Дом

Глава 8

Он

Той ночью Гэвин лежал на Кровати, длинными ногами почти доставая до изножья. Он стал слишком взрослым для этой комнаты, ведь жил здесь с семи лет, а потому решил, что пора перебираться из детской, из этой комнаты с синими обоями и со свисавшими с потолка моделями самолетов.

Такая любовь к самолетам развилась у него в двенадцать, когда он посмотрел документальный фильм о братьях Райт [братья-американцы, за которыми большинством стран признается постройка первого самолета – прим. перев.] по Телевизору. Он до сих пор помнил, как неделями говорил только об этой передаче и как Дом просто его слушал. Он без умолку тараторил о деформации крыльев и о планерах, и Дом словно понимал его, а цветы на Картине в кабинете подбадривающе кивали, когда он умолкал, чтобы перевести дыхание.

Он вспомнил, что на крыльце волшебным образом появлялись коробки с книгами об аэронавтике и космонавтике – безмолвно заказанные и безмолвно доставленные – как на Столе возле Кровати он нашел энциклопедии. Изучая том за томом, он читал несметное количество биографий, даже находил чертежи уменьшенных моделей самолетов. Но только не карты. Как не находил атласов или глобусов. Гэвин столкнулся с таким впервые, ведь Дом обеспечивал его всем необходимым или желаемым, но пытался удержать его только от одного, на что сам Гэвин раньше не обращал внимания, – от окружающего мира.

И каждый раз, когда эти мысли возникали в его голове, Гэвин заталкивал их подальше, как и прочие неприятные размышления. Все равно другой жизни он не знал. Разве он не был всегда счастливым? Или хотя бы довольным? Он всегда считал, что все люди в общем-то живут в коробках, просто его коробка на вид была более странной, чем у других.

А теперь сюда захотела прийти Дэлайла.

Гэвин не представлял, что с этим делать, и он никогда так искренне и страстно не желал этого. Другие девушки были любопытными и использовали его, чтобы исследовать свои границы и ощущения опасности и безопасности, но с Дэлайлой было всегда понятно, что если с другими он обращался осторожно, то с ней хотел другого. Она была словно фейерверк, что находился слишком близко к спичке: вся ее энергия готова вот-вот высвободиться. Он хотел увидеть, как она взорвется.

Черт, а ведь спичкой был он. Он хотел сделать так, чтобы она взорвалась.

Он зажмурился и расстроенно вздохнул, сказав Кровати:

– Ты слишком мала.

И как только были произнесены эти слова, послышался громкий металлический лязг. Кровать задрожала, заскрипели пружины, заскрежетал металл о металл.

Гэвин спокойно ждал, пока Кровать растянется под ним, став на полметра длиннее и на метр шире. Порой он задумывался, понимает ли Дом, что он уже вырос, или все здесь представляло его еще маленьким мальчиком.

– Так лучше, – сказал он. – Спасибо.

Гэвин огляделся, скользя взглядом по обоям цвета неба и детского вида облакам на потолке. Он не мог показать такое Дэлайле.

– Думаю, нужно сменить оформление, – он замолчал, гадая, какие изменения будут приемлемыми. Как вообще должна выглядеть комната семнадцатилетнего парня? – Чуть больше черного, – закончил он, удовлетворенный тем, что комната стала больше походить на нужную.

В комнате стало прохладнее, а в глубине фундамента Дома послышался гул – мягкое предостережение.

Но Гэвин не обратил на него внимания, поднявшись с кровати и пройдя по комнате. Он выглянул из окна в сторону садящегося солнца, чьи золотистые лучи были едва заметны за крышами домов вдали.

Перед ним простирался двор, под тонким слоем льда виднелся калейдоскоп цветов. Дэлайла знала о яблоках, но Гэвину стало интересно, что она скажет, увидев, что в январе цветут розы, а сад полон овощей, продолжающих вызревать даже зимой.

