Дом

Глава 13

Она

Музыка заполняла комнаты, отражалась от стен и, казалось, достигала даже темных углов. Пианино не прекращало играть часами, а Гэвин кружил ее, держа руки на ее талии и пальцами прижимаясь к обнаженной коже над ее юбкой.

Дэлайле нравилось, что Гэвин держит ее так крепко. Он не был с ней осторожным, в отличие от семьи и друзей, от учеников старой школы, которые обдумывали каждое слово и только потом произносили вслух, словно все вокруг были излишне хрупкими.

Ей было интересно, смеялся ли Гэвин хотя бы раз так же сильно, когда наблюдала, как он подошел и рухнул в одно из кресел с сияющим взглядом и раскрасневшимися щеками. Его прекрасные губы изогнулись в загадочной улыбке, и ей так захотелось его поцеловать.

– А ты действительно умеешь танцевать, – сказал он, убирая с глаз темные волосы.

– Раньше мне танцевать не разрешали, – ответила она, едва дыша. – Если не считать субботние танцы на площади в Святом Бенедикте.

– И у вас не было общих дискотек с другими школами? – недоверчиво поинтересовался он.

– М-м, да, – сказала он после раздумий. – Были пару раз. Но парни из Святого Иосифа даже хуже наших. Представь, что тебе шестнадцать, и ты можешь пообщаться с девушками только под присмотром брюзжащих старушек.

– Что еще нужно для большей неловкости? – согласился он. Гэвин откинулся на спинку кресла, вытянув длинные ноги в черных конверсах. По комнате проехал столик на колесиках с кувшином лимонада и двумя стаканами. Лед в них звякнул, когда столик резко остановился.

Дэлайла была уверена, что не сможет к такому привыкнуть. Снаружи пошел снег, укрывая все белым. А деревья стряхивали с себя снежинки, шевеля ветвями и листьями. Дэлайла засмеялась, увидев это и вспомнив, что старая овчарка Нонны так же отряхивалась после купания.

– Какой еще дом может сравниться с этим? – как ни в чем не бывало спросила она.

Гэвин раскрыл рот, но его прервал резкий звон, словно кто-то ударил кулаками сразу по нескольким клавишам пианино. Он подпрыгнул, когда крышка пианино захлопнулась с такой силой, что весь инструмент задрожал.

Дэлайла заморгала в воцарившейся звенящей тишине, ее взгляд метался между Гэвином и пианино.

– Похоже, оно устало играть, – произнес он. Подойдя к ней, он взял ее за руку и переплел их пальцы. – Пианино всегда любило проявлять характер.

– Я не хотела… – начала она, но он ту же прервал ее, прижав два пальца к ее губам.

– Так даже лучше, – пожав плечами, сказал он и притянул ее ближе, чтобы их тела оказались прижатыми друг к другу. – Я ужасно хотел тебя поцеловать.

***

Воскресенье, казалось, будет тянуться бесконечно долго. Гэвин был на работе, и Дэлайла тоже старалась чем-нибудь себя занять, но ее дом казался маленьким, а родители были… повсюду. Она посмотрела телевизор, убралась в комнате, расставила книги по размеру, потом переставила, но уже по цвету, наконец она решила расставить их по количеству смертей в каждой.

К вечеру ей уже было нечем отвлечься. Она хотела увидеться с ним снова, хотела видеть его улыбку, из-за которой все внутри переворачивалось, хотела провести пальцами по его взлохмаченным волосам и целовать, пока его безумный взгляд не превратится в совершенно непристойный.

Дэлайла обычно не писала Гэвину, потому что ее мысли были слишком сложными для нескольких строчек. А еще ей нравилось слышать его неспешную речь. Гэвин говорил не много, но зато редко когда долго обдумывал сказанное, и Дэлайла с жадностью вслушивалась в его слова, предпочитая их по-мужски кратким сообщениям. Но отчаянные времена требовали отчаянных решений.

«Ты уже дома?»

К счастью, ответ пришел быстро:

«Придется задержаться».

«Надолго?»

«На час или два».

Дэлайла задумалась. Она жаждала его общества, но должна была признать, что жаждала и того ощущения, когда она покидала этот мир и попадала в другой, входя в его Дом.

«Можно мне прийти? Я тебя подожду».

Она затаила дыхание, ожидая ответ Гэвина, и эта минута казалась самой длинной в ее жизни. Ей начало казаться, что просьба была странной или неуместной. Но ей нравилась мысль побыть одной у него дома. Хотелось познать, как все эти годы жил Гэвин.

