наверх. Оба замерли, глядя друг на друга. Доминико шумно выдохнул и, легко оттолкнув Стефано в сторону, стал подниматься дальше по ступеням.

По сторонам от дворца возвышались ещё три пирамиды. Они были невысокими, а на вершине их располагались такие же миниатюрные храмы, богато украшенные геометрическими знаками. Изнутри стены святилищ были расписаны изображениями солнц, листьями и спиральными завитками Ветров.

Почти всё путешествие проходило в гробовом молчании — Доминико больше не рассказывал ни о себе, ни о народе этой планеты. Они шагали плечом к плечу, касались друг друга, когда нужно было преодолеть очередное препятствие, но Стефано казалось, что Доминико бесконечно далеко.

— Доминико… — позвал Стефано, когда они обследовали одну из пирамид. Доминико остановился. — Почему ты доверяешь мне? Почему… решил показать эти места?

Доминико молчал, желваки гуляли по его щекам.

— Не знаю, — сказал он наконец, оборачиваясь. В полумраке в зрачках его блеснул больной огонёк, — может быть, я просто… — «устал не доверять никому» — хотел сказать он, но замолк. После долгой паузы Доминико продолжил: — Когда я поверил человеку в последний раз, он отнял у меня сына. Теперь мне вроде как… больше нечего терять.

Стефано не ответил ничего.

Миновав множество ступеней, они поднялись на уровень шестого этажа — к вершине одной из пирамид. Там, наверху, располагался ещё один храм. Его наружные стены и колонны, обрамлявшие вход, испещряли барельефы, каких не было ни в одном другом здании здесь. Барельефы изображали мужчин и женщин с грудными младенцами на руках — Стефано содрогнулся, разглядев, что ноги младенцам заменяли змеи.

— Аборигены верят, — произнёс Доминико, осветив факелом одну из фресок, — что умершие в родах женщины, как и воины, погибшие в битвах, попадают в особое место на небесах. Туда, где живёт Господин Змей.

— Ты много знаешь о них? — спросил Стефано.

Доминико усмехнулся.

— Можно сказать и так.

Задняя стена святилища состояла из трех панелей, покрытых загадочными иероглифами.

Пол помещения устилали каменные плиты. Доминико подошёл к одной из них, и в трепещущем сиянии факела Стефано увидел, что на краях её пробито множество отверстий, заколоченных каменными штифтами. Плита эта слегка приподнималась над полом.

— Иди сюда, — попросил Доминико, — помоги.

Вместе они подцепили плиту и сдвинули её в сторону.

Взгляду Стефано предстала лестница, частично засыпанная горами щебня и земли, но окружающие ее стены, впрочем, сохранились достаточно хорошо. Спуск вел вниз на несколько этажей. Там он заканчивался — и начинался узкий проход, до середины заваленный обрушившимися камнями — когда-то, видимо, здесь была стена, перекрывавшая проход в следующую залу.

Перебравшись через эту развалину, они оказались перед останками ещё одной стены, шириной в добрых четыре ярда. За ней же лежал небольшой каменный сундук с останками нескольких человек. Кости погребённых были переломаны — видимо, чтобы уместить их в этот небольшой короб.

Стефано зажмурился, прикрыл нос и отвернулся, но Доминико бросил на него насмешливый взгляд, и Стефано пришлось снова посмотреть вперёд.

За ящиком располагалось последний барьер — огромная монолитная панель из камня. Совместными усилиями отодвинув её в сторону, они вошли в широкую крипту.

Просачивающиеся капли непрекращающихся сезонных дождей создали на потолке наросты из причудливых каменных сосулек.

Большую часть пола закрывала очередная плита.

Сама же крипта была довольно просторной — возможно, двенадцать ярдов шириной и в несколько человеческих роста высотой. Одну из стен покрывали рельефы фантастических существ.

Стефано взял Доминико за запястье и поднёс к ним факел, чтобы получше рассмотреть.

— Откуда всё это здесь? — спросил он.

— Надо думать, от дикарей, — усмешка исказила губы Доминико. Взгляд его продолжал пристально исследовать Стефано, склонившегося к стене.

Пол святилища и жертвенный алтарь были завалены богато декорированными ритуальными предметами. Внимание Стефано привлекла искусно выработанная мужская голова, бывшая, должно быть, некогда частью куда большей скульптуры. Мастеру удалось не просто передать портретное сходство с натурщиком. Отлитое из золота лицо выражало всё то, что надлежало бы увидеть на челе властителя — возвышенность духа, напряжённую работу мысли и покорность судьбе, которую ему не дано изменить.

Стефано развернулся и обнаружил, что Доминико стоит прямо напротив него. Ещё несколько месяцев назад подобная близость испугала бы его. Сама мысль о том, что они с корсиканцем глубоко под землёй, должна была его угнетать — но она лишь мельком проскользнула у Стефано в голове, и он тут же посмеялся над собой.

