Договор на одну ночь (СИ)

Глава 10

Лена

Настроение испорчено. Спасибо, господин депутат.

Я хочу хихикать над историями Васьки, а не бороться с приступами беспочвенного стыда и тревожности.

Вот почему мне нельзя налегать на метаксу? Я выгляжу склонной к пьянству? Безрассудной? Я, по мнению депутата, буду первой из всех присутствующих блевать над красивыми кованными урнами, обозначенными гербом Калифеи?

Вместо внимания к Василике, которая продолжет свой рассказ, я кручу в голове острые ответы Темирову, которые вовремя на ум не пришли. Да и какой в них смысл, если его слова меня задели?

По степени бесячески столичный депутат почти догоняет Георгиоса Меласа.

И второго, как назло, я тоже встречаю довольно быстро.

Георгиос развлекается в компании своих друзей и подруг. Почему не смог выбрать себе партию среди них – не знаю. Но даже я замечаю, что на него с радостью вешаются.

Они пьют точно не меньше, чем мы с Васькой, но замечаний ни от кого не получают.

Георгиос смеряет меня оценивающим взглядом и отворачивается. Я тихонько шлю его ко всем чертям.

А дальше пытаюсь абстрагироваться ото всех.

Мы с Васей плетем цветочные венки. Мой ленточный при этом собирает кучу комплиментов.

Присоединяемся к хороводу. Сначала я планирую просто со всеми потанцевать, но почти сразу во мне «прорывается» побережный ивент-менеджер и я начинаю наравне с организаторами учить новичков.

Вопреки «дружескому совету» Темирова, мы с Васькой чередуем развлечения с новыми дозами алкоголя. Но, будь он неладен, я то и дело прислушиваюсь к себе. Трезво ли мыслю. Твердо ли стою. Не мало ли в желудке еды.

Мы с подругой выбираем друг для друга не нужные, но такие милые кольца и браслеты из ракушек. Дарим и тут же надеваем.

А устав, заваливаемся на один из разбросанных прямо на траве цветастых пуфов-мешков. Вася показывает мне свои фотографии с парнем, а я стараюсь пореже смотреть на беседку прямо перед глазами, нервно теребя браслет.

В ней устроилась компания, разительно отличающаяся от прочей аудитории праздника.

Я уверена, что любую из пяти таких беседок так просто было не занять. В этой «чиллит» наша элита. Старосты, владельцы гостиниц, местные богачи, а еще девушки…

Не такие, как мы с Васей. Другие.

Старше. Ярче. Дороже. Они выглядят не греческими простушками, какой на их фоне чувствую себя я, а как минимум столичными цацами, а то и моделями из Инсты. На них много дорогих украшений, на лицах – профессиональный визаж. Одежда, думаю, стоит больше, чем я зарабатываю в год. Очень стильная и в то же время не вызывающая.

Я никогда за собой такого не замечала, но сейчас завидую так сильно, что справиться сложно. Мне зачем-то тоже хочется быть вхожей в ту беседку. Стать такой же. Дурочка.

Шпагами мое сердце то и дело пронизывает то, с каким удовольствием, широкой улыбкой и явным интересом во взгляде со всеми там общается Петр. И с ними тоже. Он мне ничего не должен. Не обещал и не даст. Но черт…

И Темиров туда же.

Они, видимо, все такие. Разбрасываются улыбками направо и налево.

Зря я думала, что он будет присматривать себе любовницу на побережье. Найдет кого-то поинтересней, а может быть уже нашел. И это явно не одна из наших официанток.

Непонятно откуда взявшуюся горечь проталкиваю в горло вместе с большим глотком метаксы.

Смотрю на дно опустевшего стаканчика, а сердце колотится. Ну чего ты, дурное?

На улице стремительно темнеет. Зажигаются костры и фонари. Воздух пахнет травами, жаренным мясом и алкоголем. Вседозволенностью и грехом.

Официантка приносит в беседку, которая вообще меня не касается, поднос и расставляет стопки. Посреди ставит сразу несколько бутылок крепкого алкоголя. Параллельно им раскуривают кальян.

Мое лицо вспыхивает обидой.