«Уверена?»

Она улыбнулась и написала:

«Абсолютно».

***

Дэлайла ждала, пока родители не отправятся на встречу. Наблюдала, как собирается ее мама, наносит практически незаметный макияж и добавляет легкий пшик духов «Jean Naté». Она всегда говорила, что нужно знать меру.

Ее отец ходил по дому, поправляя все вещи, даже которые не было нужно, пока фоном шли вечерние новости.

«Как скучно, – подумала она, – и как все это отличается от места, где я хочу быть».

Дэлайла проводила их до двери, помахала вслед, когда они выезжали на дорогу, но никто из них не обернулся. Как только их синий седан завернул за угол, Дэлайла моментально схватила ключи с крючка в прачечной и выбежала на улицу.

***

Дэлайла припарковала машину отца на улице и подошла к воротам.

В приглушенном свете сумерек все выглядело по-прежнему; дом все еще выглядел странным коллажем из цветов и размеров, часть двора была зеленой, часть – мертвой. Извилистая дорожка к крыльцу была такой же необычной, как и само здание, – выложена из камня теплых тонов, мерцающая разноцветными стеклышками и бутылочными крышками. Над домом висели розовые и лиловые облака, напоминавшие сахарную вату.

Подходя ближе на этот раз, Дэлайла заметила жалюзи на окнах. Таких уже ни у кого не было. У всех были жалюзи внутри, с широкими белыми планками или из полированного дерева. Эти же были старыми и тонкими, потрескавшимися и потертыми друг от друга, словно каждую планку приделывали разные люди.

Единственный раз Дэлайла молилась, – когда ждала результаты экзамена. А сейчас поймала себя на том, что бормочет молитву, подходя к дому. Подойдя к ступенькам, она почувствовала себя так, словно собирается шагнуть в другой мир. И на краткий миг задумалась, вернется ли оттуда вообще.

Захочет ли.

Дэлайла схватилась за перила и поднялась на крыльцо, пытаясь унять внутреннюю дрожь. Одно дело хотеть быть там с Гэвином и с эйфорией ощущать, как магия Дома проникает ей под кожу. И совсем другое – быть тут в темноте, без него, зная, что Дом чувствует ее приближение.

Снаружи было тихо – подозрительно тихо, как она отметила, – и, прежде чем ступить на коврик перед дверью, она обернулась. Хотя стояла зима, во дворе зеленели деревья, цветов было так много, сколько она еще никогда не видела, а птиц не было. Пчелы не перелетали от цветка к цветку. Не было паутины, дрожащей на ветру. Несмотря на то, что за воротами и увитой лозами стеной выл ветер, во дворе все замерло.

Ей хотелось думать, что во дворе никого нет из-за зимы, а не потому что живые существа хотели держаться от Дома подальше. Дэлайла потянулась к латунной ручке и удивилась, когда та легко повернулась, открыв дверь.

Сейчас Дом выглядел уютным. В золотистом свете закатных лучей все казалось приятным и теплым. Но в камине не потрескивал огонь, а на полу залегли тени, тянувшиеся от ковра и словно собирающиеся игриво цапнуть ее за пятки.

Взгляд Дэлайлы заскользил по безмолвному Пианино, и она задумалась, был ли прав Гэвин, что оно устало играть, или же причина в тех ее словах. Она надеялась, что не в них.

Но на всякий случай прошептала:

– Прости меня за те слова. На его месте я бы не захотела никуда уезжать.

В комнате звенела тишина.

Не желая оставаться в темноте, Дэлайла прошла по ковру к высокому светильнику у двери. Она протянула руку и повернула выключатель, но ничего не произошло. Попробовала еще раз, заглянула под большой абажур, даже подкрутила лампочку, чтобы убедиться, все ли работает. Но все равно ничего не происходило.

Дэлайла присела на корточки, пытаясь найти провод. Не найдя его, на четвереньках поползла к телевизору, решив понять, есть ли шнур и вставлен ли он в розетку.

Но не было ни провода, ни розетки. Она огляделась. Не было и выключателей верхнего света. Дэлайла вытащила из кармана телефон и провела пальцем по экрану, чтобы включить его. Потом развернула его, освещая себе комнату, но света хватило, чтобы видеть лишь на несколько шагов вокруг себя. Она ощутила глухой стук колотящегося сердца и уже ставший любимым прилив адреналина, что испытывала, когда смотрела фильмы ужасов с кровавыми сценами. Такое – ее стихия, ей нравилось все страшное и неизвестное. Потому она и пришла сюда.

