Лена
Дядя всё ещё дуется, как будто я своим откровением доставила ему лишние неудобства, но вестись на эту манипуляцию и утопать в чувстве вины я себе запрещаю.
План остается прежним. Теперь – с уточняющей поправкой. По-хорошему меня никто не отпускает, значит определились: я уеду по-плохому.
Когда Василика позвала в Калифею на новый пляж, я сомневалась. Настроение, как бы я ни храбрилась, дрянное. Но так как совсем скоро, возможно, вход на побережье для меня в принципе будет закрыт, решила хотя бы сама себе ничего не запрещать, раз уж людям вокруг так нравится это делать.
Мы собрались компанией школьных приятельниц. Так как цены на новенькие бали-беды и кабаны кусаются, обошлись шезлонгами и зонтами. Но и этого достаточно, чтобы чувствовать себя полноценным отдыхающим рядом с другими такими же приезжими.
Мы купаемся, загораем, играем в волейбол и даже арендуем гидроциклы. А ещё без остановки болтаем. Обсуждаем смешные казусы из школьных лет, смотрим соцсети одноклассников. Делимся сплетнями и давними секретами, когда к нам с подносом подходит сотрудник пляжа и начинает расставлять на столике коктейли, которые мы не заказывали.
– Вы что-то перепутали, – я протестую, но его это не тормозит.
– Не перепутал. Это комплимент. От пятого бали-беда.
Парень указывает на оформленную декоративными тюлями широкую беседку-кровать, в которой устроилась компания мужчин. Смотрю на них и поджимаю губы. Лично меня их внимание бесит.
До коктейлей были и другие знаки.
Один из этой компании пытался облапать меня в море.
Они подходили, когда мы играли в волейбол. Хотели присоединиться. Просили номера и приглашали вечером в дорогой ресторан рядом с пляжем.
Девочки с ними кокетничали, а я злилась. Мне кажется, одного «нет» должно быть достаточно.
Пересекаюсь взглядом с мужчиной, чьи руки без спросу пытались изучить изгибы моего тела. Он улыбается и салютует своим коктейлем. Я отворачиваюсь к официанту.
– Верните, пожалуйста.
Поднимаю выбранный наобум бокал и протягиваю назад. Парень-официант, к сожалению, не слушается, а наоборот отступает и прячет поднос за спиной.
Я сама официантка и понимаю его. Когда тебя просят передать комплимент и суют в карман купюру, делаешь все возможное, чтобы знак внимания был принят.
Только я принимать всё равно не хочу.
Смотрю на парня строго и протягиваю настойчивее.
– Лен, ну чего ты! – Получаю «нож в спину» от подружек.
Их уломать куда проще.
– Спасибо большое, мы принимаем комплимент.
Василика отвечает за всех. Остальные кивают и разбирают бокалы. Заулыбавшийся парень-официант идет ещё и за фруктовой нарезкой. А я, так и не разжав губы, отставляю "свой" коктейль на столик и демонстративно усаживаюсь на шезлонг читать книгу.
Дурочки. Сейчас снова придут и будут приставать. Хотя может быть им это в кайф. Просто я… Слишком зашоренная гречанка.
– У тебя вообще-то парень есть! – Не сдержавшись, «душно» напоминаю Василике. Она отмахивается, потягивая напиток через соломинку.
– Пусть приезжает и сторожит меня, Лен! Или хотя бы колечко вот сюда наденет! – Она перебирает в воздухе пальцами. А я злюсь и на нее за легкомыслие, и на себя за консерватизм. – Я что ли против? Или виновата, что нравлюсь?
Не в силах сдержать скепсис, показательно закатываю глаза. Девочки смеются.
Видимо, проблема действительно во мне. Слишком серьезно ко всему отношусь. Слишком близко к сердцу принимаю.
Но настойчивые приставания и липкие взгляды испортили настроение. Я приехала провести время с подругами и меньше всего нуждаюсь сейчас в кавалерах.
Я очень рада, что Георгиос перестал доставать. Визитка Петра вот уже неделю лежит в моей коробке с драгоценностями без движения. Я вряд ли буду петь в Кали Нихта, соответственно и писать ему незачем.
Мое сердце билось быстро-быстро той ночью. Он подарил мне магическое воспоминание. Но это не отменяет тот факт, что передо мной стоит серьезный выбор. Нет смысла ввязываться в отношения с греком, если я собираюсь против воли дяди сбегать. Что это принесет ему? Сложности и осуждение.
Необходимость бороться за меня. Необходимость принимать меня со всеми косяками. Да и мне будет сложно одновременно любить и находиться далеко.
Жизнь – это вечное лавирование между приоритетами. Со своим я определилась и менять его поздно.
Лена Шамли поступит. Не на шлюху, как считает тейе Димитрий, а на вокальное отделение.
За это можно было бы выпить, но за комплиментарным бокалом рука всё так же не тянется.
А последствие наших легкомысленных действий не заставляет долго себя ждать. Сначала над моим шезлонгом нависает тень. Я отрываю взгляд от книги и еду вверх по мужскому слегка сгоревшему телу.