Отлично. Значит мне положено плести венки, а вам…

– Васенька… А сходишь еще за чем-то? – Спрашиваю у подруги, не испытывая угрызений совести за то, что прослушала последние несколько минут ее рассказа.

– Схожу, конечно. Мясо или рыбу брать?

– Мясо. – Произношу как-то даже кровожадно, следя, как на чужой стол опускается огромное блюдо с разнообразными мясными деликатесами.

Вася уходит, а я запрокидываю голову и смотрю в небо, чтобы не на них.

По хорошему, нужно уйти и не теребить себе душу. Дальше, думаю, будет только хуже. К Петру на колени заберется какая-то фифа. Они будут лизаться. Я буду думать, как закончат вечер. Ревновать и страдать.

А еще меня будет злить невозможность отмахнуться от очередных слов Темирова. Все вокруг ведут себя развязно и только я должна то права свои отстаивать, то за поведением следить. Какое ему вообще до меня дел...

Так и не додумав, вскрикиваю от неожиданности, потому что на место Васи с разбегу запрыгивает человек. Не успеваю вскочить, потому что меня обнимает Жора. От него сильно пахнет алкоголем. Я давлю в грудь, он тянет ближе. Глаза – пьяные и счастливые.

– Ты дурак?

– Влюбленный, Еленика. В тебя-а-а-а.

Раньше я отреагировала бы злостью, сейчас просто фыркаю и закатываю глаза.

Бью по ладони, которая пытается задрать платье и погладить по голому бедру. Стараюсь вывернуться, но он держит.

– Ты такая красивая сегодня… – Блуждает пьяным взглядом по моему лицу. Сегодня вызывает не чистое раздражение, как обычно, а даже легкое сожаление. Может он правда влюблен? Просто выражать свои чувство адекватна не умеет? Только я же в него – совсем нет. – Глаза накрасила?

– Я часто крашу глаза.

– И губы такие… Яркие…

Он смотрит на них и облизывает свои. Но я не хочу.

– Жор, прекрати. – Давлю в грудь парня настойчивей. Он снова пытается меня облапать, а еще поцеловать.

Не оставляет мне выхода. Я прижимаюсь к его боку и больно щипаю. По-настоящему больно. Не отпускаю сразу, а держу.

Он вскрикивает от неожиданности и выгибается.

– Вот ты зараза! – Обвиняет пораженно. Мне отчего-то в ответ хочется смеяться.

Сталкиваю парня с пуфа и дразню, высунув кончик языка. Невпопад вспоминаю чужую фразу и не могу отделаться от желания ее озвучить:

– Я гречанка, Георгиос. Ко мне нельзя без спросу, понимаешь?

Он злится. Сжимает губы и смотрит прямо, потирая бок.

– Петь-то будешь?

Мотаю головой.

За спиной уже зажжена главная сцена. Днем на ней пели преимущественно дети. На вечер заказан известный артист. В ближайший час к микрофону можно будет подойти любому желающему. И может быть при другом раскладе я воспользовалась бы возможностью, но как подумаю, что слушать будут в той беседке… Или еще хуже – даже не слушать… Нет. Сегодня нет.

– Георгиос, здрысни! – Это командует вернувшаяся с метаксой и шашлыком Васька. Отталкивает его бедром и плюхается рядом.

Ей авторитет парня ни по чем. Она не боится возможных последствий ни для себя, ни для своей семьи. Завидую еще и в этом.

Мы чокаемся, пьем, а потом вгрызаемся каждая в свой кусочек мяса.

Мое настроение скачет от неописуемого счастья до абсолютного упадка.

Делаю себе же хуже, опять поднимая взгляд к запретной беседке.

Оттуда доносится громкий смех. Я убеждаюсь, что не выйду сегодня на сцену, как бы и кто ни уговаривал.

Однажды в Кали Нихта Петр смотрел на меня, отложив приборы. Когда закончила – хлопал. А сейчас его куда больше интересует девица.