– Спокойно, Дэлайла, – сказала она себе, попытавшись рассмеяться, но смех получился немного сдавленным.

Ее шаги были странно громкими в тихом доме; казалось, что прикосновения ее ног к дереву звучали, словно сирена, сообщающая о ее присутствии. Все вокруг было зловеще спокойным. Дэлайла отметила, что если бы это происходило в одном из тех фильмов, что она смотрела поздно ночью, пока ее родители спали, сейчас отличный момент, чтобы из-за угла выскочил убийца на ничего не подозревающую жертву и порубил ее на куски. Она не смогла не оглянуться, отчасти ожидая, что там кто-то будет.

Дэлайла всегда верила, что она умнее обычных девушек, но сейчас, когда между ней и входной дверью пролегало такое большое расстояние, она не была в этом уверена. Почему Дом такой тихий? Он нервничает? Растерян? Или выжидает?

Дэлайла написала Гэвину:

«Я на месте. В доме так тихо. Ты уверен, что все в порядке? Он не против?»

Через считанные секунды телефон завибрировал.

«Конечно, уверен».

«Тут очень темно», – ответила она, виновато скривившись и нажав «отправить». Она не хотела выглядеть нервной или попавшей в беду… но в темноте и без огня в камине чувствовала себя неловко.

«Да? – переспросил он и почти сразу добавил: – Мне никогда не нужен был фонарик, но у меня в тумбочке есть свечи».

Она поднялась по лестнице, и перед ней протянулся длинный и темный коридор. На стенах висели фотографии в рамках с изображениями Гэвина, от беззубого мальчика до высокого юноши, каким он был сейчас.

Она приостановилась у большой подборки фотографий. На первой Гэвин стоял один с более простой версией дома позади. На второй – и Гэвин, и дом заметно изменились: они подросли, одни черты теперь выделялись, другие смягчились. И каждая фотография показывала процесс взросления мальчика и усложнения дизайна дома за его спиной.

Дэлайла сообразила, что она стоит перед портретами, которые иначе чем семейными и не назовешь.

У той же стены стоял длинный узкий стол с простой чашей с красными яблоками, что росли на дереве во дворе. Дэлайла отступила на шаг и взглянула на изогнутые ножки стола, которые на концах выглядели как лапы дикого зверя с когтями, впившимися в деревянный пол. Она не знала, почему эта деталь так странно выделялась в Доме, который жил, дышал и вырастил семнадцатилетнего парня, но по телу пробежал озноб.

Она пошла дальше мимо нескольких комнат с открытыми дверями, в окна которых проникал все тот же тусклый свет уходящего дня. В тот раз Дэлайла не обратила на них внимания – в компании Гэвина сложно замечать что-либо еще – но теперь каждый уголок манил ее своими темными секретами.

Дэлайла посветила телефоном в первую комнату. Там все было, как обычно: большая кровать с пушистым белым покрывалом, тумбочка, кресло-качалка в простенке между окнами. В следующей было две одинаково заправленные кровати. Обои были другими только в третьей комнате – вместо моря темно-зеленого цвета там была стена желтых одуванчиков.

Она остановилась в дверях детской, где повсюду стояли небрежно упакованные коробки с торчащими оттуда разными игрушками. Дэлайла помнила, как Гэвин рассказывал, что дом обеспечивает его всем необходимым, но не понимала, для кого все это. Для Гэвина? Или для того, кто был здесь до него? Кто будет после?

Солнце уже зашло, и комнату заполнили странные тени. С верхней полки книжного шкафа на нее смотрела кукла со склоненной на бок головой, но стеклянные глаза, к счастью, были безжизненными.

Она продолжила идти по коридору, резко замерев, когда услышала скрип за спиной. Она застыла, затаив дыхание, а по коже на затылке бежали мурашки.

У Дэлайлы всегда было богатое воображение, и хотя она не знала причину звука, сердце бешено колотилось в груди.

– Держи себя в руках, – сказала она себе, уверенная, что если обернется, то в темноте позади себя увидит лишь пустой коридор и лестницу.

В голове настойчиво крутилась мысль, как Гэвин говорил ей, что здесь она в безопасности и что Дом не тронет никого, кто ему важен. Она вспомнила об этих словах, когда половицы снова заскрипели, а за спиной раздался еле слышный рык.