– А не скучно ли вам, дамы?
Ни разу, блин, не скучно.
Но это я говорю глазами и внутрь себя. А воздух разрезает девичий гул:
– Ой, да разве же на пляже бывает весело?! Купаешься и загораешь. Купаешься и загор…
– Ну так может надо компанию расширить? И станет веселее?
На мой шезлонг в ноги присаживается тот же мужчина, который приставал в море.
Остальные тоже рассыпаются по девочкам.
Поделились, придурки.
Дергаю ноги на себя и прижимаю книгу к груди, чтобы не пялился.
– Почему не пьете, девушка? – «Мой» уточняет, кивая на бокал. Я просто радуюсь, что прислушалась к интуиции и ничего ему не должна.
– Потому что я не заказывала.
Мужчина улыбается, вздыхает. Как бы задумчиво чешет затылок.
– Так это вроде как подарок. За вас заказали. Я, кстати, Олег.
Он двигается ближе и "невзначай" кладет руку мне на ступню.
В этом нет ничего ужасного, но я злюсь и спускаю ноги на нагретую гальку. Ныряю в сланцы. Какого черта вы все так любите трогать без спросу?
– Уступаю вам свой шезлонг, Олег. – Быстро надеваю плетенное платье на подсохший купальник. Бросаю книгу в пляжную сумку и хмуро смотрю на Василику.
– Ты куда, Еленичка?
– За водой схожу.
И не вернусь, пока эти тут.
"Олег" пытается меня задержать, но это бессмысленно.
Первые несколько шагов прочь с пляжа я ещё в бешенстве из-за того, что пришлось уступить свое комфортное место. Мне не было скучно купаться и загорать! Мне не было скучно в девчачьей компании!
Потом – чувствую освобождение. Я не могу запретить девочкам вести себя так, как хочется им. Мой максимум – не прогибаться под толпу.
Поднявшись на набережную, я быстро вливаюсь в череду слоняющихся вдоль кафе, ресторанов и лавок туристов. Уши привыкают к гулу голосов, глаза – к мельканию пестрых тканей, сувениров и украшений.
Засмотревшись на красочный батик на шелке, я и сама торможу у одной из стоек с товарами. Восторженно перебираю пальцами ткани, пока черт не дергает меня поднять взгляд и снова "врезаться" в Андрея Темирова.
Я соврала бы, сказав, что вообще о нем не вспоминала. Как бы там ни было, он произвел на меня слишком сильное и слишком же смешанное впечатление.
С одной стороны, он всегда был ко мне добрым. С другой, его безразличие ранило сильнее, чем это было бы логичным.
В Кали Нихта господин депутат больше не заезжал. И из-за этого мне почему-то грустно. Я не видела его ни в Меланфии, ни где-то ещё. Запретила себе о нём читать. Только ещё одну книгу про политику всё же прикупила.
А сейчас он стоит прямо перед моими глазами и вызывает своим видом бурные химические реакции.
Я даже не знала, уехал он уже или нет. Но его интересы на побережье явно значительно шире, чем одна забегаловка. И одна же криворукая официантка.
Прячусь за стойкой с платками и стыдно слежу за ним.
Он не один, но мужчину, который к нему периодически обращается, я не узнаю. Они выглядят ровесниками. У спутника Темирова приятная внешность. Волосы русые. Лицо типично славянское. Улыбка широкая. Его расслабленно-веселая мимика разительно контрастирует с нахмуренными сейчас депутатскими бровями. Незнакомец крутит в руках какую-то безделушку и говорит что-то Темирову. А вот Темиров на привычном для меня игноре. Смотрит в телефон и даже не делает вид, что слушает.
Как будто по самую макушку погружен в жизнь внутри смартфона.
Только почему-то даже коротенькое: «ок, Лена» отправить мне не удосужился. Несознательно бужу в себе обиду. Вслед за ней просыпается упрямство. И почти сразу ловлю быстрый взгляд.
Глаза депутата отрываются от телефона резко и так же резко разоблачают мое наблюдение. Хочется дернуться и отскочить, но тело наоборот замирает. Дыхание тоже.
Депутатская бровь изгибается, но я не чувствую во взгляде искреннего удивления. Вместо того, чтобы смутиться, зеркалю Темирова таким же жестом.
Уголки красивого мужского рта приподнимаются. Мое сердце ускоряется удар за ударом.
Это похоже на игру.
Он блокирует мобильный и прячет в карман, после чего – поворачивается к мужчине.
И это... Черт, обидно!
В Кали Нихта я стерпела, а сейчас взрываюсь возмущением. Я же не пустое место. Мы знакомы. Со мной, как минимум, неплохо было бы здороваться!
Депутатская бесцеремонность провоцирует всплеск моей храбрости. Я выпускаю из пальцев шаль. Выхожу из своего укрытия и делаю шаг навстречу.
Сама поздороваюсь. Проведу народному избраннику мастер-класс.