Когда я выучусь и стану певицей, начну круто зарабатывать, стану в доску городской, я вернусь. Такой же. К нему. А пока…

Отодрав взгляд от улыбающегося не мне Петра, цепляюсь за другого человека. Ни черта не отстраненно слежу, как на его плечи ложатся женские руки. Красивая блондинка склоняется над депутатом. Ее волосы скользят по мужской руке. Она говорит что-то с улыбкой, и ждет ответа, отдалившись.

В моей голове на повторе крутится: «он же женат, господи! Неужели тебе настолько плевать?! Ты что, статью не читала?». Но да. Им всем плевать.

Темиров улыбается и отвечает. Я увожу глаза и пью.

– А что это за мужчина, ты расскажешь, Лен?

Зажмурившись, мотаю головой.

Когда открываю глаза – официант по просьбе кого-то в той компании заботливо закрывает их от любопытных зевак полупрозрачной тюлью.

Это ощущается, как щелчок по моему любопытному носу.

Ну и идите все к черту. Отставив пустой стаканчик, поднимаюсь с пуфа и тяну следом Васю.

– Идем лучше танцевать. Зачем нам эти старосты?

***

Я вытанцовываю из себя всю дурь, а может быть наоборот ею напитываюсь под ритмичные треки диджея.

Мне плевать, насколько он стильный и соответствует ли чьи-то запросам. Моим — абсолютно.

Я запретила себе петь сегодня, но выплясываю до состояния, когда ноги гудят, а голос охрип. Кожа покрыта испариной. Несколько бисерных нитей рассыпались и навсегда останутся в траве.

К нам несколько раз пытался подкатить Георгиос, но Васька отгоняет неудачливого ухажера, как настоящий коршун.

Может быть завтра меня снова ждет обиженная тирада старостёныша, но сегодня я счастлива. Почти на все сто.

Стараюсь не думать ни про Петра, ни про свой моральный облик в глазах не имеющего никакого значения в моей жизни депутата.

Не смотрю туда. И не ищу их.

Вроде бы четко планирую свое время, но, на самом деле, тяну до последнего. Слушаю один трек приглашенной звезды… Потом еще один и еще… Убегаю из толпы на последний рейсовый автобус в Меланфию впритык к отправке.

И, конечно же, «целую» удаляющуюся задницу, после чего оказываюсь одна на полной чужих машин и пустой от людей парковке.

Грудную клетку разрывает нагретый легкими воздух. Издалека доносится музыка и кураж толпы, а изнутри распирает слишком ярким для одной меня коктейль из полярных чувств.

Я заверила Ваську, что успею, и оставила ее на концерте.

В голове туман.

Думать сложно.

Дядя будет злиться, потому что наше негласное правило (в полночь быть дома) сегодня нарушится, но и пеплом голову посыпать вроде как поздно. Надо вернуться и попроситься переночевать у подруги.

Но сделать это мне мешает врезавшееся сзади тело. Вскрикиваю.

В мою спину вжимается кто-то горячий. На бедра ложатся руки. Висок обжигает пьяное дыхание.

Я быстро понимаю, что это снова Георгиос.

– Жор, блин! – Мою попытку снять с себя назойливый ладони он пресекает. Оглядываюсь, смотрит хмуро и упрямо.

– Пропустила автобус, малая?

Признаваться в очевидном не хочется. Как и чувствовать его настолько близко. Тем более, что тесный контакт не дает усомниться: у него… Стоит.

– Ничего страшного, переночую у Васи.

Пытаюсь вывернуться, он перехватывает. Снова обнимает уже лицом к лицу.

Со стороны это, наверное, смотрится даже мило. Молодежный смелый флирт. А вот внутри я начинаю бояться.

Жора вжимается ладонями мне в спину и тянет ближе. Хочет поцеловать, я протестно запрокидываю голову. Прижимается приоткрытым ртом к шее.

– Жор, отвали. Я буду кричать.

Давлю в плечи. Эффект минимальный.

– Малышка-Еленика осталась одна в Калифее. Чтобы дядя утром не устроил разнос, будет теперь идти вдоль дороги?

Георгиос спрашивает, маскируя под сочувствием издевку. А я прикусываю язык, не рискуя нарываться.

Вокруг много людей, но дело в том, что они далеко.