Глубоко вдохнув, она набралась смелости и так резко обернулась, что юбка закрутилась вокруг ее ног. Она вглядывалась в пустой коридор, освещая телефоном каждую комнату.

Ничего.

Дэлайла прищурилась и на дрожащих ногах шагнула вперед. Затем еще.

Она была почти уверена, что теперь стол стоял подальше.

Еще вчера в этом доме она смеялась и танцевала с Гэвином, поэтому сейчас вошла в его спальню и закрыла за собой дверь. Ей хотелось узнать этот дом, доверять ему и присоединиться к этому миру. Она инстинктивно пошарила в поисках замка, но его там, конечно же, не было.

Комната Гэвина окнами выходила на задний двор и была далеко от единственного уличного фонаря, а потому тут было темнее, чем в других комнатах. Дэлайла посветила телефоном перед собой и подошла к тумбочке. Там, где он и сказал, она отыскала свечи: они лежали у дальней стенки выдвижного ящика, а под ними нашлась желтая зажигалка.

Дэлайла нехотя опустила телефон, ведь ей нужны были свободные руки, произнесла еще одну молитву, и зажигалка вспыхнула в темноте. Две попытки, и свеча зажглась, постепенно разгораясь и освещая комнату.

Она поставила свечу на стол и заметила блокнот. Взяла его и устроилась на кровати, подоткнув под спину подушки, осторожно положив на колени и открыв.

Он был тяжелым, часто использовался, поскольку края страниц были истрепаны, покрыты чернилами и углем. Обложка издала треск в тишине –за годы использования переплет высох.

На первой странице была птица, нарисованная настолько реалистично, что Дэлайла не смогла удержаться и коснулась пальцами крыла, почти ожидая почувствовать мягкость перьев. Было несколько рисунков и с ней: под школьным деревом, в кинотеатре с Давалом, на уроке английского у мистера Харрингтона. Она ощутила безумное чувство собственничества и восторг при мысли о Гэвине, сидящем ночью в этой кровати и рисующем ее.

Блокнот был почти полностью заполнен рисунками, и Дэлайла продолжила смотреть, листая страницы, когда ее глаза начали слипаться. Несмотря на тревогу, в комнате Гэвина и в окружении его вещей ей было комфортно. Его запах был повсюду. Воздух в комнате был теплый и слегка влажный, и ей было легко закрыть глаза и представить, что он здесь.

Она уснула, прислонившись к мягкой подушке, и почувствовала, как одеяла обхватили ее, словно руками. «Может, они у него и были», – подумала она, проваливаясь в сон.

***

Что-то было не так.

Дэлайла резко проснулась, не понимая, что ее разбудило. Она вглядывалась в темноту, потихоньку привыкая и рассматривая в свете свечи окружающие ее силуэты.

Она пошевелилась в попытке сдвинуть одеяла, укутавшие ее тело и ноги, когда откуда-то из темных уголков дома донесся звук. Сначала был приглушенный одиночный стук, который можно было легко игнорировать. Поэтому Дэлайла поудобнее устроилась в кровати, собираясь спать дальше.

Но звук повторился. Снова и снова. Он становился все громче и настойчивей, и напоминал… биение сердца.

– Гэвин?

Дэлайла подождала – в голове из-за сна был туман – и напряженно вслушалась, чтобы уловить движение, при этом полагая, что Гэвин мог вернуться домой, пока она спала.

По позвоночнику пробежала дрожь, пока она продолжала слушать и, не мигая, широко раскрытыми глазами смотрела на тени вокруг кровати. Она вспомнила стол с когтями на ножках, шторы, что резко закрылись, когда она впервые попыталась заглянуть в дом. И стало интересно, что еще здесь есть, и что случается в этих стенах, пока Гэвин отсутствует.

Рациональная часть ума отругала ее, напомнив о ее склонности драматизировать, и настаивала, что если она хочет быть частью жизни Гэвина, то ей стоит смириться с таким окружением, а не позволять разыгрываться фантазии всякий раз, когда услышит скрип половицы или стук по стенам. Дом ведь живой и поэтому вполне естественно, что издает звуки.

Дэлайла вгляделась сквозь темноту в пушистые облака, нарисованные на голубом потолке. Они мирно плыли по плоскому небу, и она попыталась расслабиться и не обращать внимания на непрекращающийся стук, доносившийся откуда-то снизу.

Над деревьями показалась луна, и ее свет просочился в узкую щель между шторами и разлился на полу. Облака теперь стали видны еще лучше, как и силуэты других предметов на сказочном небе: плюшевый мишка и корабль, покачивающийся на неспокойных волнах. Но вместе с ярким светом пришло понимание: что-то изменилось. Голубое прежде небо стало бурным темным, а над штормовым морем носились грозные тучи.