В школе она выглядела совершенно невозмутимой, когда узнала о его секрете, но одно дело принять саму мысль о доме, который живет, дышит и меняется, и совсем другое – увидеть его. Как она отреагирует на Папоротники, что перемещались к Окнам, которые были лучше освещены солнцем? Или на Лампу, которая ходила вслед за ним в каждую комнату, потому что ни в одной из них не было выключателя. Или на Стол в гостиной, никогда не двигающийся днем, зато ночью, поскрипывая, бродивший по коридорам.

Она хотела прийти и увидеть, как он живет. И он отчасти волновался, что сначала она увидит, как само загорается пламя в Камине, а Старинные Часы говорят ему, насколько он опоздал, а потом выбежит за ворота и больше никогда с ним не заговорит.

Но что-то более темное в нем беспокоилось, что она не испугается. Что, может, Дэлайла Блу была так же смела, какой выглядела, и не убежит. И это пугало его куда сильнее всего остального, потому что Гэвин был уверен: как только Дэлайла войдет в дверь, он не захочет ее отпускать.

***

Гэвин шел в школу длинным путем, все еще не решив, что сказать, когда Дэлайла снова попросится пойти к нему домой. Он в раздумьях шагал по талому снегу. А она ведь так и сделает, он не сомневался. Не знал только, успеет ли хоть что-то сказать перед этим.

Она ждала у входа, у ее ног лежала сумка. Гэвин заметил ее еще до того как она увидела его, и его взгляд скользнул от ее заплетенных волос к ногам, выглядывавшим из-под яркой юбки в складку.

Гэвин знал о девушках не так уж много, но ему хватало этих знаний. Он понимал, что многие из них носят такие вещи, думая, что этим сводят с ума парней. Но не нужно быть гением, чтобы знать: надевая форму, которую она сама считала скучной, Дэлайла и не догадывалась, что делает с ним или даже с любым другим парнем. Она не задумывалась об одежде. Но невинного вида ее ног ниже колен, обтянутых плотными колготками и обутых в ботинки, было достаточно, чтобы он начал думать о тех частях ее тела, которые не мог видеть.

Она заметила его, когда он переходил через дорогу. Глаза Дэлайлы округлились, лицо озарила улыбка, и узел в его животе стянулся еще сильнее.

– Привет, Дэлайла, – пытаясь убрать хрипотцу из голоса, произнес он.

– Привет, Гэвин, – отозвалась она, серо-зелеными глазами вглядываясь в его лицо. – Закончил доклад про По?

– Да. А ты?

Дэлайла развернулась и зашагала к школе.

– Да, но это заняло целую вечность.

– Почему? Вы ведь, наверное, проходили По в Святом Бенедикте.

Они поднялись по ступенькам, и Гэвин придержал для нее дверь, вдыхая ее яблочный аромат, когда она входила.

– Все равно пришлось прилично покопаться.

Он посмотрел на нее, гадая, откуда взялась ее загадочная улыбка.

– Уверен, ты просто упустила какие-то мелкие детали.

– Или на уроке английского есть на кого отвлечься, – заметила она.

Гэвин обдумал ее слова, отмечая для себя ее хитрый вид.

– Ну, мистер Харрингтон вполне привлекательный, – ухмыльнувшись, ответил он.

– Мы могли бы отвлечься у тебя дома, – прошептала она. – Уверена, ты прекрасный учитель.

Гэвин сглотнул и отвел взгляд, но как только он смутился, Дэлайла рассмеялась и взяла его за руку. Она задрала его рукав и уставилась на слова, которые он написал чернилами этим утром:

«Она лишит тебя дара речи и заставит выть на луну».

– Что это?

Он опустил рукав и взглянул ей за спину, где несколько учеников с интересом наблюдали за их разговором.

– Это из любимой песни.

Они остановились у шкафчика Дэлайлы.

– Ты точно это хочешь? – наконец спросил он. – Дом воспринять сложно, – он огляделся и снова посмотрел на нее. – Впрочем, быть со мной тоже сложно.

Ее глаза вспыхнули, и, встав на цыпочки, она губами почти коснулась его уха. В коридоре было полно народу, но им обоим было на них наплевать.

– Уверена.