По пьяным глазам Жоры читаю: он в курсе. Даже дружков его не видно.

– Что смотришь, Еленика? Снова будешь бегать от дядькиного ремня? Не надоело жить с этим старым хреном? Со мной-то лучше будет. Всего-то надо не ломаться…

Руки парня спускаются по моей спине. Сжимают ягодицы, ныряют под ткань юбки.

Он меня тискает, я давлю в грудь сильнее.

– Георгиос. Прекрати. Пусти меня. Я…

Изо всех сил пытаюсь вернуть себе трезвость рассудка, но мысли ускользают непослушными бусинами.

– Не бузи, Шамли. Я тебя отвезу. Вон машина моя сто…

Я в жизни добровольно не сяду в машину к пьяному. Я в жизни добровольно не сяду в машину к нему. Но в моменте меня ломает страх. Жора перехватывает мое тело удобней, как кукольное. Я никогда не думала, что в нем столько силы, а во мне – сущий мизер. Он снова за моей спиной и метр за метром подталкивает в сторону подаренного отцом белого автомобиля.

На каждом следующем шагу я обещаю себе начать сопротивляться, но в реальности это не помогает, пока мы не слышим резкий свист.

Так, обычно, пугают собак. Но с Георгиосом тоже срабатывает.

Старостеныш выпускает меня и отскакивает. Оглядывается по сторонам. Я тоже под стук вылетающего сердца.

На парковку выходит мужчина в светлом.

Фарами мигает черная машина, к которой, как и раньше, не липнет пыль. К ее хозяину – любая грязь.

Темиров перескакивает взглядом с меня на Георгиоса. Улыбается старостёнышу.

– Парень, тебя там друзья потеряли. – Кивает назад легко, но взгляд не отводит. – Ты же за руль не собираешься? – Этот вопрос не требует ответа, но по Георгиосу видно, что он злится и хочет ляпнуть лишнего. Тем не менее, держится. А я…

Сердце вылетает. Смотрю на Темирова и шагаю к нему. Без спроса и приглашения.

Просто… Не уходите, пожалуйста.

Он мажет по мне мельком и возвращается к Георгиосу.

– Тебя подбросить?

– Нет, спасибо. Лена! – Оклик в спину провоцирует меня ускориться. Георгиос таким образом предупреждает: «стой на месте, иначе будет хуже», только я не могу. – Мы с Еленикой сами доберемся. Нам в один поселок. Лена, стой!

Слабовольно замираю и дрожу. Смотрю на Темирова и про себя прошу не бросать.

Новый наш зрительный контакт длится дольше, но заканчивается снова неопределенностью: он возвращается к Георгиосу.

– Ты бы лучше отоспался здесь, парень. А Еленика… – Радужки депутата поблескивают под фонарем. Когда взгляд задевает меня – я читаю в них недовольство. Сердце ухает вниз.

Я привыкла хлебать свое до конца. Это точно не его дело и проблема. Но сейчас очень нуждаюсь в чужой помощи даже вопреки тому, что ослушалась. Немного свожу брови, он смаргивает.

Вернувшись к Георгиосу, опять широко улыбается.

– Димитрий меня попросил племянницу завезти. Заботится о ней. Правильно же, как считаешь?

Сделав шаг назад, депутат, не глядя, открывает пассажирскую дверь своей машины. Внутри она выглядит еще более безупречно, чем снаружи. Молочный кожаный салон кажется самым уютным и желанным местом в мире.

В любой другой день я бы скорее защипала себя до полусмерти, чем полезла внутрь, но сегодня, не оглядываясь, стучу каблуками по асфальту и послушно ныряю, получив один короткий кивок.

Прежде, чем дверь захлопнется и оградит меня от шумов окружающей среды, слышу:

– Давай мне ключи, друг. В гостинице выспись и завтра езжай. И больше так не балуйся. Друзья по периметру. Ты тут. Понимаешь, как плохо всё выглядит?

Не знаю, исполняет ли просьбу Георгиос.

Я сейчас вряд ли вообще смогу на него посмотреть.

Вместо этого сползаю ниже на кресле и закрываю на время глаза.

От чего меня только что пронесло?