Дэлайла укуталась поглубже в одеяла, наблюдая, как буря поглощает нарисованный корабль вместе с ее спокойствием. Одежда начала липнуть к вспотевшей коже, когда она взглядом пробежала по стенам, где картины, казалось, замирали от ее взгляда.

Дэлайла думала, что спала лишь пару минут, а свеча уже почти догорела. Воск был желтым – она была в этом уверена – но сейчас оказался кроваво-красным и струйками стекал по подсвечнику. Пламя тускло мерцало, и краем глаза она увидела, как по стене что-то движется.

Дэлайла изо всех сил старалась рассмотреть силуэт.

Неясный узор на обоях размылся, после чего снова стал четким. Она несколько раз моргнула и поняла, что там то, чего раньше не было. Похоже, это пауки. Поначалу их было немного, но они все прибывали, и вскоре ими стала покрыта вся стена. У них были толстые лапки, покрытые волосками, а тела были такими пухлыми и круглыми, что ей стало не по себе.

– Это не по-настоящему, – прошептала она, зажмурившись и надеясь, что проснется от этого кошмара. Комнату озарила вспышка, и Дэлайла вскрикнула, глядя на потолок, откуда ударила молния. – Это не по-настоящему.

Сердце забилось все быстрее, звук собственного пульса ревом отдавался в ушах. Она попыталась встать с кровати, но ее ноги и руки были словно прикованы, а мозг отказывался давать сигналы, чтобы заставить их пошевелиться.

По стене побежали сотни черных тел на тонких лапках, и их было так много, что она слышала, как они движутся. Они двигались волнами, собираясь в группы и превращаясь в слова:

НО

ОН

НАШ

Слова появились на стене, потом исчезли и затем сложились снова. Дэлайла застыла, а в горле застрял крик. Одеяла обхватили ее крепче, прижимая к кровати и разведя в стороны ее руки.

Кровать задрожала, когда она попыталась заглянуть, что творится вокруг. Изножье завибрировало, послышался звук скрежещущего металла. На миг свеча вспыхнула ярче, она увидела собственное перепуганное отражение в латунном столбике. Дэлайла в ужасе наблюдала, как столбики становятся выше, стремясь к потолку, и заостряются, словно копья.

Она забилась в путах, врезавшихся в кожу, пытаясь освободиться. И поверх шуршания снующих пауков и оглушительного звона металла постоянно слышалось быстрое биение сердца откуда-то снизу.

Дэлайла заплакала, по лицу потекли горячие слезы. Ее крик пронзил тьму, и все тут же умолкло. Ее руки и ноги внезапно оказались свободными, и Дэлайла тут же сжалась, прижав колени к груди.

Во всем доме резко зажегся свет, и послышался шум открывающейся и захлопывающейся двери.

Гэвин.

Быстро вытирая с щек слезы, Дэлайла заморгала из-за яркого света, когда услышала свое имя со стороны лестницы. Она взглянула на потолок, где пушистые облака плыли по снова безмятежному голубому небу. Никаких пауков, только серо-синие обои на стенах. Кровать тоже выглядела обычной. Медные столбики с мягкой обивкой были чистыми, без единого отпечатка.

У нее заболела голова.

– Дэлайла? – снова позвал Гэвин, после чего послышались его шаги, когда бежал по ступенькам.

– Я здесь, – сказала она, удивившись, что ее голос не дрожит.

– Вот ты где, – начал он, но помрачнел, увидев ее лицо. Судя по панике в его глазах и скорости, с которой он пересек комнату и сел рядом с ней, она выглядела не так спокойно, как говорила. – Что случилось?

Дэлайла схватила его за руку, такую холодную и уверенную.

– Ничего, – настаивала она, успокаиваясь и думая, что все это ей приснилось. – Я уснула.

– Кошмар? – спросил он, гладя ее по волосам.

– Просто сон. Я в порядке, честно.

Гэвин расслабился и, наклонившись, осторожно ее поцеловал.

– Видимо, очень плохой сон, – заметил он, заглядывая ей в глаза.

Дэлайла покачала головой и обняла его за талию. Сердце Гэвина билось спокойно у ее уха, и этот звук был удручающе похож на тот, что ее разбудил.

– Просто сон, – повторила она, закрыв глаза и пытаясь убедить в этом и себя.