В холодном влажном помещении подземной гробницы, казалось, только от тела Доминико исходил настоящий живой жар.

Стефано шагнул вперёд и опустил ладони ему на плечи. Подождал немного, не зная, что произойдёт теперь.

Доминико, казалось, размышлял. Он шагнул вперёд и провёл носом по виску Стефано — Доминико был немножко выше его, хотя, пожалуй, и уже в плечах.

— Прости меня, — прошептал Стефано и плотнее приник к нему.

Доминико не отвечал. Стефано чувствовал, как бешено бьётся его сердце совсем рядом. Руки его сами двинулись по плечам Доминико, оглаживая их.

Доминико тоже гладил его. Стефано ощущал тепло его рук на спине. Ему мучительно хотелось, чтобы руки Доминико спустились ещё чуть-чуть.

Доминико шагнул вперёд, вытесняя Стефано к монолиту, служившему, должно быть, жертвенником для древних богов.

— Ты суеверен? — прошептал он.

— Никогда не замечал.

— Вот и хорошо, — руки Доминико резко рванули джинсы Стефано вниз, так что пуговица с глухим позвякиванием покатилась прочь.

Стефано выдохнул. Спина его коснулась холодного камня, покрытого росой.

Секунду ноги Стефано ещё касались пола, затем Доминико запрокинул их далеко назад. Колени Стефано оказались спутаны его собственной одеждой, и он почувствовал себя беспомощным.

Страх всё же коснулся его, когда пальцы Доминико, влажные и скользкие, проникли в него сзади. Не от того, что Доминико делал с ним, но от нависшего над ним мрака и могильного холода этого места.

Доминико, было всё равно. Он старательно подготавливал его, оставив Стефано прислушиваться к незнакомым ощущениям, осознать которые от нависшей над ним тревоги тот всё равно не мог.

Наконец Доминико приставил головку к приоткрывшемуся входу и, поиграв с ним немного, вошёл.

Стефано ухватил воздух ртом. Незнакомое чувство переполнило его до краёв. Ощущение правильности происходящего мешалось со страхом, охватившим его, и возбуждение становилось ещё сильней.

Силуэт Доминико накрыл его сверху, закрывая свет факела, оказавшегося на земле. Доминико мерно раскачивался, вбиваясь в него, а Стефано оставалось лишь протягивать руки, силясь прикоснуться к корсиканцу.

— Доминико… — выдохнул Стефано. Напряжение подходило к пределу. Он поймал собственный член, и рука Доминико накрыла сверху его ладонь.

На сей раз они кончили почти одновременно, с разрывом в несколько секунд.

Доминико позволил Стефано опустить ноги и потянул его за руку, помогая встать.

Стефано прислонился лбом к его плечу и обнял. Он тяжело дышал, и странное, почти могильное спокойствие овладело им.

Доминико поколебался и опустил руки ему на плечи, а затем зарылся носом в волосы.

— Ragazzo sciocco*, — прошептал он и поцеловал Стефано в висок.

— Я люблю эту планету, Стефано, — сказал Доминико, когда они уже покинули храм и, вернувшись к корриере, поднимались по трапу, — и дело не в плациусе и не в деньгах, которые она может принести. Я люблю эти джунгли и тех, кто населяет их. И я не хочу, чтобы сюда пришёл кто-нибудь другой.

Они уже были внутри, когда Стефано ответил:

— Не думал, что во Вселенной есть другие народы, способные строить нечто подобное, кроме нас, — он всё ещё до конца не пришёл в себя и тяжело дышал.

— Не стоит их идеализировать, — усмешка вновь исказила лицо Доминико, когда тот посмотрел на него, — для собирателей, идущих по тропе Чита Феде, аборигены представляли немалую угрозу. Некоторым караванам приходилось двигаться по земле племени Ниумани ночами, чтобы не выдать своего присутствия — снимать с лошадей колокольчики. Один мой знакомый, Ноа Франс, рассказывал, что его караван, состоявший из двух сотен человек, наткнулся на отряд из двух тысяч Ниумани. Люди немедленно приготовились к худшему. Кое-кто даже принялся писать завещание. Другой рассказывал о том, как Ниумани напали на его отряд. Вырезали его компаньонов и похитили жену с ребёнком. Конечно, земляне тоже хороши. Они никогда не стремились урегулировать конфликт. Захватывали свободно пасущихся пони аборигенов, например. Аборигены остерегались стрелкового оружия, но никогда не стеснялись воровать у землян — лошадей, скот и просто утварь. Но они же и снабжали собирателей продовольствием, мулами и лошадьми. Другие становились переводчиками и проводниками, держали паромы. Они те ещё ловкачи, можешь у Густава спросить. Так что обе стороны хороши.

*глупый мальчик