– Здравствуйте, кирие Андрей! – Обращаюсь громко и бодро. Сердце при этом уже навылет. Подхожу почти вплотную и борзо вздергиваю подбородок, чтобы смотреть в глаза, а не куда-то в кадык.
Игнорировать это многоуважаемый Андрей при всем желании не смог бы. Ему приходится повернуться и даже на меня посмотреть. Карие глаза при этом искрят плохо скрываемым весельем.
Господи, когда я успела его изучить? И зачем?
– Добрый день, Еленика.
Скорее всего, смирившись, Темиров даже голову склоняет, но руку не протягивает. А я свои прячу за спиной и сильно-сильно сжимаю пальцы в замке. Неловкость и адреналин волнами жара и прохлады пробегаются по моей спине. А может быть это специфика работы крутящегося вентилятора.
– Какими судьбами вы в Калифее? – Светская собеседница из меня ужасная. У самой зубы скрипят от натужного энтузиазма, но и просто пялиться на него было бы глупо. Я играю во взрослую.
– Обедал.
– А я с подругами отдыхаю.
– Молодец.
Разговор затухает. Это "молодец" звучит как "абсолютно похуй". Моя самоуверенность покрывается трещинами. Приходится несколько раз моргнуть, но я не отступаю. А ещё чувствую на себя два взгляда, но будоражит при этом один. Сильно. Слишком.
– Вы ещё не уехали? – Вроде бы сознательно пускаю шпильку, но вижу, что мужчина реагирует мягкой полуулыбкой, и жалею.
– Заканчиваю дела и буду уезжать.
– Это скоро? – Сердце снова заводится. Не знаю, чего оно хочет. Услышать, что день-два или…
– Скоро, Еленика. Скоро.
Это не важная для меня информация. Реагировать на нее смысла нет. Я и сама скоро уезжаю. Но… Глаза бегают по мужскому лицу. Внутри спонтанная буря.
Я цепляюсь за понятные мне эмоции. Сейчас это раздражение.
– Елена. Не Еленика.
– Как скажешь. – Депутат не спорит, но в карих глазах читается всё то же: «да как-то… похуй».
Он не поддерживает разговор. Не развивает его. Это вполне ожидаемо, но злит, потому что я по какой-то причине хочу другого.
– Я хотела спросить...
– Ну спроси, Лена, – он часто повторяет мое имя, тем самым сбивая с гневно-мстительного пути. У него получается как-то мягко. Обволакивающе. На самом деле, мне нравится, как из его уст звучит любая из вариаций.
Пытаясь скрыть внутреннюю дрожь, продолжаю нагло смотреть в депутатские глаза.
– Вы у себя в машине мою вещь не находили?
Спутник Темирова тянется ко рту и прокашливается. Я бросаю на него быстрый взгляд, позволяя себе не скрывать негодования. Мол, не мешайте, уважаемый.
Он тоже веселится. Блестит глазами. Смотрит на меня. Подмигивает.
Но подмигивать мне не надо. Я возвращаюсь к Андрею и мимикой выражаю нетерпение.
– Какую твою вещь?
– Венок. Я оставила у вас венок. – Я по глазам вижу, что он не удивлен. И не забыл.
На короткий миг они становятся колючими, блеск из игривого немного опасным. По коже разбегаются мурашки.
– Я выбросил. – Его ответ – абсолютно серьезен. Ожидаем. И... Возмутителен.
– А могли бы и вернуть.
Действительно.
Вздохнув, Темиров молча трет шею сзади, как если бы зателка (а может быть я утомила), и стряхивает головой, чтобы снова посмотреть мне в глаза.
Видимо, я с каждой секундой все сильнее падаю и падаю. Какая-то навязчивая идиотка. Но... А что мне делать, если хочется?
Не тратя время на оправдания, Темиров меняет тему:
– А в Меланфии с подругами уже не гуляется, Лена?
Возмущенно сжимаю губы.
– Разнообразия захотелось, – произношу, как самой кажется, нейтрально, но у депутата и его спутника вызываю одинаковую реакцию. Мужчины хмыкают. Перескакиваю взглядом с одного на другого.
Сейчас самое время меня представить, но во вселенной господина депутата я до этого не доросла.
– Не переусердствуй с разнообразием, Лена. Хорошего отдыха и дяде привет.
Ну вот и... Всё.
Темиров напутствует, а потом кивает своему спутнику. Тот, мазнув по мне взглядом, следует за господином депутатом прочь.
Этот диалог изначально был бессмысленным. Мой поступок – детским. Негодование – безосновательным. Но грудную клетку всё равно распирает недосказанность.
Развернувшись, уже в депутатскую спину громче нужного произношу:
– Хорошей дороги, господин депутат! Приезжайте в следующем году!
Темиров не оглядывается и никак не отвечает. А его спутник – да.
Развернувшись, недолго пятится. Улыбается мне широко. Сделав шутливый реверанс, догоняет Темирова. Говорит ему что-то, после чего громко-громко смеется, запрокинув голову.
Я не понимаю, что это было. Я себя толком не понимаю, но так и стою на выходе из туристической лавки, провожая взглядом чужака.